В краю лесов - Томас Гарди

Грейс ошиблась - очень сильно ошиблась, предположив, что письмо не имеет к ней отношения, раз Джайлс, прочтя его, не поспешил к ней, а ушел в лес. Но Джайлс, как это ни прискорбно, именно поэтому и пошел в лес, что содержание письма прямо ее касалось. Он побоялся, что она увидит, как вдруг опечалилось его лицо.

Письмо было от Бокока, отосланное вслед за письмом Мелбери Грейс. И оно содержало плохую весть.

Джайлс когда-то оказал услугу этому непутевому малому, и теперь тот по-своему решил отблагодарить его. Находясь эти несколько дней в компании Мелбери, он, конечно, немало наслышался об искупительных планах последнего в отношении Джайлса и поспешил поэтому уведомить его о том, что их попытка спасти Грейс не удалась; он боялся, как бы молодой человек, надеясь на успешный исход дела, не поставил себя в фальшивое положение. В письме Бокок писал, что поведение Фитцпирса оказалось недостаточно вопиющим для расторжения брака и что Грейс, по всей вероятности, суждено до самой могилы остаться его женой.

Все обиды и сомнения тотчас вылетели из головы Уинтерборна, и огромная - всепрощающая и вместе мучительная - любовь к бедняжке Грейс захлестнула его. Такое действие оказало на Джайлса это роковое известие.

Навсегда отказаться от нее... это значит конец всему. Нечего больше сомневаться, подходят ли они один другому, не будет больше размолвок из-за разницы вкусов. Опять между ними воздвиглась стена. Грейс никогда не будет принадлежать ему. С нестерпимой болью вспомнил он, как совсем недавно радовались они вновь обретенной надежде. Как могли они быть до такой степени наивными, чтобы поверить в возможность чуда?

Вдруг Уинтерборн услыхал, что кто-то нагоняет его, и, обернувшись, увидел, как Грейс чуть не бегом бежала за ним сквозь чащу. Он сразу понял, что ей еще ничего не известно.

- Джайлс, почему ты не зашел ко мне? - спросила Грейс с ласковым упреком. - Разве ты не видел, что я весь день сидела в саду?

- Видел, - ответил Уинтерборн, захваченный врасплох. Он еще не успел сообразить, как теперь вести себя с Грейс. Грейс же, введенная в заблуждение его тоном, подумала, что ее слова опять обидели его, и решила быть с ним помягче, отчего щеки ее слегка зарделись.

- Я получила еще одно письмо от отца, - поспешно продолжила она. - Он, наверное, приедет сегодня вечером. И ему будет очень неприятно, - ведь ты знаешь его мечту, - что мы с тобой поссорились.

- А мы не ссорились, - ответил Джайлс, глядя на нее печально и ломая голову над тем, какими словами высказать Грейс горькую правду.

- Я боюсь, что ты все еще дуешься на меня за то, что мне не понравилась та харчевня.

- Нет, я не дуюсь.

- А почему у тебя такой несчастный вид? - спросила Грейс, подойдя к нему совсем близко и улыбаясь прелестной улыбкой. - Ты не веришь, что будешь когда-нибудь счастлив?

Джайлс несколько секунд молчал.

- Я буду счастлив не раньше, чем луч солнца коснется северной стены Шертонского аббатства, - глухо проговорил он, глядя в землю.

- Но тогда, значит, есть еще что-то, кроме обиды из-за этой глупой харчевни? Может, ты сердишься, что я... не позволила тебе поцеловать меня, но, Джайлс, ты ведь знаешь, это не потому, что я не питаю к тебе никаких чувств, я просто думала тогда, что еще рано, хотя мой бедный отец думает другое. Это одна-единственная причина, честное слово. Я не хочу обижать тебя, Джайлс, видит бог, не хочу, - сказала она, и голос ее задрожал. Может быть, раз уж я вот-вот стану свободна, я не права, и нет ничего дурного, если ты поцелуешь меня.

- О, господи! - взмолился про себя Джайлс. У него закружилась голова, но он все еще упорно смотрел в землю. Последние несколько минут он видел, как соблазн по всем правилам военного искусства вел против него осаду; и вот наконец он в плену. Для Джайлса, чья жизнь была так проста и бесхитростна, так неукоснительно подчинена требованиям дедовской морали, было страшным грехом, почти преступлением воспользоваться неведением Грейс и уступить ей.

- Ты что-то сказал? - спросила Грейс смущенно.

- Нет, я только...

- Ты веришь, что раз мой отец возвращается сегодня вечером, то, значит, все уже окончательно решено? - спросила она обрадованно.

- Да...

- Тогда почему же ты не делаешь того, что хочешь? - сказала она чуть ли не с досадой.

И хотя Уинтерборн отчаянно боролся с собой, и хотя он дорожил добрым именем Грейс как зеницей ока, он был мужчиной, а мужчины не боги, как говорила Дездемона. И перед лицом этой нежной соблазнительницы, не ведающей, что она творит, не искушенной в мирских делах и требованиях света, Уинтерборн не устоял. Поскольку так уж получилось, поскольку Грейс, считая себя свободной, сама просила его доказать ей свою любовь, а любовь его была самой искренней и верной, поскольку жизнь коротка, а человек слаб, - то он не устоял перед соблазном, хотя знал, что Грейс безвозвратно потеряна для него. В эту минуту Уинтерборн не думал больше ни о прошлом, ни о будущем; настоящее сулило ему блаженный миг: один-единственный раз прижмет он к груди ту, которую он так давно знал и любил.

Грейс вдруг отпрянула, прервав долгое объятие и поцелуй.

- Правда ли, что я свободна? - прерывающимся голосом прошептала она. Не поступаем ли мы плохо? Действительно ли есть такой закон? Не мог же отец так легкомысленно...

Уинтерборн молчал, и Грейс, сама того не желая, разрыдалась.

- О, почему отец не возвращается, - плакала Грейс, уткнувшись Уинтерборну в грудь. - Скорей бы уж он приехал и все объяснил. Это безжалостно сначала велеть мне... а потом так долго не приезжать... я не знаю, кто я теперь. А вдруг мы поступили дурно?

Ко всем прежним горестям, выпавшим на долю Уинтерборна, прибавилась еще одна, - он чувствовал себя Каином, убившим родного брата. Как мог он взять на душу столь тяжкий грех: умолчать о том, что ему было известно. Уинтерборн отпустил Грейс и отвернулся: раскаяние все сильнее мучило его. Как осмелился он даже помыслить поцеловать Грейс. Уинтерборн сам едва удерживал слезы. Трудно было представить себе более несчастное существо, чем Грейс - жертву отцовской слепоты и его благих намерений.

Даже в тот момент, когда Мелбери, сам вполне уверенный, убеждал его, что несчастье Грейс легко поправимо, Джайлс питал в душе подозрение, что любой закон, будь то новый или старый, потребует ее личного присутствия в суде, но не знал, как вывести Грейс из приятного заблуждения, будто для освобождения от ненавистных уз достаточно будет росчерка пера, как об этом говорил Мелбери. Однако ему и в голову не могло прийти, что дело Грейс безнадежно.

Бедняжка Грейс, видя, как расстроился Уинтерборн, и подумав, должно быть, что нечего поднимать такой шум из-за одного поцелуя, каким бы долгим он ни был, перестала плакать и улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы.

- Я рада, что мы снова друзья, - сказала она. - Если бы, Джайлс, ты проявил такую же смелость до моего замужества, то ты бы первый назвал меня своей. А когда мы станем мужем и женой, ты, я надеюсь, не будешь плохо обо мне думать из-за того, что я позволила тебе немного больше, чем должна была; ведь ты знаешь, мой отец стар и обременен болезнями, и он хочет по возвращении видеть, что согласие между нами восстановлено.

Чем ласковее были слова Грейс, тем горше звучали они для Уинтерборна. Как могла Грейс так доверчиво отнестись к беспочвенным мечтаниям своего отца? Уинтерборн не находил слов, чтобы сказать Грейс правду. Но он понимал, что это нужно сделать, и казнился сознанием собственной трусости.

Свыше его сил было нанести Грейс такой удар. Много нежных слов было сказано по дороге домой; день уже клонился к вечеру, когда Уинтерборн решился наконец открыть Грейс глаза.

- Возможно, мы ошибаемся, - начал он, замирая от страха, - считая, что дело может быть улажено в такой короткий срок. Мне почему-то кажется, что даже новый закон не имеет силы расторгнуть узы брака без того, чтобы заинтересованное лицо не было вызвано на публичное судебное разбирательство; и если возникнут какие-нибудь препятствия и мы не сможем стать мужем и женой...

Кровь медленно отливала от лица Грейс.

- О Джайлс, - воскликнула она. - Ты, верно, слыхал что-нибудь? Значит, отец, находясь сейчас там, сам ничего сделать не может? Но ведь он писал, что дело уже почти решено! О Джайлс, Джайлс, не обманывай меня! После того, что мы сейчас сделали, - как я буду смотреть людям в глаза!

Нет, Уинтерборн решительно не мог произнести роковых слов. Непоколебимая вера Грейс в его благородство полностью обезоруживала его.

- Я ничего не знаю, - прошептал он охрипшим голосом, точно прошуршал под ногами сухой лист. - Твой отец скоро вернется. И тогда мы все узнаем. Идем, я провожу тебя домой. - Как ни дорога была ему Грейс, он сдержанно протянул ей руку и прибавил: - По крайней мере, до ворот.

Так они шли вдвоем, пребывая в полном смятении чувств. Грейс от надежды переходила к отчаянию и снова к надежде. Проселок был в нескольких минутах ходьбы; дойдя до него, они вдруг услыхали громкий возглас: