Последнее слово девятого калибра - Вячеслав Денисов

– Что за память такая?! – Струге хлопнул себя ладонью по лбу.

– Что такое? – испугался Борис.

– Я забыл подписать эту чертову книгу! – Струге дотянулся до сумки и вынул «Практику» Завадского. – Целый день таскать этот фолиант по академии и забыть подойти к профессору! Я сталкивался с ним раз пять за это утро!! Лукин меня прикончит…

– А что ты форсажишь-то, Антон? – Выходцев по-блатному развел руки. – Ну, давай я ее подпишу, да и делов-то… Что писать?

Глядя, как следователь слегка непослушными после «Арарата» руками свинчивает колпачок с «Паркера», Струге подумал о том, знает ли Лукин почерк Завадского. А-а…

– Короче, напиши, как мне. Тепло, но по-деловому. Пиши – «Игорю Матвеевичу Лукину от профессора…» Инициалы Завадского в выходных данных посмотри. Добавь пожеланий в успехах и служебном росте. Короче, что я тебя учу – своего прокурора ни разу не поздравлял, что ли? И не забудь расписаться за теоретика!

– Не гони, не гони… – морщился Выходцев, трудясь над титульным листом.

Поезд увозил Антона с Казанского вокзала, и атмосфера, царящая в вагоне в связи с прибытием Струге, обещала двое с половиной суток боестолкновений. Этого не понимали двое молодых людей и девушка, разместившиеся с судьей в одном купе. Но Струге, едва увидев лицо проводника, принявшего у него на перроне билет, понял это сразу. Казалось, с лица этого мужика еще не сошел ужас той ночи, когда в его сонное купе проникла голова терновского пассажира и дико закричала: «Что за станция такая?!»

Но теперь Антону эти коллизии были безразличны. Позади долгие тридцать дней без сна, мерцающие огни ночных московских улиц, красоту которых Антону так и не удалось толком рассмотреть, и вкус мерзкой водки «Столичная». Он лежал на верхней полке, читал «вокзальный» романчик и слушал юную болтовню внизу.

Переступить черту. Так ли это просто для судьи?

Но стоит ли так ставить вопрос, заранее зная – он не должен этого делать никогда?

Антон все понял сразу, когда после убийства Феклистова началась охота за ним. Убить неугодного судью – полдела. Оставались документы, которые так пугали Лисса. Но ни Лисс, ни даже Баварцев не догадывались, что проиграли сразу же, едва начали преследование. Феклистов понимал, что без нового преступления, в котором будут фигурировать документы МТЗ, его процесс в Мрянске закончится ничем. Баварцев будет оправдан, имя Лисса вообще никогда не появится рядом с теми событиями на тракторостроительном заводе. Откажись они от преследования, и судья был бы бессилен.

Видя перед собой отъявленных негодяев в лице Баварцева и ему подобных, Феклистов переступил черту. Из судьи земного он решил превратиться в судью высшего суда. Наказание за этот поступок последует назамедлительно. Владимир Игоревич должен был догадаться об этом еще тогда, когда впервые надел на себя мантию. Феклистов понимал, что будет вынужден вынести оправдательный приговор. После этого Баварцев продолжит воровать по-прежнему, Лисс – по-прежнему заправлять в городе криминалом. И никакие силы в мире не заставили бы судью вынести приговор «неправильный» по закону, но справедливый по сути. Продажная шайка следователей и их сообщников, получив огромные отступные, сделала все возможное для того, чтобы Баварцев встал со скамьи подсудимых и отправился домой допивать еще не остывший чай. Фамилии Лисса в деле не было вовсе, что свидетельствует о размерах мзды, полученной следственной бригадой в Мрянске. Наш мир несовершенен и продажен. И противостоять этому могут лишь те, у кого в руках крошатся алмазы. Люди, поцелованные богом в лоб.

Но никто никогда не давал судьям права переступать межу, разделяющую закон и справедливость. Эти две прямые, опровергая все законы геометрии, сходятся и расходятся, совпадая далеко не всегда. Феклистов не был монстром, готовым взойти на эшафот во имя справедливости. Он не ждал подобной развязки и не готов был положить себя на алтарь. Он просто ошибся. Простая человеческая глупость, невозможность охватить разумом все мелочи, когда ты действуешь в одиночку, – вот объяснение страшной ошибки судьи Владимира Игоревича Феклистова.

Он имел на руках документы и прекрасно понимал, что использовать их в рассмотрении дела невозможно. Но документы имели такую силу, что были способны разрушить стену, вставшую на пути справедливости. И Феклистов поступился званием судьи земного во исполнение кажущихся ему идеалов чести судьи.

Феклистов отпрашивается в Москву, чтобы создать предпосылки нового уголовного дела, с уже новыми вещественными доказательствами. Не желая иметь их на руках, он отсылает их почтой, указывая получателем себя, а адресом – гостиницу «Комета». Он хочет вывести на себя удар, и лишь одному ему известно, как он собирался это сделать. Существуют тайны, которые умирают вместе с их владельцами. Но вряд ли судья готовился при этом расстаться с жизнью.

А дальше уже происходило то, что и должно было произойти.

И теперь из всех вынужденных участников этой игры лишь судья Струге понимал, что хотел сделать Феклистов. Зло должно быть наказано. С этим трудно поспорить. Но не всегда цель оправдывает средства. Он хотел наказать зло, но не догадывался, чего это будет ему стоить. Однако это и есть то наказание, которым карается судья, переступивший черту.

Пройдет время, и в последнем судебном заседании новый судья оправдает Баварцева. Рано или поздно это произойдет. И тот выйдет из зала, нагло улыбаясь в лицо не купленному, но беспомощному судье. И эту улыбку хотел встретить сам Феклистов. Он хотел встретить ее спокойно. Ему некуда торопиться. Закон теперь все сделает за него. За него, но уже без него.

Московская прокуратура вынуждена возбудить уголовное дело по факту. В ее распоряжении находятся документы, явившиеся причиной смерти человека. Первое, что сделает следователь, – отправится в Мрянск и узнает, что лица, к коим эти документы относятся в полной мере, оправданы приговором суда. И следователь узнает, что данных вещественных доказательств в «том» деле не было. Они не фигурировали в качестве исследуемых.

За этим последует протест московского прокурора в Верховный суд с просьбой отменить вынесенный приговор. Основания для такого юридического действия будут предостаточными. И человек, недавно улыбавшийся, улыбаться перестанет.

После того как в деле замелькают новые старые лица – Лисс и иже с ним, Баварцев, эта компания мгновенно будет подвергнута преследованию законом по фактам двух уголовных преступлений. В Москве и Мрянске. Что в этом случае делают адвокаты подозреваемых? Желая избежать двух процессов и, как следствие, – двух приговоров, сроки по которым будут сложены и мгновенно превратятся в ужасающую цифру, они обратятся во все тот же Верховный суд с ходатайством об объединении уголовных дел в одно производство. Вряд ли этому кто-то будет противиться. Все мы люди, все мы человеки… И два дела, соединившись в одно, поступят в полное распоряжение следователя прокуратуры города Москвы Выходцева Бориса Сергеевича.

Вот то, чего добивался судья Феклистов, переступая черту. Работник Московской прокуратуры ничтоже сумняшеся станет выворачивать всю подноготную и в столице, и в Мрянске. И речи о договоре с этим человеком уже не может идти ни при каких обстоятельствах.

То, что оказалось невостребованным в процессе Феклистова, появится в процессе новом. Оправдательный приговор Феклистова в отношении Баварцева будет отменен. И теперь мрянский тракторостроитель, уже в компании истинных виновников, ответит за все.

Вот то, чего такой дорогой для себя ценой добился Владимир Игоревич Феклистов. Закон, не оставляющий шансов тем, кто с ним знаком лишь заочно. Он велик и всемогущ, если его применять правильно. Но какими утратами порою приходится за это платить!..

Это знал лишь Антон Струге. А теперь еще – Феклистов. Но вряд ли когда-нибудь об этом догадается Борис Выходцев, этот честный мужик, готовый рисковать собой ради достижения высшей цели. А как она выглядит, эта высшая цель? И в чем она проявляется? В поступках Выходцева или Феклистова? Или Струге, который перед отъездом ни слова не сказал о своей догадке Борису? Найти ответ на этот вопрос просто невозможно. Эти поступки можно лишь объяснять человеческими мыслями, не вдаваясь в дебри законодательства. Ведь закон – это не что иное, как проявление человеческой мысли. Той же самой человеческой мысли.

Переступить черту. Порой труднее бывает заставить себя этого не делать. Нужно лишь выдержать эту наглую, уверенную улыбку, брошенную, как ком грязи, в твое лицо.

Странно, но, будучи неправым, Феклистов одержал победу. Он добился того, чего хотел. Но вряд ли он мечтал о таком конце. Семнадцать с половиной тысяч судей – слишком ничтожное число для того, чтобы восстановить на своей земле справедливость. Восстановить так, как это сделал Феклистов.