Ученик - Тесс Герритсен

И я готов встретиться с другим старым другом.

Я выхожу на дорогу и жду.

Облака уже рассеялись, и день становится все более теплым. Дорога — это всего лишь две грязные колеи, и в них кое-где торчат высокие сорняки, чахлые головки которых поднимаются всякий раз, после того как здесь проходит машина. Я слышу карканье и вижу, как три вороны вспархивают с веток и следуют за мной в ожидании шоу.

Все любят быть зрителями.

Тонкая полоска пыли появляется за деревьями. Приближается автомобиль. Я жду, и мое сердце бьется все чаще, а ладони потеют в предвкушении. Наконец я его вижу — блестящее черное чудище медленно ползет по грязи, сохраняя достоинство. Он везет ко мне на встречу старого друга.

Это будет долгая встреча, так мне кажется. Поднимая взгляд, я вижу, что солнце еще высоко, оно дарит нам часы дневного света. Часы для летних забав.

Я выхожу на дорогу, и лимузин останавливается прямо передо мной. Водитель выходит. Нам не нужно слов; мы просто обмениваемся взглядами и улыбаемся. Это улыбка двух братьев, связанных не семейными узами, но общими желаниями, мечтами. Слова, написанные на бумаге, соединили нас. В своих длинных письмах мы делились друг с другом фантазиями, и слова, которые ложились на лист, скрепляли наш союз. Это они привели нас в лес, где за нами наблюдают вороны.

Мы вместе идем к багажнику машины. Мой партнер возбужден от мысли, что скоро трахнет ее. Я вижу, как напряжен его член, и слышу, как позвякивают в его руке ключи от машины. Его зрачки расширены, а над верхней губой блестят капельки пота. Мы стоим возле багажника и, как голодные, ожидаем первого взгляда на нашу гостью. Ждем, когда сможем насладиться ее ужасом.

Он вставляет ключ в багажник и поворачивает его. Крышка багажника поднимается.

Она лежит, свернувшись на боку, и, глядя на нас, щурится от яркого солнца. Я сосредоточен только на ней и не придаю значения торчащему из уголка чемодана белому бюстгальтеру. Только когда мой партнер наклоняется, чтобы достать ее из багажника, до меня доходит смысл увиденного.

Я кричу: «Нет!»

Но она уже выставила вперед обе руки. И уже спускает курок пистолета.

Его голова взрывается в кровавом облаке.

Странно, но меня завораживает изящный пируэт, который проделывает его тело, выгибаясь и падая назад. И мне нравится, как ее руки вспархивают, целясь в меня. Мне хватает времени только на то, чтобы отскочить в сторону, и в этот момент вторая пуля вылетает из ее пистолета.

Я чувствую, как пуля впивается мне в шею.

Странный балет продолжается, только теперь на сцене я исполняю свой танец, взмахивая руками словно умирающий лебедь. Потом падаю на бок, но не чувствую боли — слышу только, как хлюпает подо мной грязь. Я лежу в ожидании конвульсий, но ничего нет. Только удивление.

Я слышу, как она пытается выбраться из багажника. Она лежала там, скрючившись, больше часа, и ей требуется несколько минут, чтобы размять затекшие ноги.

Она приближается ко мне, толкает меня ногой в плечо, переворачивая на спину. Я в полном сознании и смотрю на нее, догадываясь о том, что сейчас произойдет. Она направляет дуло пистолета мне в лицо, ее руки дрожат, дыхание хриплое, прерывистое. Засохшая кровь на ее левой щеке выглядит словно боевая раскраска. Каждый мускул ее тела нацелен на убийство. Каждый инстинкт призывает спустить курок. Я смотрю на нее, мне не страшно, я с удовольствием наблюдаю за той битвой, что отражается в ее глазах. Мне интересно, какой способ защиты она выберет. В своих руках она держит оружие собственного уничтожения, а я всего лишь катализатор.

Убей меня, и этим ты уничтожишь себя.

Оставь мне жизнь, и я навеки поселюсь в твоих ночных кошмарах.

Она тихо всхлипывает. Медленно опускает пистолет. «Нет», — шепчет она. И уже громче, с вызовом, повторяет: «Нет». Потом расправляет плечи и делает глубокий вдох.

И возвращается к машине.

25

Риццоли стояла на лужайке, глядя на четыре железных кола, вогнанных в землю. Два для рук, два для ног. Шнуры, уже в форме петли, должны были затянуться на запястьях и щиколотках. Она старалась не думать о предназначении этих кольев. Вместо этого она двинулась вдоль леса — деловито, как настоящий полицейский, осматривающий место происшествия. Она гнала прочь мысли о том, что это ее конечности должны были быть привязаны к кольям, и ее плоть должны были кромсать инструменты, припасенные в рюкзаке Хойта. Она чувствовала на себе взгляды своих коллег, слышала, как их голоса понизились до шепота, когда она приблизилась. Повязка на голове однозначно выдавала в ней раненую, и они обращались с ней как с хрупкой и бесценной вазой. Это было лишнее, ей совсем не хотелось ощущать себя жертвой. Она должна была доказать прежде всего себе самой, что полностью контролирует свои эмоции.

Поэтому она обошла лужайку так, как если бы это было обычное место происшествия. Еще вчера криминалисты из полицейского управления штата все сфотографировали, обработали на предмет улик, и оцепление было снято, но сегодня утром Риццоли и ее команда захотели осмотреть все своими глазами. Она забрела с Фростом в лес, измерив рулеткой расстояние от дороги до лужайки, где полиция обнаружила рюкзак Хойта. Не отвлекаясь на любование красотами этого участка леса, Риццоли осмотрела место. В ее блокноте был полный список того, что хранилось в рюкзаке: скальпели и клещи, щипцы и перчатки. Она изучила фотографии отпечатков подошв Хойта, теперь закатанных в пластик, рассмотрела запечатанные в пакеты шнуры с петлями, не позволяя себе думать о том, для кого они предназначались. Она посмотрела на небо, не смея признаться себе в том, что этот вид — верхушки деревьев на фоне неба — мог стать последним в ее жизни. Джейн Риццоли — жертвы сегодня здесь не было. Может, коллеги и наблюдали за ней, ожидая, когда она сорвется, но напрасно. Они этого не дождутся. Никто не дождется.

Она закрыла свой блокнот и, подняв глаза, увидела за деревьями Габриэля Дина, который направлялся к ней. Хотя ее сердце и забилось сильнее, она встретила его сухим кивком, и в ее взгляде явственно читалось: «Давайте не отвлекаться от дела».

Он понял, и они встали рядом как два профессионала, стараясь не выдать и намека на интимную близость, которую им довелось пережить всего пару дней назад.

— Шофер был нанят полгода назад службой заказа VIP-лимузинов, — сказала она. — Йигеры, Генты, Уэйты — все они были в числе клиентов, которых он подвозил. У него был доступ к расписанию подачи машин для VIP-клиентов. Должно быть, он увидел в этом списке и мое имя; отменил мой заказ, чтобы занять место водителя, который должен был приехать за мной в аэропорт.

— А в этой фирме проверяли его послужной список?

— Его рекомендации были отличными, хотя и датированы несколькими годами ранее. — Она сделала паузу. — Кстати, в его резюме не было упоминания о военной службе.

— Это потому, что Джон Старк — его ненастоящее имя.

Риццоли нахмурилась.

— Так он еще и имя украл?

Дин жестом пригласил ее зайти в лес. Они ушли с лужайки и оказались в гуще деревьев, где могли говорить, не опасаясь быть услышанными.

— Настоящий Джон Старк погиб в сентябре девяносто девятого года в Косове, — сказал Дин. — Он был строительным рабочим, прибыл туда по линии ООН. Погиб, когда его джип подорвался на мине. Он похоронен в Корпус-Кристи, в Техасе.

— Выходит, мы даже не знаем настоящего имени нашего убийцы.

Дин покачал головой.

— Отпечатки пальцев, рентгеновские снимки зубов, образцы тканей будут направлены и в Пентагон, и в ЦРУ.

— Мы ведь не получим ответов ни от тех, ни от других. Верно?

— Нет, если окажется, что Властелин — их человек. Ты просто решила за них их проблему. Больше их ничего не волнует.

— Может, я и решила их проблему, — горько произнесла она. — Но только не свою.

— Хойт? Он больше никогда не причинит тебе вреда.

— Господи, мне требовалось лишь сделать еще один выстрел...

— Он, вероятно, парализован до конца своих дней, Джейн. Я не могу представить себе более тяжкого наказания.

Они вышли из леса на грязную дорогу. Лимузин успели увезти, но на дороге еще остались следы, напоминавшие о том, что здесь произошло. Она посмотрела на засохшую лужицу крови, в которой умер человек, называвший себя Джоном Старком. Чуть дальше виднелось пятно поменьше — там упал Хойт, с онемевшими ногами, с поврежденным позвоночником.

Я могла бы покончить с ним, но позволила ему остаться в живых. И я до сих пор не знаю, правильно ли я поступила.

— Как ты, Джейн?

Риццоли услышала интимные нотки в его вопросе, молчаливое признание того, что отныне они не просто коллеги. Она взглянула на него и вдруг вспомнила о своем расцарапанном лице и перевязанной голове. Ей вовсе не хотелось, чтобы он видел ее такой, но вот она стояла перед ним, и не было смысла скрывать синяки. Оставалось только стоять и просто смотреть ему в глаза.