Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помогал Александру Львовичу Гарязину сплотить русских людей, идущих вразброд, конечно же Алексей Фролович Филиппов. Будущий осведомитель Ф.Э. Дзержинского вскоре и занял редакторское кресло «Дыма Отечества»…
Но все это было задолго до революции, а теперь все изменилось.
Когда подручные Урицкого 30 июня арестовали А.Л. Гарязина, жена Александра Львовича Ольга Михайловна первым делом отбила в Москву телеграмму:
«Срочно.
Арбат. Мерзляковский. 7. Филиппову.
Муж арестован сегодня Гороховой два. Хлопочите через Дзержинского об освобождении. Отвечайте. Гарязина»{197}.
Телеграммой она не ограничилась, написала и письмо…
«Многоуважаемый Алексей Фролович!
Сегодня дала Вам срочную телеграмму и пользуюсь любезностью г. фон Эгерта, чтоб подробнее известить Вас о случившемся. Вчера в 121/2 ч. ночи к нам явились коммунары с ордером для обыска и ареста Алексея Львовича. Обыск длился четыре часа, не оставили ни одного клочка бумаги, все увезли, а также и Алексея Львовича. Он находится сейчас на Гороховой, 2.
За что он арестован и в чем его обвиняют, ни он и никто из нас не знает. Обращаюсь к Вам с просьбой помочь нам по мере Ваших сил в этом неприятном деле.
Уезжая, Алексей Львович сказал, чтобы я обратилась к Вам.
Сделайте через Дзержинского все, что в Ваших силах, и если есть возможность, приезжайте. Не могут ли Вас назначить следователем по этому делу?
Алексей Фролович, Вы понимаете, как нам тяжело в это страшное время, где жизнь человека зависит от одного слова, от малейшей случайности!
Я не знаю ни к кому, ни куда обратиться.
Была сегодня у Урицкого, но он не принимает, и никто точно не может мне ничего сказать, как получить свидание.
На Вас вся надежда, и я знаю, что Вы сделаете, что в Ваших силах, но только не медлите.
17(30).VI.1918 г. О. Гарязина»{198}.
Видимо, отношения Алексея Львовича Гарязина и Алексея Фроловича Филиппова действительно отличались некоторой теплотой и доверительностью, потому что, вполне осознавая опасность подобного вмешательства, он все-таки попытался сделать то, что было в его силах.
На телеграмме Ольги Михайловны Гарязиной есть приписка, сделанная рукой Филиппова:
«Тов. Дзержинский! Так как я получил эту депешу, где находится Ваше имя, то не считаю возможным не показать ее Вам.
Прибавлю: думаю, что Александр Львович Гарязин, лично мне известный коммерсант, едва ли заслуживает, чтобы к нему применялись меры исключительной строгости, по его крайней несерьезности в делах.
Посему, если найдете возможность обратить внимание тов. Урицкого на эту депешу, я почувствую себя исполнившим дело перед его женой.
P.S. Гарязин в последнее время содержал контору по ликвидации фабрик и заводов и, кажется (давно я не видел его), транспортировал беженцев в Литву.
А. Филиппов».
Ходатайство составлено, как мы видим, предельно осторожно, просьба помочь товарищу сформулирована так, чтобы у самого Филиппова оставалась возможность отстраниться от подзащитного, коли его сочтут виновным, тем не менее на этот раз осторожность не помогла Алексею Фроловичу.
Хотя Дзержинский и переслал Урицкому телеграмму с просьбой разобраться, Александра Львовича Гарязина все равно расстреляли.
«АЛ. Гарязин арестован был ЧК 30 июня сего года как видный деятель монархической организации, и 2 сентября сего года на основании объявления красного террора расстрелян, а потому ЧК постановила отобранные при аресте Гарязина два чемодана, две бутылки вина и оружие конфисковать и настоящее дело производством считать законченным.
22 ноября 1918 года Н. Антипов».
Так что не защитил компаньона Алексей Фролович Филиппов, а себя едва не погубил…
Мотивировка необходимости его ареста вроде бы звучала для чекистов вполне убедительно: Филиппов ходатайствовал за человека, напрямую причастного к русским националистическим организациям, человека, который открыто заявлял, что «только при торжестве русского самосознания и при главенстве русского народа на имперской территории и на всех ступенях государственной власти возможен спокойный прогресс для сотен народностей, вкрапленных в русскую».
Учитывая, что людей и принимали на работу в ЧК, если они умели доказать, что ненавидят Россию так же горячо, как вожди большевиков, двурушничество секретного агента Филиппова не могло не возмутить Моисея Соломоновича Урицкого.
И все-таки вмешательство А.Ф. Филиппова в расследование дела «Каморры народной расправы» было лишь формальным поводом для его ареста. У Моисея Соломоновича Урицкого имелись более веские причины, чтобы запереть в тюрьме тайного агента Дзержинского.
7
21 июня, после ночного разговора по телефону с Г.Е. Зиновьевым, Ленин попросил Феликса Эдмундовича начать параллельное расследование убийства Володарского.
Поскольку этим делом уже занимался Миша Трудник (Лашевич), а одновременно с ним следователь Э.М. Отто из Петроградской ЧК, свое расследование Дзержинский решил провести негласно. Для этой цели в Петроград командировался Заковский (официально) и агент Филиппов (тайно){199}.
Подготовка доклада по делу Русско-балтийского завода на президиуме ВСНХ задержала агента Филиппова в Москве, и в Петроград он собирался выехать 7 июля.
Но 4 июля в Москве открылся V Всероссийский съезд Советов, на который приехал из Петрограда М.С. Урицкий.
Как он узнал о засылке в его «епархию» тайного агента, неизвестно, но, когда узнал, серьезно встревожился.
Надо сказать, что положение Урицкого в конце июня 1918 года было довольно шатким.
Еще весной его освободили от должности комиссара внутренних дел Союза коммун Северной области, а сейчас в комиссариате юстиции уже всерьез начал обсуждаться вопрос, что и Петроградскую ЧК могли бы возглавить более инициативные товарищи.
Не собирались защищать Моисея Соломоновича и в Москве.
Еще 12 июня, на заседании фракции РКП(б) на конференции чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией «ввиду грозного момента» было постановлено: «предложить ЦК партии отозвать т. Урицкого с его поста в ПЧК и заменить его более стойким и решительным товарищем»…
И вот теперь М.С. Урицкий узнает, что расследованием убийства, в котором участвовали и петроградские чекисты, будет заниматься тайный агент Ф.Э. Дзержинского…
Без сомнения, Урицкий понимал, что Филиппов не Отто, отвлечь его от расследования не удастся, и поэтому он и вспомнил о заступничестве Филиппова за Гарязина, привлеченного по делу «Каморры», и решил пристроить агента в «Каморру народной расправы».
Едва ли Ф.Э. Дзержинский так просто отдал бы Моисею Соломоновичу своего лучшего стукача, но обстоятельства сыграли на руку Урицкому.
6 июля в три часа дня был убит германский посол Мирбах…
Произошел эсеровский мятеж…
Дзержинский вынужден был уйти в отставку…
Обо всем этом разговор впереди, а пока о том, что Моисей Соломонович Урицкий сумел воспользоваться отставкой Феликса Эдмундовича Дзержинского.
8 июля товарищу Сейсуму был выдан ордер № 3794 Всероссийской ЧК на арест Филиппова в помещении ВЧК и на квартире.
Сам Моисей Соломонович еще накануне вернулся в Петроград.
А 10 июля ему привезли в Петроград арестованного Алексея Фроловича Филиппова… Филиппов и так планировал приехать, но сейчас вместо расследования обстоятельств убийства Володарского вынужден был заняться сочинением бумаг, доказывающих его непричастность к погромщикам:
«Относительно “Союза спасения России” ровно ничего не знаю, — кто был организатором, мне неизвестно, и даже где он образовался — я тоже не осведомлен. Был какой-то союз, похожий по названию, на Мойке, о нем вскользь мне говорил в феврале Александр Иванович Лидах, Я давал тогда адрес Дзержинскому, но чем дело кончилось — не знаю, кажется, это была афера.
Про Злотникова знаю, что он состоял издателем журнала “Паук” и основателем клуба “Вешние воды” на Фонтанке, где я и познакомился с ним во время выступлений его и А.А. Суворина. Затем видел его в военной форме, но где он теперь и что делает—не знаю, ибо близкого знакомства с ним не имел и не имею, а в Петрограде не живу уже около 2-х месяцев.
Имя Иосифа Ревенко слышу в первый раз и, конечно, его не знаю, равно как и Мухина.
С Захарием Ждановым знаком хорошо, как биржевик, но дел с ним не имел. А что он жертвовать ни на что не способен (тем более на политику), в этом уверен, ибо даже дав взаймы газете “Деньги” четыреста рублей, он потребовал вексель и потом, пустив в протест, взыскал их с меня.
