Американец. Путь на Север - Игорь Гринчевский

У Степана от такой новости аж дыхание перехватило! Он-то повышения только в июле ждал, и до тридцати, не больше. А ему жалованье ставили, как самым лучшим рабочим Одессы![117]

– А теперь ты меня слушай, Степан! – обратился к нему благодетель. – Внимательно слушай! Ты вот, наверное, думаешь, что я цены деньгам не знаю и оттого такое жалованье тебе да братьям положил? Нет, Степа, не так это! Дело в том, что производство у нас – опасное. Водород, например, взорваться может. А хлором отравиться можно. Или вот, в этой печи сейчас не только карбид образуется, но и угарный газ. Так что угореть можно запросто!

Толстый армянин, пришедший вместе с господином Воронцовым, опасливо отодвинулся от названной печи. И от них двоих заодно. А Юрий Анатольевич тем временем продолжал:

– Я потому не очень опасался, что мы все эти опасные вещи тут же обезвреживаем. Водород – сжигаем, угарный газ – тоже, а хлор в соляную кислоту да хлорат натрия превращаем. А они не такие опасные.

Армянин, названный Воронцовым, кажется, Кареном, расслабился и возвратился на прежнее место. Воронцов улыбнулся, но продолжил:

– Так вот, Степан, сегодня мы станем делать по-настоящему опасную часть процесса. В этом аппарате угарный газ и хлор смешиваться станут. И не просто смешиваться, а накопятся в большом количестве. В таком, что отравиться можно будет без проблем всем в этой комнате.

На этот раз вздрогнул не только Карен, но и Степан. Воронцов, будто не заметив этого, продолжил пугать их:

– Но не это самое страшное. А то, что из этих двух ядовитых веществ будет вырабатываться третье, еще более ядовитое. Фосген называется. И его в аппарате будет достаточно, чтобы потравить не только всех в нашей лаборатории, но и тех, кто случайно во дворе окажется.

Карен и Степан внимали молча.

– Так вот, работать сегодня я тут буду один. А ты, Степан, будешь в дверях стоять и смотреть. И если увидишь, что я задыхаться стал, нажмешь вон тот рубильник, я его синим покрасил. Видишь?

– И что тогда будет? – деловито уточнил Горобец.

– Видишь, там под потолком форсунки установлены, как у душа? Так вот, после этого из них специальный раствор польется. Он этот самый фосген связывать будет!

– Так, значит, яд этот не такой уж и страшный, да, Юра-джан? – обрадованно вмешался армянин.

– Не совсем так, Карен! – улыбнулся ему Юрий Анатольевич. – Там раствор соды, он хлор и фосген свяжет. Но останется угарный газ. И мне его хватит за глаза. Поэтому я тебя и ждал. На кого я еще могу рассчитывать, что он меня вытащит, если что?

Та тревожная ночь закончилась без происшествий. Фосген этот ядовитый они не только получили, но и израсходовали. Степан даже сумел запомнить, на что. На получение уксусного ан-гид-ри-да, вот на что! А ангидридом тем сразу обрабатывали порошок салициловой кислоты, что первые две с половиной недели производили.

Забавно, Юрий Анатольевич сказал, что в ходе процесса снова уксусная кислота получалась. Половина от той, что на производство ангидрида пошла. И он ее снова в процесс отправлял. И соляная кислота тоже получалась. И ее снова в процесс отправили, хлор вырабатывать.

Он, Степка Горобец, никогда и не представлял, что можно столько всего по второму разу использовать. Ведь он с братьями за это время не одну тысячу пудов всяких этих «реактивов», как их Юрий Анатольевич называет, измельчал, да выгружал-загружал. А на выходе что? Девяносто семь пудов продукта. И все! Остальное либо повторно использовалось, либо сгорело да в небеса ушло. А шлама всякого, что на свалку выбросить надо, едва десять пудов набралось.

Чудно это! Он, Степка, поспрошал рабочих с других химических заводов. Там на пуд продукции отходов и по десять пудов бывает, и по пятнадцать! А у них и тут не так, по-чудному!

Хотя… Тому, кто Воронцова чудным назовет, он, Степан Горобец, рыло набок свернет! Потому что сегодня ночью понял, есть в этом человеке настоящая храбрость. Стоять одному возле машины, которая, чуть что, ядом плюнет, а остальных отослать в безопасное место – это большая храбрость нужна! А чтобы верить, что друг, если что, вытащит – настоящая дружба.

Одесса, 21 июня (3 июля) 1897 года, понедельник, утро

– Ох, Юра-джан, подожди, дай сердце успокоится!

Карен присел на ступеньку, посидел несколько минут, вытирая обильный, несмотря на нежаркое утро, пот, а потом вскочил, схватил меня за лацкан костюма и, притянув к себе, прошипел в лицо:

– Ты что творишь, паршивец? – И, не давая времени на ответ, продолжил: – То, что ты – сорвиголова, я всегда знал. Спокойный да уравновешенный не пошел бы на Сотню ввосьмером. И патрули не ловил бы. И в засаду не сунулся бы, лишь бы работорговцев перебить. Но думать-то надо! Риск – он только тогда нужен, когда неизбежен.

Я попытался было возразить, но он только рявкнул:

– Молчи и слушай, бестолочь! – А потом, остыв и отпустив мой пиджак, устало и тихо продолжил: – Ну, зачем ты рисковал так? Головы совсем нет, да?! За пустым риском гоняешься? Меня не за тем, чтобы тебя из ядовитого облака вытаскивать, звать надо было. А чтобы я с парнями тебе стенку вокруг этого опасного аппарата поставил. За день справились бы! А в стенке окно сделай, и все эти штучки-дрючки, что ты крутил, за это окно вынеси. И управляй из безопасного места. Понял, нет?

– Понял, Карен! – подавленно ответил я. Так стыдно мне давно не было.

– Эх, Карен, дружище, как же мне тебя не хватало! – признался я.

– Проходите, Олег Викторович, проходите за стол! И не смейте отказываться! Я не для того вас в такую рань к себе притащил, чтобы завтрака лишить! Фрау Марта, еще порцию на нашего гостя приготовьте, будьте так любезны.

– И все же, не Викторович, а просто Олег. И на «ты», как мы договаривались! – уточнил Тищенко, после чего удалился помыть руки. Вернувшись, он без возражений подсел к столу, а фрау Марта молча ушла на кухню. С тех пор, как я в середине июня списался с господином профессором, сообщил, что совершенно поправил здоровье и что финансы вполне позволяют мне оплачивать и квартиру, и жалованье фрау Марты и тем более расходы на собственное проживание, отношение фрау Марты ко мне все же изменилось. Теперь до самого начала следующей весны я был нанимателем квартиры и ее работодателем, а не бездомным приживалой.

Так что она стала меня слушаться. И оставила за мной выбор блюд. Только не в постные дни, разумеется.

– Итак, Олег, зачем я тебя пригласил. Дело в том, что нас можно поздравить. Сегодня ночью мы выдали первую партию продукта. И отныне можем делать это регулярно.