Хрупкое сердце - Бонкимчондро Чоттопаддхай

Тот, кто заставил принять обет, несомненно обладал способностью проникать в тайники человеческой души. В самом деле, если пребывать в полном одиночестве, в безмолвии и мраке, томиться от голода и усталости и настойчиво думать об одном и том же, мысль эта целиком поглотит сознание. Так случилось и с Шойболини. Обессиленная и измученная, она подчинила свой ослабевший рассудок одной мысли о муже; и рассудок ее не выдержал: Шойболини помешалась.

Что это было — помешательство или божественное провидение? Перед мысленным взором Шойболини вдруг встал как живой образ ее мужа. Стройный, словно дерево шал, гибкий и изящный, как юноша, он казался Шойболини совершенством красоты. Его высокий лоб, украшенный сандаловым узором[114], изрезанный морщинами, был поистине ложем Сарасвати, полем сражений Индры, обителью счастья Камадевы, троном Лакшми.

«Что есть Протап в сравнении с ним? — думала Шойболини. — Все равно что река в сравнении с океаном! А его глаза? Большие, сияющие, спокойные, любящие, добрые, слегка насмешливые и пытливые, они горят, смеются. Разве можно сравнить их с глазами Протапа? Почему же я забыла их? Зачем поддалась наваждению и погубила себя? Красивый, по-юношески сильный, он словно шал, одетый в наряд из молодой листвы, словно гималайский кедр, обвитый лианами, словно гора, усыпанная цветами. В нем — красота и сила, луна и солнце, Дурга и Шива, Радха и Кришна, надежда и страх, свет и тень, огонь и дым. Что Протап рядом с ним? Почему я не видела всего этого раньше? Зачем поддалась наваждению и погубила себя?

А как он говорит! Его речь, ясная, чистая, иногда насмешливая, полная любви и нежности, разве может она сравниться с речью Протапа? О, зачем я погубила себя? Зачем лишилась семьи? Его улыбка, как букет жасмина, украшающий вазу, как молния, сверкнувшая среди туч, как праздник Дурги, наступающий после трудных дней, как самые счастливые мои сны. Почему я не видела этой улыбки раньше? Зачем я поддалась наваждению и погубила себя?

А его любовь! Она словно море, безграничная, глубокая, все время меняющаяся, и в то же время умиротворенная, спокойная, нежная, а иногда взволнованная, выходящая из берегов, устрашающая, недоступная, непобедимая. Почему не поняла этого раньше? Почему я не открыла для нее своего сердца? Почему я не отдала ему всей своей жизни? Разве я достойна его? Кто я? Я — девчонка, глупая, невежественная, испорченная, бессильная перед лицом его великих познаний! Кто я по сравнению с ним? Раковина в море, червь на цветке, пятно на луне, пылинка на ноге... Что я в сравнении с ним? Дурной сон в жизни, забвение в сердце, помеха в счастье, сомнение в надежде, ил в пруду, шип на ветке, букашка в пламени! Я поддалась наваждению. Зачем я не умерла?!

Тот, кто повелел ей думать о своем муже, хорошо понимал бескрайнее море человеческих чувств и все предвидел. Он знал, что его заклинание заставит реку течь по новому руслу и остановит ветер; знал, что этот удар грома расколет скалу, знал, что пригоршней можно вычерпать море. И вот в душе Шойболини река повернула вспять, раскололась скала, высохло море и утих ветер. Она забыла Протапа и полюбила Чондрошекхора.

Если поставить преграду на пути человеческих чувств, уничтожить их, подавить разум, отнять у него силу, оставить для него один только путь, разум устремится по этому единственному пути. На пятый день Шойболини уже не ела собранных плодов и кореньев, на шестой — даже не пошла собирать их; а утром седьмого дня она подумала: «Увижу я мужа или нет, но сегодня я умру». Ночью ей показалось, что в сердце ее расцвел лотос и в нем, в позе йога, сидит Чондрошекхор, а она сама, превратившись в пчелу, с жужжанием кружится у его ног.

После непрестанных размышлений о своем муже Шойболини окончательно утратила рассудок. Ее преследовали кошмары. Ей казалось, будто она попала в страшный ад, где бесчисленные змеи необыкновенной длины с раздувшимися капюшонами обвиваются вокруг ее тела, вот они раскрывают свои пасти, чтобы проглотить Шойболини, их дыхание становится гулким, похожим на шум ветра. Неожиданно появляется Чондрошекхор, он наступает ногой на раздувшийся капюшон огромной змеи, и все змеи исчезают.

Но на смену одному кошмару приходил другой. Она видела, что в громадной яме горит огромное пламя, его языки поднимаются до самого неба; в этом пламени горит она, Шойболини; но вот снова появляется Чондрошекхор, он выплескивает пригоршню воды в огонь — и пламя тотчас же гаснет.

Потом она видела прозрачную реку, которая с журчанием бежит по дну ущелья. Дует прохладный ветерок. По воде плывут огромные лотосы, и на одном из них стоит Чондрошекхор. А потом ее вдруг схватил огромный тигр и понес в горы. И снова Чондрошекхор спасает ее. В руках у него чаша с цветами для богослужения. Он берет один цветок из букета, ударяет им тигра, и тигр тотчас же умирает. Шойболини с ужасом замечает, что дикий зверь похож на Фостера.

Перед рассветом ей приснилось, что она умерла. Вот демоны схватили ее и подняли в небеса. Держа ее за волосы, они мчатся сквозь океан черных туч, сквозь огонь сверкающих молний. Небесные нимфы и киннары[115] выглядывают из-за туч и смеются над ней. На золотых облаках проплывают прекрасные богини, чудесные гирлянды из блестящих молний украшают их тела, на головах — диадемы из звезд, но эти звезды меркнут, как только ветер, поднятый движением грешного тела Шойболини, касается их.

Страшные женщины-демоны, летящие по небу, изгибают свои темные, словно беспросветная ночь, тела над огромными черными тучами и кружат в диких вихрях по небу. Они заметили зловонное мертвое тело Шойболини, из их ртов засочилась слюна, они с криком бросаются на труп, чтобы сожрать его. Вот на облако упала светлая, почти прозрачная тень от колесницы одного из богов; но колесница тотчас же свернула в сторону, чтобы тень грешницы не коснулась ее священной тени ведь тогда искупятся грехи Шойболини. Шойболини слышит, как красавицы звезды, сверкающие в небесной синеве, отворачивают от нее свои лица и, указывая в ее сторону лучистыми пальчиками, шепчут друг другу: «Смотрите, сестры, смотрите, среди букашек-людей есть и нечестивые». Одни звезды вздрагивали и закрывали глаза, другие от стыда прятали лица в облаках, третьи, услышав о грешнице, пугались и гасли.

А демоны поднимались все выше и выше, унося с собой Шойболини. Наконец, они взлетели в самую высь, чтобы оттуда бросить Шойболини в бездну ада. Там, куда они поднялись, темно и холодно, там нет ни облаков, ни звезд, ни света, там нет даже ветра и царит безмолвие. Но вдруг откуда-то снизу донесся глухой гул, словно ревели и грохотали тысячи океанов. Демоны сказали: «Этот шум доносится из ада. Здесь мы ее и бросим».