Трилби - Диана Палмер

— Неужели ты так сильно скучаешь по нему? Так сильно, что даже я не могу его заменить? Какая жалость, что ты не уехала с ним!

Трилби задохнулась от гнева, она вся дрожала.

— Как жаль, что ты соблазнил меня!

С этим он не мог согласиться. Он медленно покачал головой.

— Нет. Это было прекрасно. Единственное, о чем я сожалею, что не получилось ребенка.

Она вспыхнула и опустила глаза, перебирая складки юбки.

— Я… не против иметь ребенка.

Он заколебался. Трилби уже не казалась такой отчужденной, как раньше. На какое-то мгновение он поверил, что она стала ближе к нему.

— Я мог бы дать тебе ребенка, если ты хочешь, — он задержал дыхание, ожидая, что она ответит.

Трилби закусила нижнюю губу, Искушение было слишком велико. Она хотела этого, ей хотелось собственного ребенка, которого она могла бы любить. Но будет ли это правильно, когда она и Торн едва разговаривают, когда он даже избегает ее присутствия.

— Ты… ты все еще любишь Сэлли, — грустно сказала она. — Я… я не хочу ребенка, рожденного только потому, что ты используешь меня, как ее замену.

У него перехватило дыхание. И она могла поверить этому! Но она действительно верила, он видел это по ее лицу. Он слишком хорошо сыграл свою роль.

— И только поэтому? А не потому, что я не тот хлыщ с Востока?

Она открыла рот, чтобы ответить, чтобы сказать ему правду. Ее глаза потеплели. Но прежде чем она успела произнести хоть одно слово, в комнату, пританцовывая, вошла Саманта с цветной бумагой в руках. Она все еще стеснялась своего отца и начала болтать об украшениях на елку. Торн тяжело вздохнул и оставил их вдвоем. В течение дня он думал, что же могла сказать ему Трилби.

— Мне нравится красный цвет, а тебе, Трилби? — спросила Саманта, возвращая взволнованные мысли Трилби к девочке. Саманта склеивала цепочки из колец, а Трилби вырезала для нее полоски из бумаги.

— Мне очень нравится, как у тебя получается. Такие яркие. Настоящее Рождество, правда?

— О да, — Саманта прикусила нижнюю губу и взглянула на Трилби встревоженно. — Трилби, как ты думаешь, кузен Курт приедет к нам на Рождество?

— Я уверена, что он и твоя тетя приедут, если ты этого хочешь.

— Нет, я совсем не хочу! — закричала девочка истерически. — Я вообще не хочу, чтобы он был здесь!

Сердце у Трилби замерло в груди. Она отложила ножницы.

— Но почему, дорогая?

Глаза ребенка были полны слез.

— Потому что она заперла меня в кладовой из-за него.

— Я не понимаю.

— Я видела, как они целовались. Моя мама и кузен Курт. Они были в постели и совершенно без одежды. Я открыла дверь, а моя мама закричала и ударила меня, а затем заперла в кладовой. Она продержала меня там целый час, Трилби, а в кладовой была крыса! — девочка вся дрожала. — Она укусила меня, я кричала, но она не выпустила меня! Посмотри! — Саманта сняла чулок и показала шрам на лодыжке.

Судя по шраму, укус был очень сильным.

— О, моя дорогая, — Трилби нежно обняла девочку. — Моя милая, мне так жаль!

Саманта выплакалась у Трилби на плече. Как хорошо, что взрослый может поддержать и утешить тебя. У нее в жизни было так мало любви со стороны взрослых.

— И ты не рассказала об этом отцу? — спросила Трилби, когда истерические рыдания девочки иссякли, и она вытерла глаза.

— Мама приказала мне не рассказывать. Она сказала, что если я расскажу, она накажет меня хуже, чем тогда, в кладовке, а кузен Курт смотрел на меня, как будто я ему очень не нравлюсь. Он и сейчас так на меня смотрит. Он все время спрашивает меня, не рассказала ли я папе. Он пугает меня, — слезы снова полились у нее из глаз. — Как я ненавижу бывать у кузена Курта. Он мне не нравится, и я тоже не нравлюсь ему. Он все время повторяет, чтобы я не смела рассказывать отцу то, что видела.

— Тебе больше никогда не придется оставаться с ним, — пообещала Трилби. — Никогда!

— Папа сказал…

— Неважно, что тебе сказал твой папа. Я поговорю с ним.

— Но ему нельзя рассказывать! — умоляла Саманта. — Нельзя! Он любил мою маму, Трилби.

А меня он не любит, подумала Трилби, но вслух ничего не сказала. Она приподняла лицо девочки.

— Саманта…

— Ты не должны, — настаивала девочка. — Это секрет.

Трилби снова взглянула на шрам на ноге ребенка и подумала, сколько еще других ужасных наказаний придумывала Сэлли, пока услаждала себя с кузеном мужа. Испытав наслаждение в постели с Торном, Трилби казалось невероятным, что Сэлли могла предпочесть другого мужчину.

— Не будем больше говорить об этом, — пообещала она и улыбнулась. Саманта была слишком обрадована, чтобы заметить, что Трилби не пообещала ничего не говорить Торну.

Трилби обо всем рассказал ему в тот же вечер после ужина, когда они проводили редкие минуты наедине в гостиной. У них были разные спальные комнаты и разные жизни. Они так редко встречались, что, несмотря на брак, они были, как чужие.

— Ты не должен заставлять ее бывать у них снова, — тихо сказала Трилби. — Ты понимаешь это теперь? Она действительно боится его, Торн.

— Не могу поверить, — мрачно ответил Торн. — Не могу представить, чтобы Курт и Сэлли могли так предать меня… Нет!

— Мне жаль, что тебе пришлось узнать это таким образом, — в голосе Трилби была боль. — Но Саманта не хочет, чтобы ты приглашал Курта на Рождество, она боится его. У нее ужасный шрам от укуса крысы, которая была в кладовой.

— Укус крысы! — с ужасом воскликнул он.

— Она кричала, но твоя жена не выпускала ее. И ты никогда не видел уксуса?

— Она показала мне рану. Сэлли объяснила, что дочь упала на какую-то железку. Я представления не имел.

Трилби чувствовала себя виноватой. Торну было очень больно, он любил своего ребенка, хотя не очень-то это показывал. Сэлли он тоже любил. Трилби ревновала его к первой жене, но она не стала бы рассказывать ему об этом случае, если бы не Саманта. Она сделала это только ради девочки. А с другой стороны, это освобождало Трилби от последней тени подозрения, если она еще оставалась у Торна, в отношении ее связи с Куртом. Не удивительно, что Сэлли лгала Торну и обвинила Трилби в тайной связи с Куртом.

— Я не знаю, наказывала ли она еще как-то Саманту, — неохотно добавила Трилби. — Прости меня, но если твоя жена была настолько жестокой, что могла запереть ее в кладовой с крысами…

— Тогда она могла наказывать ее по-другому, — закончил Торн за нее. Он уставился в потолок. — Я был слепым.

— Ты же любил свою жену. Я бы никогда тебе не сказала, если бы твоя дочь так не боялась Курта.

— А я так часто оставлял ее там в последнее время, — Торн встал и начал бесцельно бродить по комнате. Он взял в руки маленький портрет Сэлли и уставился на него. — Она была очень красивой женщиной. Саманта не похожа на нее, и поэтому не нравилась Сэлли. Она ненавидела и меня, и ребенка. Я знал, она не была счастлива со мной. Но вымещать это на собственной дочке… Это бессердечно!