Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы - Михаил Крюков

Я со спокойной душой повернулся на другой бок и заснул. Теперь я точно знал, что мы победим.

Юрий Ветринский     Заполярная орбита

(из цикла «Мудрость вождей»)

В казарме каждого отдела напротив канцелярии висела настенная отдельская печать – две стенгазеты. Одна газета была посвящена текущей жизни подразделения и по требованию политотдела Главного Центра называлась каким-нибудь космическим именем. Вторая газета была юмористической и, согласно все тем же требованиям, должна была называться как-то «колюче». В четвёртом отделе, к которому был прикомандирован личный состав нашего астрономо-геодезического пункта, газеты назывались соответственно «Орбита» и «Колючка».

«Колючку» сразу поручили моему бывшему однокурснику лейтенанту Юре Самко, имевшему в курсантские годы кличку «Северный Олень». Собственно, даже не всю газету, представлявшую собой озвученный набор карикатур на злобу дня, а только подписи под рисунками, а ещё точнее – стихи. Начальник отдела майор Герцен давно мечтал о сатирической стенгазете в стихах и, недолго думая, назначил Северного Оленя поэтом. Стихов Юра отроду не писал и не читал, однако новое назначение воспринял совершенно спокойно, поскольку советский лейтенант может всё – ему надо только приказать. Первый же Юрин шедевр так пронял народ, что «Колючка» стала любимой газетой отдела. Стих был посвящён гигиенической профилактике грибковых заболеваний в четвёртом отделе, и Герцену тоже очень понравился:

На ротных узеньких дорожкахгрибки гуляют в босоножках.И если на здоровый лапотьгрибковый ты наденешь тапоть,то от грибковой этой тапочкигрибок перебросится на лапочки.

Конечно, таких высот мне было не достичь, однако и мне в приказном порядке было оказано доверие писать ежемесячную заметку о повседневной жизни АГП в отдельскую «Орбиту». Вдохновлённый примером Северного Оленя, я решил подойти к делу неформально. До этого времени заметки от отделений в стенгазете были невыносимо тягомотными. Назначенные «корреспондентами» офицеры перепихивали это дело на солдат, а те, будучи не в состоянии понять, что же можно такого написать о повседневной жизни, рождали в итоге унылые писульки типа: «Хорошо выполняли в этом месяце спецработы солдаты нашего отделения», «Плохо вели себя в этом месяце некоторые солдаты нашего отделения» и т.д. Мне же хотелось, чтобы мою заметку читали не с меньшим интересом, чем стихи в «Колючке».

Итак, я уселся за печатную машинку и одним пальцем бодро настучал:

«Полярная ночь ярилась, выплёвывая сгустки мокрого снега в лицо храбрецу, прилепившемуся к антенне станции ДЗС в пятнадцати метрах над землёй. Ревущий ветер пытался оторвать обмороженные пальцы от стылых металлических скоб, сбросить смельчака вниз, растерзать того, кто осмелился противостоять стихии. Но руки упорно откручивали крышку термостата, губы шептали: «Не сдамся…», а сердце стучало в бешеном темпе: «Быстрее! Быстрее!». Вот, наконец, и тёплое чрево выносного приёмного устройства – индикатор на одном из блоков горит зловещей красной точкой – он так и знал! Вот она, неисправность, грозящая срывом спецработ! А там, наверху, в блистающих безднах космоса уже подлетал к АГП их спутник, и времени совсем не оставалось – надо спешить! Шесть оборотов винта непослушными пальцами – неисправный блок извлечён, ещё усилие – запасной блок вставлен на место и закреплён. Всё! Но тут порыв ветра сорвал со стопора тяжёлую крышку приёмника, и она, развернувшись на петлях, ударила бесстрашного воина в лицо! В глазах сверкнуло, страшная боль пронзила голову, и он сорвался вниз. Но тренированное тело в последний миг успело зацепиться за край параболоида, и он повис над бездной, сжимая второй рукой неисправный блок. Шум в голове не утихал, оледеневшая рука соскальзывала с обжигающего металла антенны, в голову лезли безумные мысли бросить блок и освободить вторую руку для своего спасения. И тогда он собрался и сказал себе: «А майор Окорочков бросил бы в снег дорогостоящий блок с открытым печатным монтажом?». И пальцы сильнее сжали тяжёлый блок. «А майор Окорочков оставил бы открытым термостат приёмника перед сеансом связи со спутником?». И тело пружиной взлетело на антенну, чтобы закрыть термостат. Теперь вниз, срочно вниз! Примёрзшие окровавленные лоскутки кожи остались трепетать на металлических скобах антенны, а он уже был внизу, с размаху вломился в родное тепло технического здания и подбежал к кабинету начальника АГП. Иссечённые льдинками глаза выражали немой вопрос, от ответа на который зависело всё.

– Минута тридцать секунд, – сказал начальник АГП майор Окорочков, и отеческую ласку выдавал усталый голос старого солдата. – Ты уложился в норматив, сынок!

И, отдав воинское приветствие, рядовой Аладушкин отправился в аппаратную. На душе было светло – он справился с учебной задачей и мог готовиться к новым свершениям.

Так в подразделении, где командиром офицер Окорочков, проводятся плановые занятия по специальной подготовке. Под руководством майора Окорочкова коллектив АГП уверенным шагом идёт к победе развитого социализма!»

Сказать, что заметка имела успех – значит не сказать ничего. Четвёртый отдел стонал и подвывал, читать приходили солдаты и офицеры из других отделов, Северный Олень согласился признать меня равным себе, а к исходу дня заметка исчезла, вырезанная чьим-то заботливым лезвием на память. Скорее всего, рядовым Аладушкиным.

Вдохновлённый успехом, я с удовольствием каждый месяц выдавал новую заметку про то, как «в подразделении, где командиром офицер Окорочков», проводятся плановые занятия по боевой и политической подготовке, комсомольские собрания и ленинские зачёты. При этом я никогда не забывал отметить, что «под руководством майора Окорочкова коллектив АГП уверенным шагом идёт к победе развитого социализма». Обрадованный неожиданным интересом личного состава к настенной печати, замполит отдела просил меня отдавать ему статьи в нескольких экземплярах – заметки по-прежнему вырезались на память.

Александр Васильевич Окорочков никогда не читал солдатскую стенную печать, зато её всегда читал начальник четвёртого отдела майор Герцен. И Герцену было обидно, что в заметках трёх его «родных» отделений корявым языком мусолится бесконечная тема о том, как «плохо вели себя в этом месяце некоторые солдаты нашего отделения», а прикомандированное подразделение уверенным шагом идёт к победе развитого социализма под руководством майора Окорочкова. Герцен начал подкалывать ничего не подозревающего Окорочкова на совещаниях, называя его «Великим кормчим», и интересуясь, далеко ли ушёл к сияющим высотам коллектив АГП под его мудрым руководством.

Сначала Александр Васильевич не почуял худого, рассудительно списав странности Герцена на тяжёлые условия службы в Заполярье. Но как-то ночью, будучи ответственным по отделу, и слоняясь из угла в угол, он набрёл-таки на «Орбиту».

– Юрий Анатольевич, как вы могли?! – потрясённо спросил он при встрече.

С тех пор я больше не писал заметок в «Орбиту».

Andy G.     Цветовая гамма в генеральских тонах

Слух о том, что в старейшую 129-ю дивизию привезут полюбопытствовать Самого, поначалу особо никого не впечатлил. Ну, в самом деле, разве можно напугать закалённых в разнообразной показухе офицеров придворной Краснознамённой очередным визитом очередного высокого гостя, пусть даже у него пятно на полбашки и консенсус на устах?

Да чего там, решили между собой пестрожопые лейтенанты и старлеи, не первый день замужем. Опять же, пока неясно, насколько правдиво брешут штабные, а помирать на службе так и так целыми сутками приходится. В общем, хуже не будет, это уж по любому.

Тёртые капитаны с майорами были не столь благодушны: развитое до невероятной степени чутьё собственных задниц подсказывало им, что такого масштаба показухи ещё не случалось даже во много повидавшем Краснознамённом ДВО.[73] Одно дело косоглазых северокорейцев[74] по полигонам таскать, а тут всё же Главный Человек СССР. Нихрена не смешно…

«Да-с, Горби вам не хер собачий», – сурово чесали репу подполковники. В особенности те, кто на собственной жопе успел прочувствовать необычно крепкие пинки комдива, пока, правда, без конкретного смыслового наполнения.

Комдиву с начальником политотдела однозначно было не по себе. С одной стороны, практически уже согласованное на Самом Верху посещение вверенного им соединения Генеральным секретарём ЦК КПСС в случае успеха должно было стать ракетным трамплином к вожделенным чинам и наградам. С другой, остро беспокоило предельно ясное понимание того неприятного обстоятельства, что даже самый малый неуспех непременно обернётся публичным разрывом филейной части на двадцать четыре жирных куска с последующей пожизненной ссылкой куда-нибудь в Сковородку.[75] Дилемма эта создавала в командирских мозгах напряжение невероятное и подталкивала к малодушно-нереальным пожеланиям отмены всех и всяческих показух во веки веков.