Сын предателя - Валерий Мухачев

 Такси остановилась у дома. Вдвоём с сыном они с трудом вташили в комнату старика и положили на кровать. То ли от толчков при движении, то ли от посвежевшего воздуха, Фёдор Иванович открыл глаза, непонимающе уставился на сына и внука, попытался встать.

 -Где это я? - был первым его вопрос.

 Николай Фёдорович криво улыбнулся, сказал:

 -Лежите, вам надо отдохнуть с дороги.

 Володя легонько прижал плечо старика и тоже добавил:

 -Лежи, дед, а то пугаешь нас своими фокусами!

 Старик непонимающе рассматривал Володю, повернулся на левый бок и, как будто согласившись, задремал.

 -Кажется, папаня, обошлось? - с надеждой в голосе спросил Володя.

 -Ещё неизвестно, - пробурчал Николай Фёдорович. Он обдумывал теперь житейский вопрос - чем кормить гостей и как поставить раскладушку в этом нагромождении ненужных, по мнению редких посетителей дома, вещей. Но Володя уже во-всю хлопотал, без зазрения совести собирая хлам в найденные мешки и мешочки, постоянно хлопал дверью, вынося всё подряд куда-то во двор.

 Скоро нижний этаж уже походил на жилое помещение, в котором нашлось место раскладушке. Стол был освобождён от книг, бумаг и газет, а кухня могла быть использована для приготовления ужина.

 Старик, когда воздух после протирания пола влажной тряпкой стал ещё свежее, очнулся окончательно и сел на кровати, бодро хлопая ресницами.

 -И что это было со мной? - удивлялся он, будто требовал объяснения у сновавшего взад-вперёд внука. Получалось, что основным родственником старика был Володя, женатый на его внучке, а Николай Фёдорович тогда кто?

 Только сейчас до Николая Фёдоровича дошло нелепое совпадение обстоятельств. Если бы сын не женился на Лене, заимев одного деда на двоих с этой Леной, Николай Фёдорович никогда бы не узнал, что Фёдор Иванович, родной отец его - жив, здоров до сих пор?

 Теперь уже невидимая игла воткнулась в мозг Николая Фёдоровича, боль стала невыносимой. Требовалось проглотить таблетку цитрамона для уничтожения не только этой головной боли, но и дурных мыслей. Володя сообщил радостным голосом, что он зверски проголодался. Николай Фёдорович почти бегом сходил в магазин, купил всё необходимое и даже больше. Экономить уже было бессмысленно, потому что ни о каком новом компьютере речи быть не могло. Дома он занялся приготовлением пищи, применив все свои навыки в поварском искусстве.

 Сыну ужин понравился, особенно приличного размера бутылка водки. Сам Николай Фёдорович наклонился, достал из-под стола бутылку домашней настойки с десяток градусов крепости.

 Старик очнулся как раз к застолью, от настойки не отказался, и быстро захмелел. Следы былого недуга совершенно исчезли. Нахально подмигивая Фёдор Иванович стал рассказывать, как здорово он всех разыграл.

 -Ну что бы мы там, в Москве, делали? - вопрошал он со смехом собутыльников. - А тут вот посидим по-родственному!

 Старик вдруг заплакал. Николай Фёдорович смотрел на отца с изумлением. Он опять вспомнил, как мать рассказывала об актёрских способностях отца. А отец осматривал стены осоловевшим взглядом сквозь капавшие слёзы и так же быстро перевёл разговор на другое:

 -Ты не будешь возражать, Николай, если я тебя буду сыном звать?

 -Зовите. Чего уж там! - ответил не пьянеющий от настойки Николай Фёдорович.

 -Наверно, дорогие картины-то покупаешь? Неужто так богат?

 -Да дед, ты чего? Папаня сам рисует! - уточнил Володя.

 -Неужто художник? Вот ведь как получается!

 Старик от картин перешёл на разглядывание фотографии.

 -Да ведь это я? - с изумлением воскликнул он. - Не застал я Прасковью-то, вот ведь, беда-то какая!

 Володя затосковал, вспомнив, видно, свои слабые успехи в Художественном училище. Николай Фёдорович смотрел исподтишка на старика и медленно привыкал к факту его реального существования.

 К ночи, когда никому из них не пришло в голову включить телевизор, Николай Фёдорович предложил Володе ночевать с дедом, а сам пошёл на второй этаж. Володя уложил старика в постель, подождал, когда тот успокоится, закроет глаза, пошёл смотреть второй этаж.

 Он будто знал, что на втором этаже точно такой же беспорядок, который он обязан разгребать. Николай Фёдорович обрадовался помощнику, извиняясь за свою безалаберность.

 Порядок был наведён быстро, несмотря на то, что оба были под хмельком.

 -Папаня, а что делать-то мне теперь? - задал, наконец, вопрос Володя. - Лена-то, как бы, сестрица мне получается?

 -Да...дела тёмные...сразу-то и не ответишь. Вроде как бы и разводиться надо да дружить по-родственному, - промямлил Николай Фёдорович.

 -Так спим же уже давно! - чуть не плача воскликнул Володя. - Может, всё-таки не его эта внучка-то? Люблю ведь её!

 -Ладно, давай завтра это, как-нибудь, - уныло прервал Николай Фёдорович сына. - Завтра и старик что-нибудь подскажет. Вообще-то ведь матери разные. Почти кузина. А на кузинах при царе женились, - попытался успокоить сына Николай Фёдорович.

 Сын ушёл вниз. Николай фёдорович разделся, выключил свет, лёг в постель и стал с открытыми глазами страдать. Он впервые не включил корейский телевизор, чтобы не мешать старику восстанавливать силы.

 Воскресное утро выдалось солнечным. Настроение у всех троих сначала было хорошим. Портиться стало, когда старик посмотрел наивными глазами на Николая Фёдоровича и сказал:

 -Вот скажи мне, Николай, кто тебе дал это царское имя? Ведь не идёт оно тебе!

 -Так меня же не спрашивали! - рассердился Николай Фёдорович. - Мать дружила с каким-то парнем в деревне Гольяны, тоже Николаем звали. Вот оттуда и пошло!

 -Я не осуждаю  Параську, бог ей судья. Да ведь вот какая незадача выходит! Дочь-то Людмила, если с этим парнем из деревни у Прасковьи ничего не было, сестра ведь тебе!

 А Володька, твой сын - мой внук!

 -Да уж так выходит, - согласился Николай Фёдорович.

 -Выходит, Володька женился, как бы, на родной сестре? - весело заржал старик. - И чего на свете не бывает! Не женись бы Володька на Лене, моей внучке, едва ли бы мы и встретились, а? Нет, я не против, любят они друг дружку, туда им и дорога. А всё-таки чудно!

 -Да ты, дед, чего раскудахтался? - возмутился Володя. - Будто меня и нет рядом! Я спрошу Лену, что она думает по этому поводу. Как решит, так и будет. Мне и самому, конечно, неприятно, что так получилось! А что, я виноват что ли в чём?

 Николай Фёдорович и Фёдор Иванович ничего не ответили, уткнулись в свои тарелки и уже дальше ели молча.

 -Ну как дальше-то? - спросил Володя, когда они позавтракали.

 -А что? Повидались и довольно! - рассудил Фёдор Иванович. - Вот ещё бы фотографии посмотреть. Может, сынок, что сохранилось? Много я в молодости фотографироваться любил.

 Да, Володь, было дело, хаживал я знатно на лыжах-то! Орёл был в молодости! Сейчас уже не то. Сил не хватает даже через Надю перелезть, - засмеялся старик.

 Николай Фёдорович принёс семейный альбом со старыми фотографиями, положил на кровать.

 Пожелтевшие фотографии Фёдор Иванович рассматривал сквозь слёзы. Он гладил их ладонью, часто смотрел куда-то вдаль. В такие моменты он будто покидал комнату, раздваиваясь душой и телом, не слыша и не видя ничего вокруг.

 -Дед, а дед! Слышь, что говорю? - крикнул Володя ему в ухо. Фёдор Иванович вздрогнул всем телом, посмотрел на внука, сказал обиженно:

 -Ну чего орёшь? Не видишь, вспоминаю. Ох, жизнь прошла, пора умирать.

 -Да вы что, Фёдор Иванович, вздумали-то? До дому ещё добраться надо! Жена ваша с Людой и Леной из Москвы вернутся, и вы вслед за ними!

 Передача-то сегодня вечером будет по телевидению. Давайте посмотрим, а уж завтра домой и отправитесь! - уговаривающим тоном зачастил Николай Фёдорович.

 Он так привык на "вы" разговаривать с дядей Лёшей, что никак не мог перебороть себя, чтобы Фёдора Ивановича назвать просто папой или отцом и обратиться на "ты". Старик посмотрел на него с заметной укоризной, отложил фотографии.

 -Не веришь ты, сынок, что я - твой отец. Вижу-вижу! Так я и сам не верю, что я ещё жив. Как это получается: кто-то живёт недолго, а вот такой, как  я, живу и живу! Будто в укор хорошему человеку. Да, война прошла мимо меня, стрелять-то пришлось немного. А вот помытарить досталось. Даже амнистию не заслужил. Так вот в предателях и хожу.

 -Да ладно, дед! С кем не бывает. Зато ты жив-здоров, а герой или ещё  какой, не трепись направо и налево, этим справедливости не добьёшься, - умозаключил Володя. Николай Фёдорович с изумлением смотрел на сына, поражённый его философским заключением далёкого от геройства жизненного пути старика. Когда человек переступает границу средней продолжительности жизни, наверно, поздно терзать его обвинениями в допущенных ошибках того срока жизни, когда более всего молодой организм боится смерти и всячески изворачивается, чтобы избежать её.