Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов

Поймав на себе взгляды десятка окруживших песочницу людей, Струге попытался отвести Вадима в сторону. Но сделать это оказалось непростым делом.

– Он через месяц должен был уехать в Германию, – глухо пробормотал Пащенко, наблюдая, как ловко упаковывают тело Генки в черный мешок двое санитаров «труповозки». – Точно мусор убирают...

Глава 9

Домчав «девятку» с воющим от боли Полетаевым до моста через Терновку, Седой заглушил двигатель и самокатом скатил урчащую машину с насыпи. За бетонной опорой моста, упершейся в берег, стоял «Порше».

Распахнув дверцу пассажира, Хорошев, ни слова не говоря, схватил Николая Ивановича за шиворот и поволок к воде.

– Не будь дураком, Валентин Матвеевич!! – молил Пролет. – Мы взрослые люди и всегда сможем договориться!

Свое вынужденное перемещение к воде он расценивал как скорую смерть. Однако, рассмотрев за опорой элегантный «Порше» и поняв, что именно он является конечным пунктом этих пертурбаций, немного успокоился. И даже молчаливо позволил затолкать себя ногами на соседнее с водительским сиденье.

– Валентин Матвеевич, у меня есть то, к чему вы так долго шли. – Если бы не всхлипывание от ноющей в бедре боли, его тон даже можно было назвать деловым. – Зачем осложнять ситуацию? Можно ведь просто поделиться!

Видя, что подобное заявление не произвело должного впечатления, он уточнил:

– И проценты тоже можно обговорить.

Через пять минут езды, решив, что последнее заявление несколько неопределенно, он его конкретизировал:

– Три не делится на два без обиды только в первом классе. Но мы-то цивилизованные люди... Три на два делится очень просто. Два – вам, один – мне.

Когда «Порше» покинул крайние дома перед выездом из города, он решил уравнение другим способом.

– Я даже не стану возражать, если моя половина составит пятьсот тысяч.

Вдалеке замелькали лесопосадки. Это подтолкнуло Николая Ивановича на снижение размеров своей доли до двухсот тысяч.

Когда же чудо немецкого машиностроения, слегка ухнув мощным двигателем, свернуло с трассы и стало въезжать в лес, Полетаев понял, что двухнедельные муки не принесли ему дивидендов в размере даже одного цента. В активе оставалась лишь жизнь, однако выторговать предстояло еще и ее.

Хорошев задыхался от ярости. Когда он увидел перед банком Полетаева и незнакомого человека, одетого в джинсовый костюм, он во мгновение ока понял, что поспел к шапочному разбору. На его глазах в здании банка будет происходить торжественный обмен «Маленького ныряльщика» на соответствующую этому полотну сумму денег. Однако было странно, что ему назначили встречу в этом месте Струге и Пащенко. Это на самом деле было странно. Пока участники сделки стояли на крыльце и что-то обсуждали – очевидно, последние нюансы, – Седой вдруг подумал о том, что яма, в которой расположен неработающий кинотеатр, – не самое лучшее место для встреч друзей. Вскоре он увидел и тех, кто ему встречу назначил. «Волга» прокурора стояла на противоположной стороне улицы, на том же расстоянии от банка, что и он, Седой. И все для него стало на свои места в тот же момент. Случайности бывают лишь в дешевых детективах и голливудских боевиках.

Исследовав площадь перед банком, отставной десантник обнаружил то, чего в его рассуждениях не хватало. «Шнырей» из федеральной службы, которые всегда стараются быть невидимыми, а потому всегда торчащие на виду, как бородавка на носу. Очевидно, делалась ставка на его армейскую тупость, поскольку от своей способности становиться прозрачными «наружники» работали лишь на треть. И в эту минуту Хорошев похвалил себя за то, что на весьма сомнительную встречу школьных друзей прихватил с собой компактный тридцатизарядный «узи».

И сейчас, заезжая в лес, он похвалил себя во второй раз. За то, что в суматохе событий смог выделить для себя главное и это главное снова прихватить с собой.

Нет сомнений в том, что Полетаев, выходя из банка, хозяином картины уже не являлся. Зато был счастливым обладателем крупной суммы, которая волновала Валентина Хорошева гораздо больше, нежели мазня Гойи. Если бы в банке происходил обратный обмен, то сейчас в его машине сидел бы не умирающий от ужаса Полетаев, а тот, джинсовый...

– Ну выходи, что ли, любитель живописи. – Распахнув дверцу до отказа, Седой взял Николая Ивановича за шиворот и одним движением вывалил его из «Порша» на траву, как армейскую тушенку из банки.

– Послушайте, я весь в крови, и меня это пугает, – затараторил Полетаев. – Может быть заражение крови или гангрена...

– Что, собственно, одно и то же. Я могу изменить решение в отношении тебя, если ты сейчас и очень быстро поведаешь мне об условиях своей сделки в банке. Быстрее, Николай Иванович! У меня совсем нет времени!..

Увидев в руках отставного подполковника нож с черным матовым лезвием, Полетаев включил ускоренную передачу двигателя, толкающего разговор.

– Этот человек, с которым вы меня видели, один из тренеров шведской команды по футболу... Вы только не подумайте, что я издеваюсь над вами! – Последнее заявление Пролет сделал, предположив, что первое может вызвать вполне обоснованный гнев.

– Я и не думаю, – возразил Хорошев, словно нечаянно скосив взгляд на лезвие. – Продолжайте, пожалуйста, в том же духе...

– Меня вывел на него один человек... Вас интересует – кто?

– Нет.

– Вот... – Почесав затылок, Полетаев понял, что сбился с мысли. Ему не давал покоя нож, которым собеседник равнодушно, словно карандаш, затачивал сучок. – Это человек из Швеции, хотя я об этом не знал. Признаться честно, я ожидал контакта из Германии.

– Мне плевать, чего вы ожидали, Полетаев! Вы совершили сделку, и все, что меня сейчас интересует, это ее условия! У вас нет картины, хотя о том, что она хранилась в банке, мне можно было догадаться и раньше. Впрочем, это ничего бы не меняло. Итак, вы передали «Ныряльщика» этому джинсовому шведу. И мне, честно говоря, наплевать на дальнейшую судьбу этого рисунка Гойи! Меня больше волнует тот пункт обязанностей сторон, где обговаривается порядок передачи вам денег. Неужели мне нужно воткнуть в вас нож, Николай Иванович? Вы просто толкаете меня на то, чтобы я отрезал вам правое яйцо!

– П...почему – правое?

– Потому что я левша. Где деньги, придурок?

Лицо Хорошева слегка потемнело, и Николай Иванович догадался, что это значит. Выводить из себя человека, который, ни секунды не задумываясь, расстрелял ворота его дома ракетой, ему не хотелось. Но еще больше не хотелось начинать разговор, который обязательно закончится выяснением обстоятельств того, как удобнее перевести деньги с банковского счета его, Полетаева, на банковский счет этого вояки.

– Деньги, конечно, в банке, – помедлив, дрогнул голосом Пролет. – В Цюрихе.

– Вам их перевели, воспользовавшись компьютером банка?

– Конечно... А картину унес швед...

– Мне фиолетово, что унес с собой швед. Счет именной? Каким образом вы теперь можете снять деньги или перевести их на другой счет?

– Это счет на предъявителя. С этого момента операции с деньгами могу производить лишь я, лично прибыв в «Свисс-банк» и сообщив пароль. Либо указать этот цифровой пароль на расстоянии, при пользовании компьютером... Это – первая комбинация цифр. Посредством его введения осуществляется вход в систему и допуск к счету. Второй код разрешает производить с суммами на счете операции...

Ответа на первый вопрос, продолжая лелеять в душе надежду, Полетаев попытался избежать. Однако его собеседник хорошо знал предмет, которым интересовался.

– Значит, счет не именной, – заключил Хорошев. – Значит, существует и третий вариант. Деньги будут переведены, если знать цифровой код. Я даже не знаю, стоит ли мне задавать последний вопрос...

– 545732164.

– Для раненного в ногу у вас неплохая память. И все-таки я запишу. Значит, это первый код. А второй?

– Четыре пятерки, тринадцать, двадцать восемь, ноль, один.

Вынув из кармана пиджака крошечную электронную записную книжку, Хорошев забил номера в память.

– Полетаев, я одного не могу понять. Смотрю сейчас на вас, взлохмаченного, несчастного, раненного, лежащего на лисьем дерьме в сорока километрах от вашего разрушенного дома, оставшегося без помощников, мобильного телефона и даже денег на проезд в общественном транспорте, и в голове стоит один-единственный вопрос... А нельзя было отдать мне этот долбаный карандашный рисунок сразу, едва я его попросил?

Утвердительный ответ на этот вопрос Полетаев сформировал лишь сейчас. В сорока километрах от своего разрушенного дома, но в пяти шагах от апостола Петра, бряцающего ключами у ворот Эдема.

– Если ваша жизнь продолжится, как вы намерены ее использовать?

Полетаев немного воодушевился:

– О-о-о... Я тут же позабуду о всех событиях, которые происходили в последние две недели, снова займусь инвестициями... Вы знате, Хорошев, иногда этот промысел приносит неплохие доходы. Вот, к примеру...