Время — назад!: Фантастические рассказы. - Алексей Калугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николка уже весь на взводе. Сразу вопросы задавать начал. Что, мол, да как? Серега ему спокойно так отвечает, помер последний старик, а значит, мир входит в новую фазу. Вот прямо так и сказал! Мудар даже рот приоткрыл от изумления. А Серега будто и не заметил этого. Продолжает. Прежде чем думать, как дальше жить, нужно с наследием стариков разобраться. Ну а поскольку никому, кроме нас, до этого дела нет, выходит, нам и разбираться.
Я как такое услышал, сразу подтянулся весь. Плечи расправил, грудь выпятил. Мы вчетвером и прежде нередко говорили на эту тему. Что, мол, умрет когда-то последний старик и нам придется брать жизнь в свои руки... Ну, что-то вроде этого. Но одно дело — просто думать о том, что когда-нибудь произойдет, и совсем другое — оказаться перед тем, что уже случилось. Все мы знаем, что рано или поздно умрем, а все равно не можем представить мир без себя в нем. Так же и мир без стариков представлялся нам прежде голой абстракцией. До тех пор, пока был жив хотя бы один из них.
Сначала мы увидели два медленно ворочающих огромными лопастями ветряка, стоявшие рядом с домом старика Федота. От них электрогенератор заряжался. А к тому, что слева, еще и передатчик мобильной связи подвешен. Свой мобильник Федот давно уже куда-то закинул, но против передатчика на ветряке не возражал, понимал, что другим людям это нужно. Вообще-то, мужик он был неплохой. До того, как окончательно спятил и спрятался ото всех на своем ранчо. Чуть позже между опорами ветряков нарисовалась крыша дома. Потом — опоясывающая ранчо изгородь. Когда я еще был мальчишкой несмышленым, старик Федот отметил границы своих владений, вбив в землю вешки, разукрашенные черно-белыми полосами. А лет шесть назад старик протянул между вешками колючую поволоку. В два ряда.
Мы подъехали к ограде.
Тишина. В смысле никто на нас не заорал и не пригрозил пристрелить на месте всякого, кто рискнет пересечь границу ранчо.
— Ну что? — вопросительно посмотрел на нас с Серегой Мудар.
На Николку он посмотреть не мог, потому что тот сидел у него за спиной.
— Помер старик, — уверенно заявил Серега.
— Поехали к воротам, — сказал Николка.
Вдоль изгороди мы доехали до широких ворот. Как у всех ворота — три длинные жердины, сшитые двумя перекрещивающимися досками. Мудар соскочил с лошади, чтобы открыть ворота. Снова садиться на лошадь позади Николки он уже не стал — до дома было рукой подать.
В курятнике недовольно квохтали куры. В стойле мычала недоеная корова. Хряк издавал какие-то свои звуки.
— Скотиной бы заняться надо, — сказал деловитый Мудар.
— Давай, — мотнул головой Серега.
Мудар улыбнулся и побежал на двор. Глядя ему вслед, я подумал, что Мудар боится входить в дом, где лежит покойник.
Мы спешились и привязали лошадей. Серега первый забежал на крыльцо и толкнул дверь.
— Заперто, — сообщил он обиженно.
Николка подошел к окну и, ладонями прикрыв глаза от солнца, попытался заглянуть в дом. Ничего путного ему рассмотреть не удалось.
— Ломай дверь, — велел я Сергею.
Серега — парень крепкий. Отошел на шаг, ударил в дверь плечом и взвыл, ухватившись рукой за ушибленное место.
— Вот зар-р-раза, — зло процедил он сквозь зубы.
— У него там небось засов стальной, — сказал Николка.
Можно было выбить окно, но делать это из нас троих ни один не захотел.
Пошли через двор. По дороге перекинулись парой слов с Мударом, таскавшим скотине ведра с комбикормом. Присоединиться к нам Мудар отказался, сославшись на то, что работы много. Ну и ладно.
Задняя дверь оказалась заперта изнутри на обычный крючок. Серега сбил его с одного удара. Пройдя через сени, мы вошли в комнату, большую часть которой занимала печь. Кроме нее, в комнате имелся еще платяной шкаф, стол, длинная скамья, холодильник и плита, рядом с которой стоял ящик с углем. Над столом висела большая картина, нарисованная стариком Германом. Его картины имелись во многих домах. На той, что мы увидели в доме старика Федота, был изображен длинный стол. За столом сидели бородатые, длинноволосые люди, одетые кто во что горазд. Ни одного знакомого лица. На переднем плане — сваленные грудой музыкальные инструменты. Я помню, старик Герман любил музыку. Он и нам с ребятами ее постоянно заводил. Но только очень уж странная была эта музыка. Ни хором попеть, ни потанцевать. А после смерти старика Германа старик Федот все его музыкальные чипы в коробку сгреб и к себе на ранчо уволок. Это, сказал он, старикам принадлежит, значит, у стариков и остаться должно.
Серега приоткрыл дверь и осторожно заглянул в другую комнату.
— Здесь он, — сдавленно прошептал Серега. После этого он почему-то не вошел в комнату, а сделал шаг назад и осторожно дверь прикрыл.
— Ты чего? — удивленно посмотрел я на Сергея.
Серега плечами смущенно пожал и в сторону отступил, вроде как предлагая мне или Николке первым зайти.
Следуя Серегиному примеру, я чуть-чуть приоткрыл дверь и заглянул в соседнюю комнату. В комнате было два окна, закрытых жалюзи. На улице солнце светит, а здесь полумрак. И пахнет сыростью и еще чем-то противно-сладковатым. Первым делом я увидел большой офисный стол с загнутыми краями. На раскоряченную артритом букву «П» похож. На столе три больших компьютерных экрана. Тот, что слева, включен, время показывает — 7. 13. Рядом с экранами стопки бумаг, коробки с чипами, инструменты — отвертка, пассатижи. У стены трехъярусный стеллаж, забитый папками. Даже сверху несколько штук лежало. Возле другой стены стояла деревянная кровать. Наверное, старик Федот сам ее сколотил. Или кто-то по его просьбе сделал. Старик лежал на кровати поверх одеяла, одетый, как обычно, в синюю клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами и вылинявший бледно-голубой полукомбинезон. На ногах тапочки домашние. Тело все вытянуто, как будто на станке для выделки шкур растянуто, руки на груди сложены. В такой позе не спят и не отдыхают. Ясное дело, номер старик.
Я открыл дверь шире и вошел в комнату. Следом за мной вошел Николка, а потом уж и Сергей. Николка подошел к кровати, посмотрел на старика сверху вниз и двумя пальцами закрыл глаза, которыми тот бессмысленно пялился в потолок.
— Так полагается, — зачем-то объяснил нам с Серегой Николка.
А нам-то что? Сделал так сделал. Ну и ладно.
— Старик-то недавно умер, — с видом знатока изрек Серега. — Сутки, не больше.
Ну вот, еще один специалист по мертвецам объявился.
— Слушайте, мы зачем сюда пришли?
Серега с Николкой уставились на меня, будто и в самом деле не знали, что нам нужно в доме старика Федота.
Я открыл шкаф, схватил первый попавшийся под руку кусок материи, то ли простынь, то ли шторы кусок, и кинул его Николке.
— Накрой старика.
Николка молча выполнил распоряжение.
Теперь, когда старика не было видно, мы все почувствовали себя спокойнее. Как будто пришли в дом, в котором давно уже никто не живет. Николка уселся в кресло на колесиках, стоявшее возле стола с компьютерами. Такие кресла в общине никто не делал. Видно, старик Федот его из посадочного модуля вытащил и на колесики поставил. Ладно, пусть Николка компьютерными базами данных занимается, он в этом деле мастак, нам с Серегой сто очков вперед даст. Ну а мы пока в бумажных архивах стариков пороемся.
Наверняка, то, что мы видели в комнате, было лишь малой толикой архива стариков. Старик-Федот собрал у себя дома документы всех умерших до него. Наверное, папками с бумагами и коробками с записанными мемори-чипами были забиты и подпол, и чердак. Для того чтобы со всем этим разобраться, требовалась уйма времени. Но ни один из нас даже не подумал о том, что мы беремся за непосильную работу. Мы не хотели знать всего, мы хотели узнать главное. И почему-то мы были уверены, что ответ на интересующий нас вопрос должен лежать на поверхности. Хотя, наверное, именно его прятал на своем ранчо старик Федот, к концу жизни дошедший до такого маразма, что начал кидаться с винтовкой на всякого, кто мимо проезжал.
В нашей общине стариками принято было называть тех, кто первыми прибыл на планету. Первыми и последними. Остальные, и я в том числе, уже здесь родились. Никаких комплексов по сему поводу никто из нас не испытывал. Чего комплексовать-то? Это была наша планета. А Земля, с которой прилетели старики... Ну, что Земля? Да, нам постоянно — и старики, и родители — твердили, что Земля — наша родина. Хорошо, пусть так. Но какое мне дело до планеты, которую я видел только в документальных видеофильмах, что прихватили с собой с Земли старики? Самое смешное, что они, старики то есть, планету, на которой мы жили, тоже Землей назвали. Плохо у них, видно, было с фантазией. Попросили бы меня, я бы куда более красивое название придумал. А то — Земля. Пыль. Грязь. Прах. Я бы даже лошадь так не назвал. Свинью разве что только — хрюшка любит в грязи поваляться.