ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИЯ - Клаудио Наранхо

- стандартная модель. Субъект в контакте со своей потребностью, которую он постигает орально.

[22] Теперь прошу его ассимилировать переживание, которое он проецировал. Все, о чем он говорил до этого, было не «его» переживание, а переживанием «языка». Несмотря на это, именно он сам чувствует замкнутость, он ощущает страстное желание выбраться и встретить кого-то или что-то. Предложение произвести грамматические изменения и повторить высказывания за свой язык как свои собственные может послужить для него средством раскрыть истинность его чувств.

[23] А вот это интересно. Когда он воздерживается, уходит от коммуникации, то становится взволнованным, у него выступает испарина. Полагаю, что такой уход является для него противоестественным, это симптом; т.е. в этом он передает собственный глубинный импульс, органичную потребность, свое желание жизни, свою истину: в момент ухода он не честен к себе

[24] И опять, не хочу интерпретировать, потому прошу его преувеличивать, вновь делать то, что он делал (т.е. кусался) с еще большей силой, если в моих предположениях есть хоть доля истины, она обязательно проявится. Прошу его преувеличить кусание.

[25] Вот еще один шаг в направлении более полной экспрессии: вначале он преувеличивал, затем издавал звуки, а потом закрыл глаза. Люди часто закрывают глаза в моменты необыкновенной интимности. После этого интимность становится полнее. Прося его открыть глаза, я пытаюсь внести чувства в его отношения с миром. Даже если он еще не может прямо направлять чувства на других, он должен свободно ощущать, что испытывает непосредственно, «в лицо», с другими; принять ответственность за свои чувства, несмотря на присутствие других. Я пытаюсь заставить его чувствовать более свободно с тем, что он выражал жестами и звуками. Мой вывод в том, что его роль «хорошего мальчика» имеет тесную связь с его общественным поведением, а осознание других проявляется, когда он высвобождает агрессию модели «плохиша» только в виде физических ощущений, или когда он наедине с собой.

[26] Первое обследование его и то, как он говорил о симптомах, подсказали, что он из категории «хороших мальчиков»; затем его способ упражнения континуума осознанности оказался текучим, но в нем было страстное желание делать все правильно. Я не говорил об этом. Я считал, что отношение недостаточно ясно, чтобы его отразить должным образом. Теперь же, я вижу, впервые он делает не то; его голос звучит по-иному, вся его манера изменилась, т.е. теперь он, вероятно, чувствует разницу со своей предыдущей ролью, может увидеть ее в ретроспективе. О том, что я вижу, говорю лишь вскользь, на случай, если это попадет на почву восприимчивости. Я не подталкиваю его говорить об этом, но опять прошу преувеличением развивать дальше его агрессивные действия.

[27] Совершенно ясно, что, чтобы он ни испытывал, такое выражение удовлетворяло его После этого ему становится легче Очевидно, что он выражает нечто, что не является его привычной частью, что им подавляется И даже сейчас он чувствует незавершенность Он все еще не уверен, кто это, неясно ассоциируя образ со своей матерью Вместо исследования вопроса логикой я пытаюсь облегчить опознание матери, прося стать этим образом с неясными качествами матери Я выбираю не направлять его прямо на столкновение с матерью, поскольку, по всей видимости, он отталкивает не мать, а часть себя, отпечаток матери на своей личности

[28] Опасаюсь, что инструкциями могу повлиять на его переживания Не хочу прерывать его С другой стороны, боюсь не подтолкнуть его в направлении, которым он следует, он может остановиться. Выбираю компромисс, говоря «Сможете ли словами выразить крик души, не подавляя его» Хочу быть уверенным, что он не ведет себя подобно «хорошему пациенту», теряя контакт со своими чувствами во имя исполнения инструкций

[29] Он воздерживался от этого последнего шага, сеанс на некоторое время пробуксовывал. Прежде, чем кто-то сможет выразить протест, он должен осознать, что у него этот протест есть. Я только сейчас сказал об этом, отметив его неохоту. Чувствую, что большее было бы преждевременным.

[30] Спрашиваю, как чувствует себя, свой голос, надеясь, что он осознает свою подконтрольность, которая становится все более очевидной в разговоре и в снижении самоуверенности в голосе.

[31] Теперь ситуация изменилась. Он уже знает о своей подконтрольности, поэтому я обязан сказать: «Вы можете стать менее управляемым?» Могу попросить его о том, о чем он хорошо знает.

[32] Предлагаю, чтобы он использовал повторяющееся высказывание как крючок, чтобы подвесить на нем невысказанное. Как мы знаем, ему хорошо удается выразить себя жестами и звуками, словами он тоже хорошо владеет. Он только что выражал себя и вербалыго, и невербально одновременно. Когда он пользуется словами, то отворачивается от своей физической спонтанности. Его разговаривающая и чувствующая сущности не объединены. Поэтому я даю ему набор того, из чего он может выбрать, прошу отобрать высказывание и пользоваться им. Это и будет тем же самым, что просить его выразить еще, больше. Ему ничего не нужно развивать. Единственной задачей будет интеграция: делать две вещи одновременно, пользуясь и вербальными, и невербальными моделями.

[33] Мне доставило удовольствие, что Фритц воспользовался термином из моей статьи

[34] Винтер Дж А «Доклад врача по дианетике» (Нью Йорк Джулиан Пресс, 1951 г)

[35] За 17 лет своей практики я хорошо знаю, как пациент умеет перекладывать ответственность за свои поступки на других, выбирая, что лучше быть послушным и обиженным, чем необиженным и свободным. Его засасывают «они», он не чувствует своего собственного порыва и своей решимости. Последняя фраза говорит, насколько он далек от роли, которую только что исполнял: его прельщают предложением власти и таким образом связывают, он становится послушным и безвластным.

[36] Я поражен тем, что он откладывает то, что я считаю самой главной причиной, на конец - даже где-то за самый конец, он сказал об этом как бы вдобавок к тому, что можно было легко проскочить. Сегодня я бы ему не позволил проскользнуть, скрыв главный эмоциональный вопрос за экраном этики и благоразумия.

[37] Мне захотелось выделить важность смеха в текущем лечебном процессе. Я думаю, что в группе по Гештальту, если не в любой группе вообще, vox populi является vox del- большинство в группе сразу же схватывает, куда клонит индивид Подобное групповое восприятие оказывается достаточно точным и не нуждается в многословии. Передавая то, как он говорит, я думаю, будет неплохо усилить контраст между его нынешней невыразительностью и страстностью при обыгрывании другой его стороны. Очевидно, что ему не интересна свобода, препятствующая женитьбе, он хочет любовных отношений, но вместе с тем продолжает обманывать себя, считая, что свободен и что вопрос любви лишь второстепенен.

[38] Заметьте, у него появилась трещина между идеалами и желаниями, т.е. желаемый образ жизни не кажется ему идеальным, и идеальное продолжает поддерживаться, несмотря на невключение в него любовного отношения. Сегодня бы я протащил больше интерпретации при обыгрывании его слабой сущности, покупающей любовь ценой заключения в тюрьму, послушного мальчика, платящего за любовь своими оковами. Я решил, очевидно, чтобы не прерывать его направленного на себя процесса, не высвечивать колебания в его словах, когда он критикует своего «хорошего мальчика» и вместе с ним значение авторитетов.

[39] С точки зрения идентификации Лена с «боящимся типом» (см. книгу Вторую, глава 5), я бы сказал, что его долг не покидать можно рассматривать как проявление страха быть покинутым.

[40] Этими словами я приглашаю его пережить избегаемую ситуацию вместо ассоциируемых катастрофических ожиданий.

[41] Считаю важным такой свой поступок с точки зрения способствования его выбору легкой иронией, пронизывающей мое вмешательство (иронией, тон которой можно опустить, когда я говорю, к примеру, о долге и желании, или о вопросе, что правильно, а что нет) Хотя мой совет выражен не явно, он доходит до него внутренне, подобно тому, как он внутренне реагирует на чувства группы

[42] Я опять иронизирую, говоря о «недостатках», скрыто передавая свое одобрение не должно быть так же важно, как чувство Строя жизнь по велению сердца, нужно помнить, что настаивание на детском послушании является порабощением личности, лишением истинности бытия