Песнь Сюзанны - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так тебя наказали?
– Да – Слеза вытекла из правого глаза Кинга и скатилась в бороду. – Куры мертвы.
– Куры в амбаре?
– Да, они. – За первой последовали новые слезы.
– Отчего они умерли?
– Дядя Орен говорит, это птичий грипп. Их глаза открыты. Они… немного пугают.
«Скорее, сильно пугают», – подумал Эдди, глядя на слезы и побледневшие щеки Кинга.
– Ты не мог выйти из сарая.
– Пока не распилю положенную поленницу дров – нет. Дейв свою уже распилил. Теперь моя очередь. По курицам ползают пауки. Пауки копошатся в их внутренностях – маленькие, красные. Как крупицы красного перца. Если они заползут на меня, я тоже заболею птичьим гриппом и умру. Только потом я вернусь.
– Почему?
– Я стану вампиром. Стану его рабом. Его писцом, возможно. Его карманным писателем.
– Кого?
– Повелителя пауков. Алого Короля, Пленника Башни.
– Господи, Роланд, – прошептал Эдди. Его била дрожь. Что они нашли? Какой улей разворошили? – Сэй Кинг, Стив, сколько вам было… сколько тебе лет?
– Семь. – Пауза. – Я обмочил штаны. Не хотел, чтобы пауки укусили меня. Красные пауки. Но тут появился ты, Эдди, и я обрел свободу. – Он широко улыбнулся, его щеки блестели от слез.
– Ты спишь, Стивен? – спросил Роланд.
– Ага.
– Засни еще глубже.
– Хорошо.
– Я сосчитаю до трех. На счет «три» ты заснешь так глубоко, как только можно.
– Хорошо.
– Один… два… три. – На «три» голова Кинга опустилась. Подбородок лег на грудь. Струйка серебристой слюны вытекла изо рта и закачалась, словно маятник.
– Итак, теперь мы что-то знаем. – Роланд посмотрел на Эдди. – Возможно, что-то важное, решающее. Алый Король коснулся его, когда он был ребенком, но каким-то образом мы перетянули его на свою сторону. Точнее, ты перетянул, Эдди. Ты и мой давний друг, Берт. В любом случае его роль в этой истории особенная.
– Я бы куда больше гордился своими героическими поступками, если бы помнил их, – ответил Эдди. – Ты понимаешь, что я еще не родился, когда этому парню исполнилось семь лет?
Роланд улыбнулся.
– Ка – колесо. Ты долгое время вращался на нем под разными именами. Похоже, одно из них – Катберт.
– А ты можешь что-нибудь сказать насчет того, что Алый Король – Пленник Башни?
– Не могу. Не имею об этом ни малейшего понятия.
Роланд вновь повернулся к Стивену Кингу.
– Стивен, сколько раз, по-твоему, Владыка Дискордии пытался тебя убить? Убить и остановить твое перо? Заткнуть твой грозящий неприятностями рот? С того первого раза в сарае твоих тети и дяди?
Кинг вроде бы попытался подсчитать, потом покачал головой.
– Делах, – ответил он. То есть много.
Эдди и Роланд переглянулись.
– И всегда кто-нибудь приходил на помощь? – спросил Роланд.
– Нет, сэй, не надо так думать. Я не беспомощный. Иногда отходил в сторону.
С губ Роланда сорвался смешок, очень сухой, напоминающий треск переламываемой об колено палки.
– Ты знаешь, кто ты?
Кинг покачал головой. Его нижняя губа оттопырилась, как у обиженного ребенка.
– Ты знаешь, кто ты?
– В первую очередь – отец. Во вторую – муж. В третью – писатель. Потом – брат. А после этого я умолкаю. Хорошо?
– Нет. Нехорошо. Ты знаешь, кто ты?
Долгая пауза.
– Нет. Я сказал все, что мог. Перестань спрашивать меня.
– Я перестану, когда ты скажешь правду. Ты знаешь…
– Да, ладно, я знаю, к чему ты клонишь. Тебя это устраивает?
– Пока нет. Скажи мне, что…
– Я – Ган или одержим Ганом. Точно сказать не могу, но, возможно, разницы и нет. – Кинг заплакал, тихими и ужасными слезами. – Но это не Дис, я отвернулся от Диса, я отверг Диса, казалось бы, этого достаточно, но нет, ка всегда недовольна, эта жадная, старая ка, так ведь она сказала, не правда ли? Что сказала Сюзан Дельгадо перед тем, как ты ее убил, или я убил, или убил Ган. «Жадная старая ка, как я тебя ненавижу!» Не важно, кто ее убил, произнести эти слова заставил ее я, потому что я ненавижу ка, еще как ненавижу. Я противлюсь желаниям ка и буду противиться, пока не ступлю на пустошь в конце тропы.
Роланд, сидевший за столом, при упоминании имени Сюзан побледнел как мел.
– И все равно ка приходит ко мне, выходит из меня, я перевожу ее, меня заставляют ее переводить, ка изливается из моего пупка, как лента. Я – не ка, я – не лента, она просто проходит через меня, и я это ненавижу, я это ненавижу! Куры кишат пауками, вы это понимаете, кишат пауками!
– Прекрати хныкать, – бросил Роланд (на взгляд Эдди, без малейшего сочувствия), и Кинг замолчал.
Стрелок посидел, задумавшись, потом поднял голову.
– Почему ты перестал писать историю, после того как я добрался до Западного моря?
– Ты что, совсем тупой? Потому что я не хочу быть Ганом. Я отвернулся от Диса, мне следует точно так же отвернуться от Гана. Я люблю жену. Я люблю детей. Мне нравится писать, но я не хочу писать твою историю. Мне все время страшно. Он смотрит на меня. Глаз Короля.
– Но с тех пор как ты перестал писать, он на тебя не смотрит, – уточнил Роланд.
– Да, с тех пор он на меня не смотрит, он меня не видит.
– И все же ты должен продолжить.
Лицо Кинга перекосило, как от боли, потом вновь разгладилось, снова стало спокойным, как во сне.
Роланд поднял покалеченную правую руку.
– И, взявшись за продолжение, ты начнешь с того, как я потерял пальцы на этой руке. Помнишь?
– Омароподобные чудовища, – ответил Кинг. – Откусили их.
– И откуда ты это знаешь?
Кинг улыбнулся и шумно выдохнул воздух, изображая ветер.
– Ветром принесло.
– Ган сдвинул этот мир и двинулся дальше. Ты это хочешь сказать?
– Ага, и мир рухнул бы в бездну, если бы не великая черепаха. Вместо того чтобы падать и падать, он приземлился на ее панцирь.
– Так нам говорили, и мы говорим, спасибо тебе. Начнешь с того, как чудовища откусили мои пальцы.
– Дад-а-джум, дад-а-вальцы, чертовы омары отъели тебе пальцы. – И Кинг рассмеялся.
– Да.
– Ты бы избавил меня от многих неприятностей, если бы умер, Роланд, сын Стивена.
– Я знаю. То же самое можно сказать не только обо мне, но и об Эдди, и об остальных моих друзьях. – Тень улыбки искривила уголки рта стрелка. – Потом, после омароподобных чудовищ…
– Эдди идет, Эдди идет, – прервал его Кинг и небрежно махнул рукой, как бы говоря, что он все знает и незачем Роланду тратить попусту его время. – Узник Толкач Госпожа Теней. Мясник, пекарь и свечных дел мастер. – Он улыбнулся. – Как говорит мой сын Джо. Когда?
Роланд моргнул, застигнутый вопросом врасплох.
– Когда, когда, когда? – Кинг поднял руку, и Эдди в изумлении увидел, как тостер, вафельница и сушилка, на которой стояли чистые тарелки, поднялись и выплыли в солнечный свет.
– Ты спрашиваешь, когда тебе следует снова начать работу?
– Да, да, да! – Нож сорвался с сушилки, пересек комнату и вонзился в стену. А потом вся кухонная утварь вернулась на прежние места.
– Слушай песню Черепахи, крик Медведя, – ответил Роланд.
– Песнь Черепахи, крик Медведя. Матурин, из романов Патрика О’Брайана[95]. Шардик, из романа Ричарда Адамса[96].
– Да. Если ты так говоришь.
– Хранители Луча.
– Да.
– Моего луча.
Роланд пристально всмотрелся в него.
– Ты так говоришь?
– Да.
– Тогда пусть так и будет. Услышав песнь Черепахи и крик Медведя, ты должен снова начать писать.
– Когда я открываю глаз в твой мир, он видит меня. – Пауза. – Оно.
– Я знаю. Мы постараемся защищать тебя в эти моменты, точно так же, как пытаемся защитить розу.
Кинг улыбнулся:
– Я люблю розу.
– Вы ее видели? – спросил Эдди.
– Конечно, в Нью-Йорке. Надо подняться по улице от отеля «ООН-Плаза». Раньше там был магазин деликатесов. «Том и Джерри». Чуть в глубине. А теперь на месте магазина пустырь.
– Ты будешь рассказывать нашу историю, пока не устанешь, – продолжил Роланд. – Когда ты больше не сможешь ее рассказывать, когда песня Черепахи и крик Медведя станут едва слышными, тогда ты прервешься, чтобы отдохнуть. А как только вновь появятся силы, будешь писать дальше. Ты…
– Роланд…
– Сэй Кинг?
– Я сделаю, как ты говоришь. Я буду слушать песнь Черепахи и всякий раз, услышав ее, продолжу писать твою историю. Если буду жив. Но ты тоже должен слушать. Ее песню.
– Чью?
– Сюзанны. Ребенок убьет ее, если вы не поспешите. А ваши уши должны быть очень чуткими.
Эдди в испуге взглянул на Роланда. Стрелок кивнул. Пора двигаться дальше.
– Послушай меня, сэй Кинг. Я рад, что мы встретились в Бриджтоне, но теперь мы должны покинуть тебя.
– Хорошо. – В голосе слышалось столь искреннее облегчение, что Эдди едва не рассмеялся.
– Ты останешься на этом месте, где сейчас стоишь, еще на десять минут. Слышишь?
– Да.
– Потом ты проснешься. В очень хорошем настроении. И забудешь, что мы побывали здесь, будешь помнить об этом только на самых глубинных уровнях своего подсознания.