Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

из трубы шел черный дым. И продавали здесь удочки, надувные матрасы, плавки и разноцветные халаты, махровые полотенца, крем для загара и многое другое. Кеша на море никогда не был и потому представлял его себе как большую реку. Мама говорила, что у моря один берег. Этого Кеша не мог себе представить; он представлял себе море синим и широким, синее и шире, чем река, но обязательно с двумя берегами. Конечно, он верил маме: мама один раз была на море, правда очень давно, в детстве, но все-таки он не мог представить себе море иначе. От того времени, когда мама была на море, осталась большая фотография на толстой бумаге с золотыми буквами внизу. На фотографии была девочка в коротком бархатном платье с большим белым бантом в длинных, до плеч, волосах: рядом с девочкой стояли два мальчика: один, маленький, — в темных бархатных штанишках до колен, с белым бантом под горлом, другой — в длинных штанах за колено, в пиджачке и тоже с бантом; за ними мужчина в пенсне и с широкой бородой, рядом с ним — женщина в темном платье с белым воротником и с волосами, забранными в валик. За ними всеми — дерево, за деревом — вода. Когда Кеша раскрывал бархатный альбом с золотыми заклепками на этой странице, мама вздыхала и каждый раз объясняла, что вода — это море, дерево — пальма, маленькая девочка в бархатном платье — она сама, мальчик справа — ее брат Боря, Борис Викторович, теперь в Москве видный человек; мальчик слева — ее брат Витя, о нем лучше не вспоминать; женщина сзади — Кешина бабушка в молодости; очки на человеке, стоящем сзади, — пенсне, сам он — ее отец, Кешин дедушка, крупный русский издатель. В его имении, где они росли детьми, бывали великие русские писатели: Чехов, Гончаров, Лесков, даже Лев Толстой, который сажал маму на горшок. Из всей фотографии Кеша любил девочку в бархатном платье с длинными волосами и мальчика слева от нее в коротких бархатных штанишках, о котором лучше было не вспоминать, но которому мама время от времени писала письма. Дядя Витя был «врагом народа» и всю войну воевал в штрафном батальоне. Кеша помнит, как после войны он приезжал к ним, к маме, Кеше и бабушке, как привез им откуда-то большую банку меда. Он морщился и хмурился, осматривая их квартиру, все время держал Кешу на коленях, гладил по голове и говорил:

— Не понимаю все же, как дочь и жена потомственного русского дворянина могли упасть до такого положения? Мир этого им никогда не простит.

— Тише, тише, Витюша, — пугалась мама. — Бог с тобою. — И сразу же улыбалась, глядя, как дядя Витя гладит, не переставая, Кешу по голове.

Уходя, дядя Витя сказал:

— Слушай, отдай мальчонку мне. Я научу его быть последовательным.

Вскоре его снова посадили в тюрьму, увезли прямо из больницы, где ему должны были делать операцию на раненой руке. Что значит быть последовательным и шутил ли дядя Витя, когда хотел забрать его, Кеша не знал.

«Ничего, Витюша, — читал Кеша, стоя за плечом мамы и глядя, как она, думая долго-долго над каждым словом, медленно писала, — все, что ни делается, делается к лучшему, выпустят тебя обязательно, а ты за это время хорошенько разберись. Руку, конечно, жалко, но ведь и хуже бывает».

Кеша не знал, в чем надо разобраться дяде Вите, ведь он уже взрослый. Ему казалось, что мама пишет не то, что хочет, чего-то недоговаривает.

Крупного человека, дядю Борю, Кеша ни разу не видел, но как-то в уборной нашел от него письмо, написанное на машинке. Дядя Боря писал: «Сестра! Спасибо тебе за трогательное желание помочь мне вести хозяйство. Однако согласиться на твое предложение не могу: привыкнув к одинокой жизни, я стал к старости крайне нетерпимым, упрямым и сварливым, так что, как только самую мелочь сделаешь ты не по мне, я непременно тебя обругаю, чем рассею розовую дымку воспоминаний о нашей детской любви друг к другу. Что касается тяжелой жизни, которую, как ты пишешь, тащишь за-ради куска хлеба, то и я веду таковую, то есть тружусь в поте лица со времен отрочества и сам всего достиг и добился, чего и тебе советую. Приветствую изменение тобой фамилии, а также то, что ты незаконнорожденному сыну своему не дала нашей родовой фамилии — ведь и отец не дал бы ему своей фамилии. Посылаю твоему отпрыску шапку, сзади не моль ее съела, а зацеплено за гвоздь, так что починить можно». Кеша не понял многих слов: «допрёшь», «отнюдь»… Поэтому, хоть и выучил письмо наизусть, оно оставалось непонятным, особенно после того, как спросил у мамы, что такое «незаконнорожденный», а она сердито сказала, что слово это ничего не значит, что выдумали его и говорят плохие люди, чтобы обижать хороших. После такого ответа Кеша уже не спрашивал про другие непонятные слова, решив, что их тоже выдумали плохие люди, плохой дядя Боря, чтобы обидеть его и маму. Шапку, которую прислал дядя Боря, мама зашила и послала дяде Вите.

— Там морозы не то, что у нас, — сказала она, подписывая на коробке адрес.

После того как мама нашла Кешу в детском доме, поселились они в Ярославле, в сенях деревянного дома, у сторожихи. Сторожиха ворчала на них и заставляла Кешу снимать резиновые сапоги у входа. Мама каждый день ходила на почту и один раз возвратилась радостная:

— Бабушка нас вызывает. — И прочла телеграмму: — «Жива квартира разрушена получила другую той же улице приезжай ребенком жду».

В этот же день они поехали в Ленинград. Когда мама увидела дверь их квартиры, она решила, что они ошиблись адресом, но в двери появилась бабушка, вся оранжевая от какой-то болезни. Увидев оранжевую бабушку в дверях подвальной квартиры, мама заплакала: ни квартира, ни бабушка ей не понравились. Кеше, наоборот, понравилась оранжевая бабушка и квартира понравилась тоже: мимо окон проходили ноги, а он, лежа на диване, догадывался, какие у этих ног могут быть головы, и так этому научился, что мог у кого угодно выиграть американку. Он выиграл однажды у Прыгунова, когда тот пришел к нему и они поспорили о ногах в желтых ботинках и широченных брюках. Прыгунов сказал, что это, наверное, какой-нибудь завуч или даже министр, а Кеша сказал, что это дворник Федор идет за пивом. Вышло по-Кешиному, правда, Кеша угадал потому, что уже не раз видел этого дворника в желтых ботинках. Но Прыгунов все