Ups & Downs - Северная Изольда:

  Видеть его таким... человечным было как наблюдать крушение поезда. Это ужасало. Я знала Блэквуда только как отпетого ублюдка, эгоиста, самоуверенного и непоколебимого. Теперь он показал совсем иное лицо... такое человечное. Он показал себя... слабым. Позволил мне видеть его таким, хотя гордость ранее бы просто не позволила ему этого. Теперь он был слишком уставшим и слишком больным.

  - И... что тебе сказал... врач? - Ну какая ж мне разница?!

  - Месяц. Может два. - Проговорил Блэквуд через какое-то время. - Но я знаю, что мне не нужно чертово лечение... мне нужен воздух моего мира, который я вдохну полной грудью. Вот и все... - Его взгляд вновь коснулся меня. - Ну и еще, пожалуй... твой поцелуй. Давай, эйки, поцелуй меня. Я не заразен...

  - Да пошел ты... - Я попыталась слезть, но меня удержали. Может он и был болен, но я не заметила, чтобы он стал физически слабее.

  - Твой муж при смерти, Шерри. Он просит у тебя всего лишь поцелуй. Дай ему его... ну же, девочка. - Он снова хрипло рассмеялся, продолжая перехватывать мои руки, когда я их вырывала.

  - Ты сам все забираешь, чертов Блэквуд! Тебе ведь не нужно мое позволение. Пытаешься меня разжалобить?! Ты при смерти? Ну и что?! Я ведь умру через четыре дня. В отличие от тебя! За все нужно платить, да?! Ну вот ты и заплатишь. Мной. А теперь пошел к черту. Отпусти меня. - Мой серьезный строгий тон должен был вызвать в нем хоть что-нибудь.

   - Я твой мужчина, эйки. Поцелуй меня. - Он даже не думал отпускать меня. - Возможно, ты меня и ненавидишь... и будешь ненавидеть целую вечность, но пока я еще не отдавал тебя никому. Пока ты только со мной...

  - А я не хочу быть с тобой!

  - Я ведь нравлюсь тебе. Давай будем честными.

  - Да я тебя терпеть не могу!

  - Маленькая обманщица. - Выдохнул устало мужчина, размыкая свои ладони, удерживающие мои запястья.

  И как только я почувствовала свободу, данную рукам, я поспешила отойти подальше от Блэквуда.

  И в этот вечер я была необычно тиха.

19

    Когда он лег рядом со мной на кровать, я не сказала ничего. Просто само молчание. И это странно. Он не трогал меня, ничего не говорил. Просто лежал рядом и... дышал. Теперь его дыхание было слышно. Оно было до того ярко выраженным, что я не могла уснуть от этого ужасного звука полночи. Потом усталость все же покорила меня, затаскивая в пучины кошмара.

  Блэквуд умирает. Меня ужасала сама эта мысль. Я не могла постичь этого. Это было именно что непостижимо. Он не мог быть мертвым в моем сознании. Мой мозг отказывался принимать эту информацию.

  Да, я его ненавидела. Да, он был моим главным врагом. Он был палачом, который нанесет вскоре этот решающий удар...

  И все же что-то похожее на сострадание упорно рождалось в сердце. Как сорняк. Я его вырывала, безжалостно, с корнем. А он все равно прорастал, снова и снова.

  Спала я ужасно. И проснулась рано. В шесть, после чего уже не могла заснуть.

  Его дыхание убивало меня...

  Я медленно и очень осторожно повернулась к мужчине, недовольно отмечая, что он лежит слишком близко ко мне.

  Я не понимала, зачем. Зачем он так себя ведет? Так нежно, словно... что-то может ко мне чувствовать. Зачем, если в итоге все равно отречется от меня? Я бы сказала, что он играет и лжет... но это не про Блэквуда. Он не будет притворяться.

  Возможно, я спрошу его когда-нибудь. Когда наберусь смелости и когда глаза цвета бури и шторма не будут смотреть на меня.

  Мужчина спал. Его дыхание, в котором звучали страдание и скорая смерть, вырывалось из-за побелевших губ. Боже, этот мужчина так похудел... Теперь, не боясь его взгляда, я могла рассмотреть...

  Поразительно, что все произошло так внезапно. Но на самом деле ведь так и должно быть... Очаг болезни появляется, он разгорается, постепенно, набирая силу, а потом человек сгорает изнутри, внезапно. Очень быстро. Буквально за пару дней, если пустить это на самотек. Если ничего не предпринимать. А Блэквуд ведь и не собирался. Он знал, что единственное, что его спасет - возвращение обратно, к своей сущности. Стать самим собой - вот его панацея.

  Все мои мысли плавали на поверхности под грифом "жалость". Из-за чего я встала с кровати, ненавидя себя за то, что чувствую.

  Мне должно быть все равно. Если не радостно, то хотя бы безразлично. А я? Идиотка!

  Обреченно качая головой, я вышла из комнаты. Посмотрела вниз, в гостиную.

  Я была уныла как осеннее утро. Уныла и грустна, словно хоронила кого-нибудь из родственников. Если так подумать, я могла быть злой и стервозной, циничной и ядовито-насмешливой... но только когда Блэквуд сверкал своей сволочной улыбкой. Теперь? Эта улыбка потухла, она была такой тусклой, что я тоже погасла, не решаясь теперь даже разбудить его.

  Внизу зазвонил телефон. И вместо того, чтобы развернуться и безразлично уйти, я сбежала вниз, отключая его. Странное дело, но я сделала это так быстро и бесшумно, что потом еще долго стояла в гостиной, держа в руках трубку и слушая единственное слово, стучавшее в своей голове - "дура".

  Простояв с десять минут посреди гостиной, рассуждая о своем чокнутом поведении, я в итоге поднялась наверх, идя в сторону кухни.

  Блэквуд спал. И это было аномалией. Он всегда вставал раньше меня. Для меня встать рано (раньше восьми часов) было мукой. Испытанием. Он же был на ногах уже в шесть. Но не в этот раз.

  На кухне я приготовила себе кофе. И еще долго пила его, медленными глотками, бесцельно шаря взглядом по комнате. Отмечая про себя, что уже привыкла к этому месту. И такая мысль рождала следующие. И они обязательно начинались с "а если бы".

  И все эти "если" были глупыми и неуместными.

  Потом я вновь сварила себе кофе, добавляя туда немного коньяка. Потом были тосты и масло. И сидела так, наверное, два часа к ряду, размышляя о всякой тяжелой и унылой ерунде. Странно, но солнце за окном, это яркое летнее беспощадное городское солнце не разгоняло тучи моей души. Я была угрюма, настроение варьировало от серого к тускло бежевому... а я ненавижу бежевый.

  В конце концов, на пороге появился Блэквуд. Он застегивал манжеты своей темно-синей рубашки, проходя вперед. Я знала, что он смотрит на меня, а сама взгляд не поднимала. Словно не замечала его... пыталась не замечать.

  - Хм. Это же ирландский кофе, моя эйки. - Проговорил мужчина, проходя к турке, что еще стояла на плите. Я слышала, как негромко звякнул стакан. Стареешь, Блэквуд... ранее он вообще не издавал ни звука. Он двигался бесшумно. Я не слышала его раньше... - Неплохо...

  Он удовлетворенно рассмеялся. А я чуть было не попросила его прекратить. Он говорил, а в словах звучала смерть. И меня это заставляло вздрагивать.