Лопухи и лебеда - Андрей Смирнов

Дежурный с недовольным видом изучает бумагу, куда-то звонит, говорит:

– Подождать надо…

Франсуа Оливье наставляет молодых соотечественников:

– “Арагви” – это очень неплохо, кавказская кухня, много мяса, недурные овощи. С рыбой неважно – осетрина, жирно и сомнительно… Что он говорит?

– Что надо подождать…

– Я вижу, у вас тут все серьезно… Я лично люблю “Узбекистан”. Очень похоже на турецкую кухню, превосходные супы…

По ту сторону турникета появляется человек в штатском, пролистывает паспорт, заглядывает в бумагу и, буркнув что-то дежурному, исчезает. Милиционер открывает турникет.

У лифта Оливье прячет паспорт.

– Монастырь государственной безопасности…

Ребята смеются.

– К счастью, женщины в ограде… – говорит Луи.

На кухне шестого этажа Пьер караулит кофе на конфорке. Наконец поднимается пена, Пьер снимает турку с огня и несет в комнату.

Шесть человек в небольшой комнате Пьера создали невообразимую тесноту. Оливье поставил магнитофон на стол и, надев наушники и отхлебывая кофе, проверяет микрофон. Пьер захлопывает окно.

– Все садимся на кровать, я буду подзывать к столу или подходить с микрофоном, – распоряжается Оливье. – Только выключи радио.

– Оно не выключается… Вот минимальная громкость.

Оливье пытается сам уменьшить громкость, потом надевает наушники.

– Идиотизм! Мы не сможем работать… Должен же быть какой-то секрет у этого дьявольского динамика!

Ребята столпились у динамика, со смехом щупают провода, крутят ручку.

– Или перейти в другую комнату…

– Бесполезно! – говорит Марсель. – Мы все просыпаемся в шесть утра под гимн…

Раздается треск, сыплется штукатурка – Луи выдернул динамик из стены.

Кусок стены обвалился, за ним открылась ниша, заполненная связкой кабелей и проводов разной толщины и какой-то аппаратурой. Динамик замолчал.

– Кажется, у меня будут проблемы… – меланхолически замечает Пьер.

– Да тут целый радар! – изумляется Луи.

Оливье прерывает его:

– Так, не теряем время! Все сели на кровать! Тишина! Работаем… Добрый вечер, дорогие слушатели! Говорит “Радио Франс”…

Дверь открывается, на пороге дежурный в милицейской форме. Из-за его плеча выглядывает сосед Микола.

– Это что за безобразие? Кто вам разрешил портить казенное оборудование? Такое развязное поведение вам так просто не обойдется. Придется оплатить ремонт и написать объяснительную записку…

В комнате поднимается гам. Пьер подходит к дежурному и что-то тихо говорит ему.

В коридоре Пьер тщательно закрывает дверь в блок, выпихивая Миколу, и сует дежурному пятьдесят рублей.

– Я все оплачу. Можно подождать полчаса? Мы только закончим интервью…

В комнате студенты сидят на кровати. Оливье с микрофоном расхаживает по комнате.

– Мы находимся в секторе “Г” общежития Московского университета. За окном – голые деревья, землю покрыл ковер из желтых листьев. Осень приходит в Москву на полтора месяца раньше Парижа…

В Елисеевском гастрономе Пьер стоит в очереди в бакалейный отдел. Конец рабочего дня, народ усталый и возбужденный. У продавщицы конфликт с покупательницей, очередь шумит. Пьера трогает за плечо хмурый парень в телогрейке.

– Восемь рэ, – говорит он деловито.

Пьер, озадаченный, кидает взгляд по сторонам – никто не обращает внимания. Парень ждет, уставясь на него. Пьер достает бумажник, протягивает деньги парню. Тот берет и исчезает.

Подходит очередь Пьера.

– Пожалуйста, пачку натурального кофе…

Пьер выходит из магазина и шагает вниз по улице Горького. Его догоняет парень в телогрейке.

– Мужик, ты чо? Совсем, чо ли?

Махнув рукой, парень быстро идет в противоположную сторону. Пьер покорно идет за ним.

Первым в подъезд заходит человек в майке и зимней шапке с болтающимися ушами. Следом идут Пьер и парень в телогрейке. Они поднимаются на один пролет.

Мужик в майке ставит на подоконник бутылку водки и граненый стакан, достает из кармана завернутый в газету черный хлеб, уже разрезанный на три части, раскрывает финский нож и режет натрое плавленый сырок. Большими натруженными пальцами с плоскими ногтями он крошит сургуч на пробке, вскрывает ее, ловко, не пролив ни капли, наливает стакан и протягивает парню. Тот молча вытягивает водку, нюхает горбушку, закусывает сырком. Взгляд его светлеет. Пьер с изумлением смотрит на него. Тем временем мужик протягивает полный стакан Пьеру. Он берет его с трепетом, медлит и неуверенно говорит:

– Ваше здоровье…

Мужик и парень мгновенно подозрительно переглядываются. Пьер пьет с трудом, чувствуя, что сказал не то. Мужик выливает остатки водки в стакан, который оказывается на удивление таким же полным, и молча, с наслаждением пьет.

Они выходят из подъезда, Пьер останавливается проститься, но собутыльники молча расходятся в разные стороны, как незнакомые. Пьер направляется вниз по улице, его заносит. Он стоит, пытаясь собраться, понимая, что пьян. Выпрямив спину, он идет осторожно, как будто проглотил аршин.

На сцене Большого – танец маленьких лебедей. Кира Галкина – одна из четырех.

Зал полон. В амфитеатре Пьер спит в кресле. Он всхрапывает и просыпается. Соседи недовольно косятся на него. С неприступным видом он оглядывается по сторонам, делая вид, что храпел кто-то другой. Маленькие лебеди скрываются в кулисе под овацию.

У служебного входа толпа поклонников встречает балерин. Солистки выходят с охапками цветов в руках. Пьер проталкивается к Кире, бормочет слова восхищения:

– Изумительно!.. Я пытался купить цветы, но оказалось, что в Москве это непросто…

– Извините, я тороплюсь домой…

– Я могу вас проводить?

Кира пожимает плечами:

– Я живу в Сокольниках. Это довольно далеко.

– Тем лучше…

Они подходят к метро “Проспект Маркса”. Пьер оглядывается:

– Может быть, зайдем куда-нибудь поужинать? Или хотя бы выпить по стакану вина…

– Куда? Двенадцатый час, все закрыто… Есть, конечно, ресторан ВТО, театральный… Но мне домой надо.

Они едут в метро. В вагоне пусто – трое парней, усталая женщина со спящим на ее руках ребенком и пара пожилых дачников в лыжных костюмах с кучей корзин и сумкой, из которой торчат саженцы.

Пьер говорит, одушевляясь:

– Бессмертие Мариуса Петипа – в его женских ансамблях, в женском соло. Он прекрасно знал, что с мужчинами у него получается хуже, и не стеснялся просить Иванова поставить мужской танец в его балете…

У Киры глаза закрываются, она слушает со смутной улыбкой на губах.

– Четвертая картина в “Лебедином” – когда двадцать четыре девушки на полу одновременно поднимают руку и встают – это изумительно! Русский кордебалет – это сама женственность. Такого кордебалета нет нигде – ни в Париже, ни в Англии… Вам понравилось в Лондоне?

– Совершенно не понравилось, – говорит Кира, не в силах сдержать зевоту…

Они идут по темной пустынной улице в Сокольниках.

– Вкусно, конечно, офигительно, – вздыхает Кира.

Пьер смеется:

– Во всей Европе хуже англичан едят только голландцы! Я люблю Лондон, но найти там приличный ресторан…

– Ну, не знаю… Фиш энд чипс в любом пабе – такая прелесть! Код – это, кажется, треска? А пюре на сливках… Вот мы и пришли.

Она останавливается у подъезда.

– Так вы в восторге?

Она задумчиво качает головой:

– Я не люблю чувствовать себя бедной родственницей.

– Да ведь вас там на руках носили!

– Все было шикарно – цветы, овации, магазины… Все равно они считают нас какими-то плебеями. Они этого не говорят. Но чувствуют свое превосходство… А в чем? Я не считаю себя хуже. В конце концов, на сцене – я, а они – в зале…

Пьер слушает с изумлением, потом тихо смеется:

– Можно вас поцеловать?

Кира усмехается:

– Вы всегда торопитесь?

И, сделав ручкой, исчезает в подъезде.

На Кузнецком мосту Пьер останавливается и читает надпись на мраморной доске у входа: “Комитет государственной безопасности СССР. Приемная”. Он нажимает на звонок.

В кабинете со светлой казенной мебелью – два стола, стулья, шкаф со справочниками, зеленые казенные занавески – сотрудник в штатском записывает за Пьером.

– …В сорок первом году он был еще жив и сидел в лагере в Дже… Джезкана…

– В Джезказгане? Это Казахстан… Номер лагеря знаете?

– Нет…

– Откуда сведения?

– От… дальних родственников.

– От кого конкретно? Родственники здесь или за границей?

Пьер мнется:

– Я точно не знаю… Мне сказала мама, она очень просила его найти…

– Ну, хорошо, разберемся. – Сотрудник откладывает ручку и внимательно смотрит на Пьера. – Николай Кузьмич Чухновский просил вам помочь… А как вообще ваше настроение?

– Хорошее настроение.

– Как вам живется в Москве? Проблемы есть? Помощь не нужна?

– Все хорошо. Интересно…