Кровавая плаха - Валентин Лавров

Расставание было трогательным. У каждого на сердце лежала печаль, душу томило тревожное предчувствие.

Вечером, пыхтя и подавая короткие гудки, на станцию Врадиевка подкатил пассажирский поезд. Было 4 апреля 1900 года.

Ржанчицкий подсадил Олимпиаду, протянул проводнику саквояж отъезжающей. Поезд постоял всего три минуты. И вот прощальный гудок прокатился по окрестностям. Поезд вновь стал набирать скорость. Олимпиада стояла возле приоткрытого окна и махала рукой человеку, который был с ней бесконечно добр и к которому она испытывала симпатию.

Олимпиада думала: «Если бы не мой христианский долг перед мужем, я осталась бы с этим человеком и была бы счастлива».

Купе было маленьким — на одного пассажира. После вечернего чая Олимпиада достала томик стихов Аполлона Майкова, раскрыла наугад:

В телеге еду по холмам,Порой для взора нет границ…И все поля по сторонам,И над полями стаи птиц…

Стихотворение было созвучно настроению. За окном мелькали бесконечные просторы России, славного и богатого государства. Солнце совсем склонилось к горизонту, потемнело. В вагоне включили электрическое освещение — роскошь исключительно для пассажиров 1-го класса.

Захотелось спать. Олимпиада откинула голову на спинку дивана.

Вдруг ей показалось, что из-за дверей в купе идет какой-то отвратительный чесночный запах.

Олимпиада открыла дверь, позвала проводника:

— Здесь чем-то пахнет…

Проводник тщательно осмотрел пол, ничего подозрительного не обнаружил, но согласился:

— Откуда-то и впрямь тяжелым воздухом прет..

Она закрылась в купе, потерла виски одеколоном «Царский вереск» и вновь откинула голову на спинку дивана, решив: «Спать лягу позже, пока подремлю, потом немного почитаю Майкова. Ночь в дороге длинна!»

Она закрыла глаза, представила встречу с мужем — слабым, но милым человеком. Подумала: «Бог даст, все поправится, забросит он свои карточные увлечения. Будут у нас дети. Хорошо бы, если мальчик и девочка. Как я подготовлю их к гимназии! Обязательно станут примерными учениками!»

Мечты Олимпиады были нарушены: кто-то осторожно дергал за ручку двери.

Она потянулась к выключателю, желая зажечь свет, но не успела.

Кто-то ловко открыл замок снаружи. Дверь пришла в движение. Весь проем закрыла широкая мужская фигура.

Олимпиада хотела крикнуть, заголосить. Но вместо этого тихо молвила:

— Зачем вы тут? Уйдите, пожалуйста… — Страх сковал ее.

Мужчина шагнул в купе и захлопнул за собой дверь.

Олимпиада несколько пришла в себя, требовательно сказала:

— Выйдите вон! Или я буду кричать…

Вокруг царил мрак. За дверью раздавались веселые голоса. Он наклонился, и ее обдало гнусным запахом — смесью перегара и дешевого табака. Он прохрипел:

— Не шуми… — и тут же брызнул ей в лицо чем-то ядовитым.

В глазах защипало, она прижала ладони к лицу.

И вдруг страшный и парализующий удар пронзил ее грудь. Потом последовали другие удары: опять в грудь, в лицо, в спину.

Она хотела крикнуть, но с ее сведенных смертью губ не сорвался даже шепот.

Поезд № 9 прибывал в Одессу ровно в 7.00. Железнодорожная прислуга осматривала вагоны 1-го класса.

Все пассажиры уже были на ногах. В окне мелькали домишки ближнего пригорода. И лишь в пятом купе никто не отзывался на стук.

Появился поездной жандарм Орлов. Он приказал проводнику Боровкову:

— Откройте!

В купе никого не было. Кровать покрыта желтым домашним одеялом, рядом стоял тюк, видимо, с вещами.

— Где пассажирка? — Орлов с недоумением смотрел на проводника.

Боровков пожал плечами:

— Госпожа сели вчера вечером на Врадиевке, так больше из купе не выходили. Разве только ночью где-нибудь отстали?

Орлов решительно заявил:

— Дамы по ночам из вагона не выходят. Но если где пассажирка отстала, нам уже сообщили бы.

Поезд вкатил в черту города. Пассажиры покидали купе, заполняли проход.

— Может, пока вещи собрать? — Проводник вопросительно взглянул на жандарма.

Орлов кивнул:

— Конечно!

Боровков подошел к постели, приподнял одеяло и завопил благим матом:

— Ай, страх какой!

На диванчике, подогнув под себя ноги, лежала мертвая женщина. Руки в локтях были согнуты. Лицо обезображено многочисленными ударами ножа. В груди зияла черная рана. Орлов нажал пальцами — из раны фонтаном брызнула темная кровь.

Он распорядился:

— Из вагона никого не выпускать! Побегу, сообщу Мадатову.

Следствие возглавил жандармский полковник Мадатов. Это был заросший черным волосом человек с разбойничьей физиономией, полный неукротимой энергии и жаждавший великих дел.

Он тут же по документам, обнаруженным в купе, выяснил, что убитую зовут Олимпиада Горич, что она дворянка, замужняя и ей 28 лет.

Полковник приказал:

— Тщательно обыскать купе поездной прислуги, осмотреть платье: нет ли кровавых следов?

Обыскали, осмотрели — ни-че-го!

Зато в самом купе полковник обнаружил нечто удивительное.

— Невероятно! — азартно кричал Мадатов. — Тут работал циркач, не иначе. Вот, смотрите. Кровавыми пальцами захватаны занавески, рама окна — сюда, сюда глядите! Следы ведут наружу, вверх! Убийца перемазался кровью и сам показал свой путь. Из окна он влез… на крышу вагона! Вот сукин сын! Орлов, залезай на крышу — по наружной лестнице. Да не бойся! Хлопнешься, так мы тебя с духовым оркестром похороним. Посмотри, куда этот ловкач двинулся.

Открыв до отказа окно, полковник вылез через него наружу и орал оттуда:

— Ну конечно! Вот здесь он зацепился рукой и затем подтянулся наверх. Ах, ловкий, паразит! — В голосе жандарма были нотки восхищения.

Забравшись на крышу, Орлов в недоумении спросил:

— А почему убийца избрал такой сложный путь бегства?

— Все просто! Совершив преступление, убийца просто не мог выйти в коридор. Ведь он весь перемазался кровью! Его тут же бы замели.

— Господин полковник, но почему из окна преступник полез на крышу? Ведь на землю спуститься гораздо проще.

— Не всегда! На ходу, да еще в ночной тьме, выпрыгнуть из окна — самоубийство. На стоянке — опасно, заметят. Да и в купе рядом с убитой сидеть — большой риск. Вот убийца и полез на крышу. И сделал это весьма ловко. Что говоришь, Орлов?

— На вентиляционной трубе следы крови от рук, видимо, держался за нее преступник, а потом в удобном месте перебрался на тормозную площадку и спрыгнул.

— Ясно! Следует опросить путейцев, не встречался ли им кто подозрительный. Затем выяснить, откуда и куда ехала Горич, не было ли у нее врагов?

Колесо следствия закрутилось.

В то время Россия делала первые шаги в определении личности преступника по отпечаткам пальцев. Дактилоскопия у нас была введена циркуляром Главного тюремного управления в 1906 году в тюрьмах, а в сыскных отделах крупных городов — 6 июля 1908 года. (Первым это сделает в 1910 году глава российских сыщиков генерал А. Ф. Кошко. По другим сведениям (Э. Локар), первый случай обвинения на основании пальцевых отпечатков имел место в России в 1912 году по делу об убийстве аптекаря Вейсброда.)

Вскоре полковник Мадатов установил, что Горич ехала из местечка Николаевка, где она проживала в имении Ржанчицкого и где врагов не имела. У мужа тоже было алиби: всю ночь, когда произошло убийство, он провел за карточной игрой.

Следствие оказалось в тупике. Полковник подвел итоги:

— Пока лишь ясно, что убийство совершил очень ловкий и отчаянный преступник. И еще, по всей вероятности, свою будущую жертву он прежде не знал. По наведенным справкам, у нее похищено всего 18 рублей, а драгоценностей не было вовсе. Даже обручальное кольцо — единственную золотую вещичку — муженек проиграл в картишки. Убийцу ввело в заблуждение, очевидно, то обстоятельство, что она ехала в вагоне первого класса. Есть в нашем распоряжении и орудие убийства: нож, переделанный из стилета-палки. Его обнаружил стрелочник Родионов. Форма его лезвия, по заключению экспертов, совпадает с характером ран на теле убитой. Какие есть мнения?

Сыщики вздыхали, молчали, и никто ничего не предлагал дельного.

Полковник сгустил атмосферу еще больше:

— Я запросил Главное сыскное управление. За все время существования российских железных дорог подобных преступлений не было. Запомните мое слово: коли мы не забросим ловко сети и не уловим эту кровавую гадину, она себя еще проявит.

Темпераментный полковник, к сожалению, оказался прав.