Горы и оружие - Джеймс Олдридж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вон они снова, — указал он на дальний противолежащий склон. Мак-Грегор вскарабкался к Тахе и, поглядев туда, увидел обоих верховых. Один из ильхановцев поднял винтовку, прицелился.
— Он думает, у него в руках дальнобойная пушка, — усмехнулся Таха.
Зачернел пороховой дымок, донесся хлопок выстрела, но свиста пули не было.
— Подает сигнал кому-то, — сказал Мак-Грегор.
— А кому? И куда?
Мак-Грегор не ответил, только дышал тяжело, и Таха пристально взглянул на него.
— Устали, дядя Айвор?
— Нет.
— У вас усталый вид.
— Не беда.
— Возраст ваш для скалолазанья не подходит, — озабоченно сказал Таха.
Полезли дальше; Мак-Грегор заметил, что Таха намеренно замедляет темп, избегая крутизн и скользких осыпей. Когда уже совсем немного осталось до моста, серой полоской связавшего рваные края ущелья, Мак-Грегор присел на мягкую моховую кочку. Таха сказал, кивнув на всадников внизу:
— Ошибка наша — безоружными идти в горы.
— Я исходил их вдоль и поперек за тридцать лет, — сказал Мак-Грегор, — и ни разу не брал с собой оружия.
— Но в такой переплет вы ведь еще не попадали. Обкладывают нас, как зверя...
Перед тем как карабкаться дальше, Мак-Грегор снял с себя рубашку, опоясался ею, и ему стало легче, точно кожа, само тело задышало теперь в подмогу задыхающимся легким.
Таха полез к мосту на разведку, и Мак-Грегор глядел, как он взбирается по-паучьи на склон. На Тахе была все та же, что в Париже, тонкая, негреющая одежда, но карабкался он весело, как школьник на каникулах, и Мак-Грегор закрыл на минуту глаза. Куда ушла его легконогая и легкодумная молодость? Какие горки ее укатали? На каких восточных улицах, в каких стеклянных кабинетах и глиняных лачугах растратила она себя? На каких нагих бескрайних косогорах, облитых лимонным и вечным закатом?
— На этой стороне — никого, — приглушенно крикнул Таха от моста.
Мак-Грегор полез вверх. Когда он докарабкался наконец до скалы, к которой были прикреплены ржавые тросы моста, Таха указал на скорлупу от орехов кешью и на кучку кала рядом:
— Курд в родных горах.
— След вчерашний или позавчерашний. Давай-ка не теряя времени перейдем мост, — сказал Мак-Грегор и с сомнением поглядел на два провисших ржавых троса, соединенных проволокой, поверх которой были настланы полусгнившие доски. Внизу бездонно зияла тысячефутовая пропасть, как длинная, голодная ощеренная пасть. Но делать нечего — надо идти.
Переползти по щербатому, качающемуся настилу оказалось несложно. К тому времени как Мак-Грегор, цепляясь руками, преодолел мост, Таха уже вынул лепешки, утром свежие и мягкие, а теперь зачерствевшие от горной сухости. Жуя жесткий творог и слипшийся холодный рис, они вдруг услышали чей-то смех над головой у себя, в развалинах турецкой сторожевой башни.
— Золото или жизнь! — раскатились над ними курдские слова.
Они вскочили.
— Ага, испугались! — раздался радостный гогот. «Знакомое что-то», — мелькнуло у Мак-Грегора.
— Выходи, Ахмед! — крикнул Таха.
В развалинах вверху показался курд — в домотканой куртке и пузырящихся дерюжных шароварах — и навел на них винтовку. Мак-Грегор узнал Ахмеда Бесшабашного, так поразившего тогда Кэти своим безудержным курдским озорством.
— Спускайся сюда, — приказал Таха. — Живей!
— Напугал вас, напугал, — весело твердил Ахмед. Подняв винтовку над собой, он чуть не кувырком сбежал со скального откоса.
— А где твоя ханум? — спросил он Мак-Грегора, водя мальчишескими шалыми глазами. — Мешок где, полный золота? — И, заржав, протянул руку к лепешкам.
— И ханум далеко, и мешок, — ответил Мак-Грегор, обрадованный новой встречей с Бесшабашным. — Как поживаешь, Ахмед? Как поживаешь, старый приятель?
— А я там прошлогодний мед ищу, — сообщил Ахмед, жадно кусая лепешку. (Дикие горные пчелы иногда гнездятся в каменных развалинах, и покинутые соты затем долго сохраняет в невредимости высокогорный холод.) — Мед выковыриваю!
— Про мед после, — сказал Таха. — Ты скажи-ка нам, где Затко. И кази где и остальные?
— Твой отец на той стороне, за Мелади, — ответил Ахмед. — В гостях у гератского рода. Мы все там сейчас.
— Здоров ли он? — спросил Мак-Грегор.
— Да все багровеет от злости, что ноги опухли. Вот такие стали. — Ахмед широко обвел рукой вокруг своих рваных башмаков.
— А давно ты его видел?
— Четыре полночи тому.
— А кази с ним? — спросил Мак-Грегор.
— Да. Кази Мохамед сильно хворает. Потому мы и укрылись у гератцев — ильхан по всем горам тут понатыкал стрелков с новыми американскими винтовками. Ух, и винтовочки же!..
— И Затко это терпит? — спросил Таха.
— Не терпи попробуй, когда всюду в небе вертолеты, как мясные мухи. Я от них весь день прячусь, Затко жду, а Затко нет. Что-то с ним, верно, случилось.
— Он когда здесь обещал быть? — спросил Таха.
— Вчера. Сегодня. Может, они у себя там в карты режутся. — Ахмед фыркнул по-ребячьи и снова нахмурился. — Там вчера пальба была, вертолеты, а я тут сижу. Дурак я, верно?
Мак-Грегор не ответил.
— Идем, — сказал он Тахе вставая.
Таха уже увязывал свои узелки. Он дал Ахмеду лепешек, творога.
— Жди тут, пока не вернемся, — сказал Таха. — А стрелять по тебе будут, прячься. Конь твой где?
— Голодный вверху там привязан, старое дерьмо нюхает. Я его только ночью пускаю, шумно слишком пасется — зубы стерты все...
Не дослушав нареканий Ахмеда на беззубого коня, они стали поспешно спускаться с кряжа, не обращая теперь внимания на то, преследуют их или нет. Час спустя между двух узких долин стала видна ближняя гератская деревня, и Мак-Грегор повернул было к ней.
— Не туда, — сказал Таха. — Выше берите, к старому летнему поселку, там обязательно их найдем. Там им безопасней.
Без передышек, молча шли они четыре часа по горным тропам и, когда солнце уже закатывалось за вершины гор, вышли к поселку, своей убогостью и запустелостью напоминавшему скорее первобытное стойбище, раскопанное археологами.
— Не видно наших, — сказал Таха.
— Тут никого не видно, — сказал Мак-Грегор.
Ни души в селении. Повсюду следы стрельбы: в канавах стреляные гильзы, глина и камень стек исковыряны пулями. Посреди дороги — убитая лошадь и стоит брошенный джип темно-синего цвета.
— Это машина Затко, — сказал Таха. — Глядите, на ней кровь...
Они бросились бегом по глиняной улочке, заглядывая во все дома, и на пороге каменной хибарки наткнулись на два скрюченных трупа.
— Хамза и Рашид, — проговорил Таха. — Они всегда вместе с отцом были.
Оба убиты наповал. Нищая мебель в хибарке разломана, утварь и одеяла раскиданы.
— Как это враг был подпущен? Как могло такое случиться?
— Вертолеты, — сказал Мак-Грегор. — Я видел, на пустыре земля взрыта и разметена винтами. Затко, должно быть, скрылся в горах.
Они стали подыматься по тропке, ведущей за селение; взойдя почти на самый гребень, услышали, что из хижины наверху, из пастушьего зимовья, кто-то зовет их по имени.
— Это иракский Али, — сказал Мак-Грегор, и они побежали туда.
— Осторожней! — слабо кричал им Али. Добежали, тяжело дыша.
— Куда пропали все? — спросил Таха.
Али устало махнул на горы.
— Крестьяне там, от вертолетов прячутся. Вернутся ночью.
— А Затко с кази? — спросил Мак-Грегор.
Вид у Али был еще более недужный, чем всегда. Молча указав на хижину, из которой вышел, он проговорил:
— Погоди... Погоди...
Но Таха вбежал туда, за ним вошел Мак-Грегор.
Желтый, завернутый в пестрое, горошком, покрывало, лежал на полу кази, смежив веки. И тут же, головой к ногам его, лежал Затко в курдских шароварах и куртке и в ковровых шлепанцах на вспухших ступнях.
— Их убили на дороге, — сказал Али, стоя в дверях. — Два вертолета прилетели сюда, высадили ильхановцев, а кази и Затко хотели уйти в джипе, но вертолет догнал и расстрелял сверху...
Таха зажал уши ладонями, чтобы не слышать дальше; Мак-Грегор прислонился к стене. Затем Таха нагнулся, закрыл отцу глаза, прикрыл мертвое лицо французской газетой, взятой на разжиг костров.
— Чьи это были вертолеты? — спросил Мак-Грегор. — Кем присланы?
— Кто знает? — ответил Али. По лицу его текли слезы. — Турецкие могли быть, иранские, американские. Чьи угодно. Какая разница? Ильхановцы убили, вот и все.
Вышли на улицу; в глазах Тахи не было слез, и сухи были глаза Мак Грегора. ибо смерть предстала им бесповоротно-будничная, словно бы давнишняя.
— Меня не нашли, я лежал в кошаре, задышка схватила, — говорил Али. — Стрельбу я слышал, все кончилось очень быстро, но только когда улетели вертолеты, я узнал, что стряслось.
— А где бойцы Затко? — спросил Таха.
— В горах укрылись. Но ты не ходи к ним теперь, Таха. Я им никому не велел до темноты спускаться. Ильхан хочет перебить всех наших, кого только сможет найти. Но по-моему, кази убить он не хотел. Ильхановцы прошли всю улицу, ища кази, и когда увидели его застреленного в джипе вместе с Затко, то испугались и стали бить себя по голове.