Кризис - Александр Хинштейн

Он денационализировал экономику. Начал привлекать иностранные инвестиции. Укрепил финансовую систему.

Но самая успешная и самая честная из реформ Пиночета — пенсионная. Не будем вдаваться в детали: суть в том, что пенсии государство платить не могло, Пиночет это трезво понимал, и решился не рубить собаке хвост по частям. По сути, он объявил страшную вещь — полный дефолт государства по пенсионным обязательствам, и начал с нуля новую, эффективную пенсионную систему. Реформа была предельно жесткой, даже жестокой, но наполненной не популистскими разглагольствованиями, а простым здравым смыслом, и потому — успешной.

В итоге народ пенсионной реформе Аугусто Пиночета поверил. Михаилу Зурабову учиться у него и учиться. Настоящим образом, заметим.

Сегодня в пенсионной системе Чили «крутятся» десятки миллиардов долларов. Чилийцы, вложившие свои пенсионные накопления в акции, владеют капиталом, в сумме составляющим половину ВВП страны.

В общем, чилийский народ поддержал жесткую руку «кровавого диктатора» и его последовательное, ответственное правительство.

Что характерно, даже пришедшие на смену ему демократы, сколько ни проклинали хунту в части цензуры, ограничения свобод и т. п., но никогда не отказывались от либеральных идей Пиночета в экономике.

Это еще один пример того, как сильная власть побеждает кризис, не боясь оказаться непопулярной.

Выбирать надо что-то одно. Либо — популизм и раздача заманчивых обещаний. Либо — конкретные жесткие шаги, пусть даже поначалу и не всегда популярные.

Сразу и хорошо никогда не бывает. Истинную оценку дает только время.

Повелители иглы

Причин для начала кризиса может быть сколько угодно: от дурости и слабости власти до банального неурожая. Если же разные напасти дополняют друг друга — пиши пропало.

Смутное время, охватившее Россию в начале XVII века, было именно таковым.

Первые четыре года столетия — с 1600 по 1603 — выдались сплошь неурожайными; само провидение будто посылало испытание за испытанием. Заморозки не прекращались даже в летние месяцы, а в сентябре вдруг выпадал снег.

Страну охватил страшный голод: за 2 года в одной только Москве погибло 127 тысяч человек.

Тщетно Борис Годунов пытался накормить народ. Даже открытые для голодающих царские амбары, бесплатная раздача хлеба и введение фиксированных цен не могли победить голод.

Годунов Борис Федорович (1552–1605) — русский царь с 1598 года.

Удачливый царедворец, он смог настолько возвыситься при таком сложном руководителе, как Иван Грозный, и так закрепиться при его сыне Федоре Иоанновиче, что был избран Земским собором на царство. Но, как говорится, «в трудное время взял я власть». Хотя Царь Борис удачно воевал с Швецией, приращивал Россию Сибирью, основывал новые города на Юге — Воронеж, Белгород… Но жизнь в стране становилась все хуже.

Ему вдруг как-то тотально перестало везти: то неурожай, то восстания, то голод. Он уже и житницы царские перед народом раскрывал, и деньги собственные ему раздавал, а страна его все больше не любила. Кончил царь Борис свои дни смутно и мрачно. Тут появился первый самозванец, а Россия окончательно рухнула в смуту

Хлеб все дорожал, а деньги дешевели.

Многие помещики вынуждены были просто прогонять прочь своих холопов и слуг; элементарно не на что было их содержать. Люди питались травой, сеном, трупами животных. Процветало людоедство.

Это при том, что хлеб, — несмотря на холода и снег — в стране был. Но крупные землевладельцы специально придерживали его, дабы искусственно взвинчивать цены. Не отставала от них и святая церковь во главе с самим патриархом Иовом. В Кирилло-Белозерском монастыре, например, преспокойно лежало 250 тысяч пудов зерна; этим количеством без труда можно было кормить 10 тысяч человек целый год.

Лишь обильный урожай 1604 года хоть как-то остановил вымирание народа. Правда, впереди Россию ждали новые, не менее страшные времена: приход Лжедмитрия, польская интервенция, череда крестьянских войн. Часть территорий надолго была утрачена. Шведы, допустим, покинули Новгород только в 1617-м. После них город остался полностью разорен, в нем насчитывалось лишь несколько сотен жителей.

«Смутный» кризис нанес экономике гигантский урон, на преодоление которого ушли целые десятилетия. Размеры пашен сократились катастрофически, в некоторых уездах — до 20 раз. Сельская местность обезлюдела. Земли во владениях Иосифо-Воло-коламского монастыря, к примеру, были, по утверждению современников, «все до основания разорены и крестьянишка с женами и детьми посечены, а достольные в полон повыведены… а крестьянишков десятков пять-шесть после литовского разорения полепились и те еще с разорения и хлебца себе не умеют за-весть»…

Но этот кризис был, по крайней мере, понятен. Нет хлеба — людям нечего есть. А вот, если хлеба (нефти, золота) — наоборот, много… Так много, что девать его просто некуда… Тогда с чего бы кризису начинаться?

Ан нет. Человеческая жадность не имеет границ. Кризис переизбытка ресурсов — вот как это называется.

История, увы, почти не знает случаев разумного пользования этим даровым счастьем.

Вы уже подумали о нефтедолларах и Стабфонде им. Кудрина?

Не торопитесь. Памятны и другие примеры.

Ярчайший — как испанцы в XVI–XVII веках просто проели золото из Америки, вместо того, чтобы использовать свое внезапное сверхбогатство для развития промышленности и создания инфраструктуры. На испанском золоте поднимались другие энергичные страны: Голландия, Британия.

В наше время не меньше золота важна нефть. И что же? Как правило, в нефтяных странах она играет ту же печальную роль, что и золото в средневековой Испании. Нефтедоллары в основном проедают. Более того…

Во многих странах — и Россия сегодня, увы, не исключение — поток нефтяных денег ведет к росту цен. Местная промышленность становится неэффективной: собственное производство слишком дорого, проще продать сырье и все купить на валюту за границей. Инфраструктура страны упрощается: в ней постепенно начинает исчезать все, кроме «топливно-энергетического комплекса».

Когда действующую власть обвиняют в том, что она подсадила российскую экономику на сырьевую иглу, это верно, но верно лишь отчасти.

Вопреки расхожему мнению, нет ничего дурного в том, что страна, обладающая от 6 до 15 % мировых запасов нефти и 30–36 % газа, делает основную ставку именно на экспорт природных ресурсов.

По такому же точно пути шли и будут идти многие другие народы. Та же Норвегия, например. Почитай весь Ближний Восток. Добрая часть Африки. Кстати, доля нефтяного экспорта в экономиках этих стран занимает даже большую нишу, чем в России.

Да и ошибкой было бы представлять себе злополучную эту иглу как апофеоз государственной глупости и лености; никаких усилий, мол, не прикладываешь, а деньги сами падают с неба.

На игле сидит не только Россия, но и Америка, Япония, Европа, словом, весь цивилизованный мир.

Без углеводородов жизнь современного человечества просто невозможна. Нефть — это ведь не только бензин и солярка. Это — основа всей химии, от пластика до синтетики и удобрений. Электроэнергия. Отопление. И компьютерная клавиатура, на которой сейчас набираем мы этот текст, тоже — нефть.

Кончится нефть — кончится и современная цивилизация. По крайней мере станет совсем ИНОЙ.

Так что вовсе не нам следует опасаться иглы, пусть другие ее боятся. У кого в руках нефть — тот и диктует свои условия; главное только — правильно диктовать…

В 1973 году арабский мир уже наглядно продемонстрировал, какая это страшная сила — игла. На Ближнем Востоке в тот момент вспыхнула очередная арабо-израильская война. Запад, разумеет-ся, принял сторону Израиля. И тогда ОПЕК — организация стран-экспортеров, этакий профсоюз поставщиков «черного золота», состоящий, в основном, из арабских стран — в знак протеста прекратил отгрузку топлива в Европу и США.

Сейчас это невозможно себе представить, но цена барреля нефти составляла на тот момент… примерно 3 доллара. Причем неизменной оставалась она десятилетиями (!), что Запад вполне устраивало.

Стоило лишь начаться блокаде, как цены тут же взлетели четырехкратно — до 12 долларов. И эта цифра нам кажется теперь смешной (летом 2008-го баррель сырой нефти стоил $145), а вот тогда-веселья было мало.

В США бензин подорожал аналогично — вчетверо. В моду вошли малолитражные автомобили, а бизнесмены и политики стали очень интересоваться электромобилями и водородным топливом.

Из опустевшей канистры, точно современный Хоттабыч, вылетел первый в истории энергетический кризис… Сами американцы по сей день все еще считают, что «нефтяной шок» 1973–1975 годов оказался самым тяжелым экономическим испытанием за весь послевоенный период.