Потерянный разум - Сергей Кара-Мурза

Но, определяя цель (целевую функцию, которую надо оптимизировать), разумный человек всегда имеет в виду то “пространство допустимого”, в рамках которого он может изменять переменные ради достижения конкретной цели. Это пространство задано ограничениями — запретами высшего порядка, которые никак нельзя нарушать. Иными словами, разумная постановка задачи звучит так: увеличивать (или уменьшать) такой-то показатель в сторону его приближения к оптимуму при выполнении таких-то ограничений.

Без последнего условия задача не имеет смысла — мы никогда не имеем полной свободы действий. Ограничения-запреты есть категория более фундаментальная, нежели категория цели. Недаром самый важный вклад науки в развитие цивилизации заключается в том, что наука нашла метод отыскивать и формулировать именно запреты, ограничения. Невозможность устройства вечного двигателя, закон сохранения материи и энергии, второе начало термодинамики — все это ограничения, определяющие “поле возможного”.

Анализ «пределов» (непреодолимых в данный момент ограничений) и размышление над ними — одна из важных сторон критического рационального мышления, выработанного программой Просвещения. В такой критике нашего исторического бытия есть позитивное начало, в чем и заключается философская установка Просвещения. Эта критика неразрывно связана с самой идеей прогресса, развития. Ведь развитие — это и есть нахождение способов преодоления ограничений посредством создания новых «средств», новых систем и даже новой среды. Как писал М.Фуко, «речь идет о том, чтобы преобразовать критику, осуществлявшуюся в виде необходимого ограничения, в практическую критику в форме возможного преодоления»138. Уход, начиная с момента перестройки (а на интеллигентских кухнях уже с 60-х годов), от размышлений о тех ограничениях, в рамках которых развивалось советское общество, привел к тому, что попытка преодолеть эти реальные, но неосмысленные, ограничения в годы реформы обернулись крахом.

Игнорирование ограничений во многом предопределено свойственным мышлению интеллигенции механицизмом. Мы впитываем его и с научно-техническим образованием, над которым еще довлеет ньютоновская картина мира, мы получали его заряд с историческим материализмом, становление которого также проходило под знаком ньютоновского механицизма, а теперь тем более подвержены влиянию механицизма, присущего неолиберализму. Когда видишь и даже ощущаешь общество как машину, легко впасть в иллюзию простоты ее сборки и разборки, замены одних блоков и агрегатов другими, “лучшими”, а то и иллюзию простоты смены модели. Ограничения, тем более трудно формализуемые и плохо поддающиеся измерению, при таком мироощущении просто не замечаются. Таким механицизмом была проникнута вся доктрина перестройки и реформы (сама метафора “перестройки” толкала к предельно упрощенному взгляду).

Заметили ли мы этот дефект мышления? Перешли ли к более сложным, более адекватным “организмическим” моделям? Нет, этого не произошло. Посмотрите, взгляды В.В.Путина отличает представление о государстве именно как о машине, которую можно построить по хорошему чертежу. В данный момент ему нравится “западный” чертеж — двухпартийная система с присущими ей “сдержками и противовесами”.

Он говорит 18 декабря 2003 г.: “Мы недавно совсем приняли Закон о политических партиях, только что состоялись выборы в парламент. У нас в новейшей истории создалась уникальная ситуация, при которой мы можем создать действительно действенную многопартийную систему с мощным правым центром, с левым центром в виде, скажем, социал-демократической идеи и с их сторонниками и союзниками по обоим флангам”.

Здесь соединяется гипостазирование (вера в “Закон”) с атрофией исторической памяти. Не было никогда в России такой возможности, а теперь “приняли Закон” — и такую уникальную в новейшей истории возможность имеем, “можем создать” как на Западе. Казалось бы, этому надо было удивиться и хотя бы высказать предположения о том, почему раньше не удавалось, а теперь возможность появилась. Что за магическая сила в этом законе? Какие непреодолимые ограничения для создания “двух центров” были сняты после прихода В.В.Путина к власти?

И неважно, что почему-то никак не удается устроить левый центр “в виде, скажем, социал-демократической идеи” — как ни пытались Горбачев, Рыбкин, Селезнев и даже Фонд Эберта. Да кстати, и с “мощным правым центром” не выходит — хоть “Наш дом” учреди, хоть “Единую Россию” — получается номенклатурная партия власти, ухудшенная версия КПСС (“КПСС от райкома и выше”). Старое утверждение, гласящее, что “искусство управлять является разумным при условии, что оно соблюдает природу того, что управляется”, кажется настолько очевидным, что М.Фуко называет его пошлостью. Но ведь наши правители, начиная с Горбачева, принципиально не признают этот тезис. Они открыто провозгласили, что будут управлять государством и обществом Россия, вопреки их природе, ломая и переделывая их природу. Они даже бравировали тем, что эту природу не знают и презирают.

Этот взгляд В.В.Путина — плод механицизма и устранения рефлексии из перечня операций мышления. Он проникнут уверенностью в том, что и люди, и общество, и государство подобны механизмам, которые действуют по заданным программам. В основе такого взгляда лежит представление о человеке как об атоме (индивиде). Эти атомы собираются в классы, интересы классов представляют партии, которые конкурируют между собой на политическом рынке за голоса избирателей. Элементарная ячейка этого рынка — купля-продажа “голоса” индивида.

Да, по такой программе собирались некоторые государства (например, США, где конституция прямо писалась по схеме механической картины мира Ньютона). В России общество и государство “собирались” по совсем другой программе и исходя из иных представлений о человеке (в этот большой вопрос мы здесь углубляться не будем). Государство строится не логически, как машина, а исторически — в соответствии с народной памятью и совестью, а не голосованием индивидов или депутатов. Опыт ХХ века в России показал, что попытка “логически” построить государственность, как машину, имитируя западный образец, терпит неудачу.

Так, после февраля 1917 г. никто не принял всерьез либеральный проект кадетов, верх взяла исторически сложившаяся форма крестьянской и военной демократии — Советы, в которых по-новому преломились принципы и самодержавия, и народности. Политическая система — производное от структуры и культуры общества. Двухпартийная система и в особенности ее “мощный левый центр” — продукт зрелого буржуазного общества. Социал-демократизм — доктрина гуманизации, “окультуривания” капитализма, доктрина в философском плане сложная, а в социальном плане возможная лишь после того, как буржуазия накопит и завезет из колоний большие средства, чтобы оплатить этот гуманизм.

Есть в РФ эти условия? Об этом вопрос у политиков, да и в среде либеральных интеллектуалов, даже не стоит. Знать реальности не желают, а конструировать политическую систему берутся. Общество переросло советскую политическую систему, но в нем вовсе не возникло зрелого буржуазного “субстрата”, поэтому и сейчас попытка искусственного копирования “двухпартийной машины” не удастся. Правая либеральная доктрина неадекватна состоянию экономики РФ, нашей культуре и историческому опыту, а это — исключительно устойчивые ограничения.

В данном случае попытка имитации тем более неразумна, что одновременно в РФ осуществляется “рыночная” реформа согласно неолиберальной доктрине, которая как раз ведет к разрушению принятой ранее на Западе двухпартийной системы. Неолиберальная волна просто смела эту систему, так что существенные различия между правыми (“либеральными”) и левыми (“социал-демократическими”) партиями исчезли. Тони Блэр совершенно не похож на лейбориста 60-х годов.

Либеральный английский философ Дж.Грей пишет: “Традиционный консерватизм отныне не может считаться реалистическим политическим выбором, поскольку институты и практики, составляющие его наследие, были сметены с исторической сцены теми рыночными силами, которые выпустила на волю или упрочила неолиберальная политика… В то же время и сам неолиберализм сегодня можно рассматривать как политический проект, разрушающий свои собственные опоры”139.

Радикальный постмодерн неолиберализма выхолостил двухпартийную систему Запада — что же предлагает имитировать В.В.Путин? То, чего нет на Западе и не может сосуществовать с агрессивной новой средой? Уже в 80-е годы западная партийная система получила красноречивое название — ambi-dextra — то есть “двое-правая”. Обе партии, независимо от их названий, проводят одну и ту же правую, неолиберальную, политику. Ведь кризис левых партий Запада тем и вызван, что социал-демократия взяла на себя задачу демонтировать западное “государство всеобщего благоденствия”.