Кавалер багряного ордена - Павел Бергер

Наверное, поэтому во сне с деньгами у Прошкина как-то не заладилось. То есть не то что денег не было. Деньги как раз были. И много, очень много, как бывает только во сне. Прошкин, как человек от природы хозяйственный, даже ссужал ими под вполне разумные проценты менее рачительных товарищей по кочевому образу жизни, вроде лоботряса Пахи. Проблема была в другом. В том, что этого, объективно большого, количества денег совершенно не хватало. Не хватало просто катастрофически — даже на самое необходимое! Пресловутый всеобщий эквивалент имел скверную тенденцию заканчиваться в самый неподходящий момент, оставляя без удовлетворения самые большие и искренние желания. И этот безрадостный факт определил суровые будни Прошкина в искусственно яркой иллюзии сна…

Прошкин поправил толстую золотую цепочку с висевшим на ней патроном — логичная в своей ирреальности действительность сна имела собственные традиции и суеверия. Так, многоопытный приятель Прошкина Шахид уверял, что, по древнему исламскому поверью, пуля, над которой произведены некоторые магические манипуляции, превращается в ту самую единственную пулю, что способна убить своего обладателя, и, пока она пребывает у владельца в качестве мирного амулета, человек совершенно неуязвим для любого другого оружия. По этой причине Шахид никогда не расставался со своей «счастливой пулей».

Прошкин, услыхав о такой традиции, не особенно обременяя себя магической частью, сразу же привесил подходящую пульку на цепь потолще и за время рискованных перипетий своего необычайного сна уже много раз убедился в эффективности этой простенькой, на первый взгляд, магии. Ритуал работал безотказно! Хотя в остальном — бытовая магия имеет свои границы даже во сне…

Прошкин с горьким разочарованием отложил каталог «Брабуса». У него не то что на тюнигованный «Гелентваген 500G» — очень симпатичную модель, внешне поразительно напоминавшую служебный автомобиль Управления из его реальной жизни, — даже на самый стандартный «кубик» денег изрядно не хватало! Много бы он сейчас дал, чтобы иметь под рукой ту, так и не прочитанную до конца, папочку с текстом «Магия в быту»: помнится, описывался там и специальный ритуал для привлечения денег. Прошкин даже потер виски, безуспешно пытаясь вспомнить текст.

Воображаемая реальность сна отреагировала на мыслительный посыл с поразительной быстротой, причем самым рациональным образом: мелодично тренькнула и тревожно завибрировала коробочка мобильного телефона и после нажатия крошечной кнопочки в ухо Прошкину оптимистично заорал Паха:

— Ник, дружище! Тебе как, бабло надо еще? Тогда ехай к нам в «Чикаго»!

Дед умудрялся сохранять воспитательный пафос даже в потном грохоте ночного клуба:

— Ник, ну дались тебе эти бандитские прибамбасы! Ездишь на «Тойоте» — и езди, тоже джип! Четырехприводной, акустика всем на зависть, кожаный салон — чего еще? Так нет — подай ему «Гелентваген»! Лучше бы квартиру купил или женился! Роскошь еще никого до добра не доводила!

Конечно, Дед был тысячу раз прав, но понял Прошкин это только гораздо позже, поэтому совершенно серьезно возразил, отхлебывая виски со стремительно тающими кубиками льда: зачем ему при таком кочевом образе жизни квартира? А тем более жена? Машина же совсем другое дело: номера сменил, двигатель перебил, документы выправил — и езди на здоровье!

— Это сто пудов! — поддержал Прошкина Паха, перекрикивая приторную кислотную музыку, и перешел к практическим аспектам: — Излагай, что за мероприятие намечается и как оплачиваться будет!

— А как бы вы, дурьи головы, хотели? — интригующе начал Дед. — Ну конечно, наликом! Добротными американскими деньгами!

Такая форма расчета и Прошкина, и Паху совершенно устраивала. Сумма звучала солидно, а сама задача выглядела смехотворной. Честность же клиента подозрений не вызывала. Заказчиком выступал пресвитер религиозной общины, в которую Дед вступил накануне знакомства с Прошкиным. Пресвитер, почти по дружбе, просил неофита присмотреть за грузом, следовавшим ему лично из Средней Азии, — переживал, что алчные таможенники и пограничники расхитят посылку. Словом, о таком непыльном и прибыльном мероприятии можно было только мечтать — обойтись решили без посторонних, благо опыта в подобных делах присутствующим было не занимать…

Микроавтобус петлял по пыльным улочкам приграничного азиатского городишки и наконец остановился у едва сохранявшего равновесие сарайчика с надписью «Автовокзал» на давно облупившейся табличке. Паха, сидевший на водительском месте, высунул голову в окно и спросил у молодого человека в аккуратной синей бейсболке и такой же спортивной синей курточке, непонятно зачем страдавшего на самом солнцепеке у древнего сооружения:

— Эта руина, что ли автовокзал?

Паренек кивнул и недовольно посмотрел на часы:

— Вы опоздали почти на час! Принимайте груз… — и повел Прошкина с Дедом внутрь строения.

Там обнаружились три длинных ящика, неприятно похожих на обшитые узкими досками гробы. Ящики были легкими, но Прошкин и Дед все равно усердно кряхтели, останавливались и отирали пот, ругали тяжкую долю и наконец стали требовать у паренька в курточке оплатить их титанический труд по погрузке дополнительно. Паренек вывернул карманы и бумажник, торжественно поклялся, что денег у него нет…

Расстроенные сопровождающие остановились на привал в паре десятков километров от городской околицы, съехав с основной трассы в заросли кустарника, прикрывавшие по-летнему пересохшую речушку, — с единственным благим намерением перекусить в ожидании более благоприятной для дальнейшего движения вечерней прохлады. Страдавший врожденным обостренным чувством социальной справедливости Паха, раскладывая колбасу по бутербродам, принялся возмущаться:

— Дед, ну что за знакомые у тебя такие? Суки редкие! На три ящика шалы, значит, у них деньги нашлись, а как людям, подрывавшим здоровье, заплатить за погрузку — так, видите ли, нет!

— Да с чего же, Паха, ты решил, что там анаша? Наш пресвитер — человек законопослушный, и община у него зарегистрирована официально… — попытался приструнить Паху Дед.

— Так чего ж ваш законопослушный сенсей через таможню тогда эти ящики не перепер? — не унимался Паха. — Чего мы тут шатаемся, прямо как шпионы, пароль — отзыв, на двадцать семь секунд опоздали — то да се! Вот можем на пятьдесят долларов поспорить, что там канджубас! Или чего похуже!

— А если там героин или какой-нибудь гексоген — пусть доплачивают. За доставку грузов повышенной опасности — тройной тариф! — заметил рачительный Прошкин.

Подозрения приятелей смутили новообращенного и потому нестойкого в вере Деда, и он согласился аккуратно заглянуть в ящики. В конце концов, не зная степени опасности груза, разработать оптимальный маршрут и время движения было проблематично. Прошкин и Паха тут же снова выставили ящики из автобуса на землю и принялись споро вытаскивать гвозди из обшивки.

— Дерьмо какое, ай… — ойкнул Прошкин.

Его палец, неосмотрительно засунутый в ящик, больно зацепился за что-то внутри, и из огнем горевшей ранки теперь вовсю текла кровь. Прошкин закусил губу и от души полил повреждение зеленкой из автомобильной аптечки. Крышку наконец благополучно сняли.

— Папандос… — констатировал Паха.

Груз не отличался разнообразием: во всех трех ящиках лежали высушенные веточки неведомого растения. В том ящике, о который порезался Прошкин, по веточкам скользнула юркая желтая змейка. Прошкину было все равно: сон и есть сон, поэтому рассматривать груз он особо не стал, а просто высказал предположение, основанное на былом жизненном опыте и множестве просмотренных за прошедшие во сне месяцы кинофильмов:

— Дед, сдается мне, плохие парни давно скурили коноплю твоего пресвитера, а нам, как только мы с таким грузом заявимся, не то что жалованье не выплатят, а голову за пропажу снесут… Надо бы, по-хорошему, все это бензинчиком облить, спичку бросить да расходиться по домам — счастье, что мы хоть аванс получили!

— Ну, я, конечно, не специалист, может, это какое-то лекарственное растение навроде морозника, может, эти ветки заваривают?.. — предположил с надеждой Дед.

— А может, эту хрень тоже курят?

Паха был большим оптимистом и тут же принялся толочь веточку на крышке ящика. Быстренько изобразил две самокрутки: для себя и Прошкина. Добровольцы прикурили. Едкий дым тут же больно резанул по глазам, разорвал грудь кашлем, и полуослепшие жертвы любопытства, кашляя и чертыхаясь, почти на ощупь помчались к желтовато-мутной речушке.

Когда руки опустились в теплую илистую жижу, Прошкину стало совершенно скверно, безответственное сознание унеслось куда-то в тенистую мглу, а решившее жить самостоятельно тело грузно бухнулось в воду…