Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы - Михаил Крюков

– Петрович, помогай. Тут вот какая задача…

Прапорщик Петр Петрович Пашковский, ротный старшина, проходил в учебке по разряду «старых», то есть весьма уважаемых вне зависимости от должности и звания служивых людей. Много позже Гогич не раз задумывался, отчего эти сорокалетние капитаны и прапора в армии именуются не иначе, как «древними» в то время, как на гражданке вполне могли бы ещё считаться «молодыми специалистами». И решил, что этот почёт исходит не от возраста, а от неизречённой мудрости и бесконечной хитрожопости этих аксакалов ратного дела. Каковые и помогают им, в конечном итоге, доживать свой век молодыми жизнерадостными пенсионерами.

– Ну что тут у вас, товарищи офицеры? Красить… дорогу… Блять, нашли проблему. У меня в каптёрке гуталина банок десять стоит, щётками размазать и всех делов-то.

– Петя, ты гений! Гулов, идёшь со старшиной и тащишь на объект гуталин стремительной мухой!

Понятное дело, гнусно воняющую субстанцию из здоровенных пятикилограммовых банок намазывать прямо на дорогу оказалось делом немыслимым. Но тут уж Гогич сам допёр: развести мастику в бензине, собрать у бойцов все спички до единой, выгнать машину из бокса для подсветки местности, отпустить урюков спать к рассвету, и – вуаля, товарищ главком. Накормили и распотрошили коровку-то. Смотри, сука, вся дорога на рояль похожа, сияет, как у мартовского кота шарики, а ты думал! Даже ротный Капетистов одобрил передовой дизайн, шоб он сдох!

Понятное дело, не в 10, и не в 11, а уже сильно к обеду комиссия доплелась-таки до Гогича. Главкома окружные принимали по старинке, яростно, благо от него никаких сюрпризов ждать не приходилось, отчего старик был гораздо более благодушен, чем накануне:

– Ну что, сынок, покрасил? А чо воняет так-то?

– Да вот красочка и воняет, а без этого никак невозможно, и к завтрему всё повыветрица, не извольте сомневаться. Не волнуйтесь за такие мелочи, берегите здоровье, оно бесценное для нас просто.

В этот момент главкома, глаза которого уже вроде как подёргивает приятная одобряющая поволока, осторожно берёт под локоток какое-то чмо в трёхзвёздных погонах и слегка поворачивает эдак неспешно в сторону противоположную, жарко шепча в ухо какие-то непотребства. Главком тут же встрепенулся, как бродячая псина на плацу под звуки «Встречного марша» на разводе:

– Лейтенант!!! Ты охуел! Вы все тут охуели, я вас спрашиваю?! Почему дальше дорога серая?!!

Так. Понятно. Не бейте, дяденька. К десяти? Сделаем. Не извольте сомневаться. Нам всякие трудности пох, лишь бы вам приятность доставить.

Лёха, Серёга, Петрович, вы слышали, чо этот припездок хочет? Чтобы серую… Не, водовозкой не смоет. Какими, блять, лезвиями, ебанулся на старости лет? Хер, всю дивизию в чёрный к утру не успеем… Цемент? Точно, цемент!

Тока его уже надлежит развести водой, и так совсем-совсем жиденько. После чего красить равномерненько. А я что вам, блять, художник – цвета подбирать? Глушко, карочи, я попиздовал спать, в пять буду здесь, и чтоб в этот секунд мне непременно дух от красоты неземной захватывало, понял?

Замок Глушко, верный хохол, старался всю ночь, колотя личный состав уже совсем немилосердно. Урюки двигались совершенно сомнамбулическим порядком, не просыпаясь, и вместо грязно-серой жидкости явно видели перед собой родной кишлак и любимого ослика Качумая. Жирная дорога упорно не хотела покрываться цементосодержащим раствором равномерно, и его приходилось буквально втирать в трещины, на манер старушек преклонных лет, принимающих SPA-процедуры. Итог оказался плачевен: дорога, безусловно, стала серая. Даже пепельно-серая. Некоторым даже понравилось – Лазареву, например. Разминая своим кулачищем гогичеву пятерню в дружеском рукопожатии, Лёха, с присущей ему деликатностью заявил:

– Гогич, в тебе пропадает немыслимый талант. Реставраторы Лувра и Эрмитажа перережут друг друга в борьбе за право принять тебя в свои ряды. Мона Лиза и Даная заждались своего спасителя! Скажи Глушко, что подмастерьям платят по пятьсот баксов в месяц – он тебя до конца жизни на руках носить станет и стакан воды перед смертью вместо Катьки подаст.

Но это был не асфальтовый цвет. Хоть застрелись, но гогичев кусок диссонировал с остальным дорожным покрытием так же явно, как свиной шашлык с правоверным мусульманином. Это была катастрофа, и прибывший к четырём часам главком оценил её по достоинству. По сей день Гогич жалеет, что тогдашние средства звукозаписи были ещё несовершенны, отчего бесценный шедевр виртуозного генеральского мата полностью и безвозвратно утрачен. А поскольку мастеров такого класса уже практически не осталось, потомкам придётся довольствоваться только свидетельствами очевидцев. Каковые современники, надо сказать, и сами были совсем неплохими специалистами в этой области культурологии, однако уважительно склоняют голову перед Мастером, не испытывая даже тени сомнения в его абсолютном превосходстве.

Излив весьма впечатляющим образом накипевшее, главком легко доказал, что не зря носит свои погоны и числится в элите Вооружённых Сил:

– Начальник УНР! Бегом сюда, сука! Ты видишь эту похабщину? Сколько у тебя самосвалов и катков?..

Сегодня в это непросто поверить, но за три дня вся громадная территория 129-й Краснознамённой Тихоокеанской ордена Кутузова 2-й степени мотострелковой дивизии aka 392-й окружной учебный центр была сплошь закатана новым асфальтом не менее чем пятисантиметровой толщины. Вот это был праздник здорового труда! Тяжело даже представить, сколько ценного асфальта за это время улетело налево, какие безумные деньги получили вольнонаёмные работяги 89-го УНР за срочку-сверхурочку, но дело было сделано: асфальт стал абсолютно и изотропно чёрен, а стало быть, полностью готов к осмотру Его Величеством Генсеком Всесоюзным.

В знаменательный день Посещения пошёл сильнейший ливень. Часовые, очевидно впервые в мировой практике, мокли на постах безоружными – у них отобрали всё, кроме штык-ножей. Вычищенные-выглаженные урюки вповалку спали мёртвым сном на партах в телеграфных классах, будучи в постоянной готовности к демонстрации безупречных навыков скоростного приёма на слух азбуки Морзе (пишете, суки, что угодно – по пять букв в группе и пять групп в строке!). Осоловевшие от хронического недосыпа вычищенные-выбритые офицеры коротали время, покуривая в коридорах учкорпуса под присмотром бдительных особистов. Старшины выбивались из последних сил, наводя дежурной сменой последний лоск на застеленные новейшим бельём койки и нервно блестящий в обновлённых казармах паркет. Штабные приняли самые изысканные стойки возле своих сейфов. Комдив нервно дымил в кабинете начпо.

А Пятнистый не приехал.

Нам потом сказали, что визит был отменён чуть ли не в последний секунд его личной охраной, внезапно заподозрившей, что «безопасность не обеспечена». Не понравился им, якобы, большой овраг, проходивший по левой стороне городка. Странная, конечно, причина для такого решения. Овраг ведь далеко от маршрута следования, да и появился он в этом месте уж точно не за прошлую ночь. Но генсека увезли на Красную речку. Тамошние, оказывается, тоже готовились как звери, но считались резервом. Оно и понятно, всё-таки 129-я – старейшая в Вооружённых Силах, чуть ли не лично дедушкой Владимиром Ильичом сформированная… А вот, поди ж ты. Проблемы, стало быть, с безопасностью в Волочаевском городке. И все полагающиеся ништяки (а Мишка визитом остался доволен) получило, понятно, краснореченское командование.

Никогда не поверю, что у кого-то из тамошних военачальников не было добрых друзей али родственников в 9-м управлении КГБ.

Ulf     «…должен быть тупым и решительным»

Эпатируя, многие на Флоте на месте троеточия в этом заголовке вставляют название своей специальности, но не все делом могут доказать свою личную причастность к сути приведённого афоризма.

Пик расцвета на Флоте ракетно-артиллерийского дела пришёлся на восьмидесятые годы прошлого столетия. Стрельб было много. Рвались от напряжения нервы и печень, летели награды и должности, ускоряли или замедляли свой бег воинские звания. Стреляли одиночно и в составе соединений. Отражение атак с разных направлений ракет-мишеней, запускаемых с кораблей, подводных лодок, самолётов и береговых установок происходило с различной степенью успешности. Ракет и снарядов не жалели. Иногда «заваливали» все пять-шесть одновременно выпущенных ракет, а иногда они «шуршали» не обнаруженными до точки самоликвидации. Ракетчики со стажем помнят «Пёрл-Харбор» ракетной подготовки 10-й ОпЭск[79] ТОФ, когда на одной совместной стрельбе 18 марта 1983 года официально было зафиксировано 18 неуспешных пусков ЗУР.

Сбитые мишени часто пролетали рядом с мачтами кораблей, а иногда горящие многотонные болванки по неописуемой траектории падали у борта. Всё это было тяжело, дорого, интересно, полезно, но и очень опасно. Гибель «Муссона»[80] 16 апреля 1987 года открыла многим глаза на проблему, хотя для мыслящих офицеров, включая лейтенантов, она была на виду. Даже в правилах ракетных стрельб было заложено несоответствие реалиям. Каждая поражённая ракета-мишень считалась опасной в зоне радиусом дальности её возможного полёта до выработки оставшегося топлива. Естественно, в этом круге радиусом десятков, а то и за сотню километров, находились все участвовавшие в стрельбах корабли…