Властелин булата - Александр Прозоров

Обнаженный чародей шел среди звериного потока, морщась от боли – ведь повелевая животными, он ощущал каждый нанесенный им удар, словно удар по своему телу, каждый укол казался ему собственной раной, смерть каждого зверька откладывалась в его душе несмываемым ожогом. Никогда ранее Любый не позволял себе подобных жертв. Однако недавняя встреча со славянской богиней убила в нем жалость. Жалость к себе, жалость к врагам. Жалость к живым существам, оказавшимся во власти посланца небесных духов.

Вслед за звериными стаями из леса вышли воины со щитами и копьями, из травы поднялись лучники, держа оружие наготове.

В городе торопливо захлопнулись ворота, послышались тревожные выкрики. На стенах началось шевеление – сюда спешно поднимались мужчины. Некоторые – уже с оружием, со щитами, копьями и палицами. Но многие – налегке, просто любопытствуя.

Никогда в своей истории Великая Пермь не знала нападений, и хотя слухи о войне с лесовиками полнили славянские города – мало кто в городе верил, что битва разразится прямо здесь, в их городе. Бегущее от леса зверье тем временем уже добралось до стен и стало карабкаться по толстым растрескавшимся бревнам. Для медведей, рысей, росомах это не представляло никаких трудностей. Равно как для белок, бурундуков, горностаев.

Слегка растерявшиеся от происходящего славяне тыкали вниз копьями, стреляли из луков. Звери, азартно щелкая клыками, вцеплялись в древки и повисали на них, вырывая оружие из рук стражников, а забавные бурундуки, на которых никто поначалу и внимания не обращал, перекусывали тетиву луков, вцеплялись острыми резцами в пальцы, тянулись к шеям. Тем временем барсуки и волки, быстро работая лапами, торопливо рыли плотно утоптанную землю у створок ворот.

Обнаженный колдун, понурив голову, немного постоял у города. Вдруг кувыркнулся вперед – и стремительный волк одним могучим прыжком взметнулся на залитую кровью стену. Его пасть щелкнула перед лицом одного воина, заставив отшатнуться к краю стены, другого зверь быстро цапнул возле локтя, ударом головы сбросил вниз третьего – и прыгнул следом, в толпу стражников, собравшихся за воротами. Когти рванули одежду на спине одного, клыки сомкнулись на ноге другого, толчок сбил с ног третьего. Волк крутанулся на месте и бросился к горлу самого крупного славянина. Тот шарахнулся назад, расталкивая соседей, и зверь снова крутанулся, быстро хватая за щиколотки стоящих спиной к нему врагов и вырывая куски парного мяса.

– Оборотень! Оборотень!!! – Славяне развернулись, окружив злобного гостя, принялись со всех сторон колоть копьями. Зверь был ловок и стремителен, однако и копий оказалось десятка два, и многие из них все же попадали в цель. Волк стал покрываться ранами – на шее, в боку, у лопатки, в брюхе, на спине… Казалось, еще чуть-чуть, и его добьют, заколют насмерть. Но под воротами наконец-то появилась достаточно широкая щель, в которую хлынул свежий поток зверей, сразу набрасываясь на смертных. А следом за животными под створки вкатились лесовики – и тут же скинули с ворот тяжелый засов, толкнули тесовые махины в стороны.

В шеи, плечи, головы защитников Перми почти в упор ударили стрелы с острыми кремниевыми наконечниками. Несколько славян упали, остальные шарахнулись в стороны, отступая по улицам города, похожим на ущелья. Они отчаянно отмахивались от взбесившегося зверья, но шансы на успех таяли с каждым упавшим защитником.

Окровавленный, роняющий тяжелые розовые слюни волк остался стоять напротив ворот.

– Ты цел, Любый? – рухнули рядом на колени сразу несколько лесовиков.

Волк опустил голову, толкнулся задними лапами, кувыркаясь – и распластался на земле обнаженным молодым мужчиной. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул:

– Никогда не привыкну, – покачал он головой. – Телом уже исцелился, а по ощущениям весь переломан и изрезан. Сейчас пройдет.

Повелитель оборотней поднялся на ноги, покрутил головой и повел плечами. Посмотрел по сторонам. Поморщился:

– Сколько крови… – Он опустил веки, прислушиваясь к ощущениям послушного его воле зверья и несколько раз болезненно поморщился, вместе с белками, медведями и барсуками принимая в себя смертельные удары. Открыл глаза: – Пусть дети небесных духов наступают прямо через внутренние стены. На них сейчас нет никакой стражи. Со славянами по эту сторону я разберусь сам.

Он снова опустил веки и тряхнул головой, отправляя лис и росомах в самоубийственные броски под щиты, к ногам защитников города. Два-три укуса – и даже самый крепкий воин падает на колено и уже не способен крутиться, уворачиваться, делать длинные выпады. Второй волной идут волки и медведи, и либо человек поднимает щит и оружие против них – и тогда он открывает свой живот барсукам с куницами, либо защищает живот – и его давят сверху.

Каждая такая атака стоила жизней десяткам зверей, на каждого павшего защитника приходилось двое-трое убитых медведей или волков, а мелкого зверья – и вовсе без счета. Каждый шаг по улицам и стенам обходился Любому в сотни ожогов, покрывающих шрамами его душу – но вождь лесовиков, покровитель всего живого, одеревенел сердцем. Он с ужасом ждал того мига, когда ощутит Катину боль, когда вместе с нею пройдет через предсмертную пытку раздробленными костями – и не знал никакой жалости ни к себе, ни к врагам, ни к своим четверолапым воинам.

Вслед за звериными волнами по городу продвигались лесовики, выставив перед собой острые копья, прикрываясь щитами, готовые в любой миг вступить в схватку – но им оставалось только выбивать двери в дома, выгоняя на улицы перепуганных женщин и детей, да обшаривать амбары, пока еще пустые в ожидании урожая. Самую страшную работу за них выполнил Любый и дети небесных духов, всего за полдня полностью сломившие сопротивление врага.

К середине дня из Великой Перми по уходящим в лес тропкам уже потянулись волокуши, тяжело груженные солью, посудой, медом, вяленой рыбой, пузатыми бочонками, содержимым которых никто покамест не интересовался – ведь в кочевьях пригодится все! Соленая рыба, сладкий мед или квашеная капуста – еще интереснее, что за нежданность ждет победителей в конце пути?

– Умер бог, умрет и город, – услышал вкрадчивый шепот Любый, созерцающий с высокого берега медленно текущие воды Колвы.

Теперь, когда все закончилось, вождь лесовиков позволил себе набросить на плечи мягкий и теплый соболиный плащ – настолько просторный, что в него можно было полностью завернуться, как в кокон, и спать хоть на снегу, хоть на траве. Любому слишком часто приходилось перекидываться из человека в волка и обратно, и потому он давно перестал надевать другие одежды.