Белый мыс - Тюрэ Эрикссон

Нельзя укрыться, нельзя бежать, нельзя стрелять: остается только лежать и мучиться с распиленными ребрами – и ждать.

Вот провизжала первая бомба, а там посыпались все остальные. Здание ходит ходуном от взрывов, летят стекла, от грохота закладывает уши. Санитары и сестры всячески успокаивают: «Не обращайте внимания, это он так, наудачу штучки две бросил!»

Но мы-то знаем, что это не так. Фашисты намеренно бомбили госпитали. «Бежим!» – крикнет кто-нибудь – и начинается паника. Кто может, бросается к дверям, даже тяжелораненые сползают с коек. У всех одно на уме: бежать, бежать, пока не обрушились стены и потолок!

Аксель замолчал и стал шарить на тумбочке, нащупывая сигареты.

– Мне предложили в Комитете помощи, чтобы я съездил в Норрланд и выступил там с воспоминаниями, после того как немного отдохну. Не знаю даже – может, отказаться?

– Да ведь ты соберешь больше народу, чем любой другой оратор! И для движения солидарности сделаешь больше других. Людям так хочется послушать очевидца.

– Как же – фронтовые воспоминания! А что я знаю, собственно, о жизни на фронте? Каких-нибудь шесть дней пробыл на передовой. У нас вернулись ребята, которые больше полугода воевали в батальоне Тельмана, побывали на многих фронтах. Они же меня на смех поднимут, если я стану разъезжать и рассказывать о том, как провел неделю в долине Харамы.

Оке узнавал того Акселя, с которым они бродили ночью в гавани. Вечное сомнение товарища в самом себе вызвало в нем, как всегда, потребность спорить.

– А тот факт, что именно эта неделя, возможно, решала исход войны, не имеет никакого значения?

– Но неужели ты не понимаешь…

– Не понимаю! Ты не имеешь никаких оснований уклоняться от поездки.

– Ну ладно, ладно, я соглашусь, только не кричи ты так на меня! – ответил Аксель таким виноватым голосом, что оба тут же расхохотались.

XX

Рано утром раздался долгий и пронзительный звонок. Хозяйка не захотела вставать, и после второго звонка Оке поднялся и открыл. Может быть, Акселю пришлось почему-то прервать свою поездку… Но ведь у него должен быть свой ключ?

В дверях стояли две рослые фигуры в плащах и серых шляпах:

– Вы Оке Андерссон?

– Да.

В руке у одного из них сверкнул желтый металлический жетон.

– Мы из уголовного розыска. Одевайтесь и следуйте за нами.

Язык одеревенел во рту, в висках застучала кровь. Зачем он понадобился полиции?

– Это зачем же? – выдавил он из себя наконец.

– Вам это лучше известно.

– Нет, я за собой ничего не знаю.

– Вот придете в участок – сразу все выяснится. Поторопитесь!

На улице ожидал черный автомобиль, который быстро доставил их на Кунгсхольмен. Здесь около узких ворот стоял постовой. Помимо обязательной сабли, у него на поясе виднелась кобура пистолета. Машина остановилась на вымощенном булыжником дворе, окруженном серыми стенами с голыми, враждебными проемами окон.

Сыщики провели Оке по длинному мрачному коридору к лифту. Затем они прошли в новую пристройку полицейского управления. Открылась нумерованная дверь, и Оке ввели в светлую, хорошо обставленную комнату. Ее можно было принять за обычный служебный кабинет, если бы не крашенная белой краской решетка за окном.

За письменным столом сидел пожилой мужчина, широкоплечий, со строгим по-военному лицом и внимательными глазами. Он протянул Оке руку и представился:

– Старший следователь Альм.

Затем обернулся к другому чиновнику:

– Садитесь за машинку, Боргелйн, мы быстро управимся.

Задав обычные анкетные вопросы, следователь произнес:

– Ну, рассказывайте все с самого начала. Для вас же будет лучше, если вы ничего не станете утаивать.

– Что рассказывать?

– Не прикидывайтесь! Остальные задержаны и уже всё признали.

– Я ни в чем не провинился.

Следователь повысил голос:

– Неужели Андерссон будет здесь отрицать, что играл роль связного?

Оке молчал, лихорадочно размышляя. Не иначе, дело идет о добровольцах, которые тайно ночевали у него! Стало быть, полиция хочет засадить его по обвинению в вербовке? Это может означать до шести месяцев тюрьмы: правда, до сих пор общественное мнение настолько отрицательно относилось к «закону о невмешательстве», что по нему никого еще не привлекали к суду. Кого могла поймать полиция? И кто мог навести их на след? Кроме Ингер. никто не знал о товарищах, ночевавших в его комнате.

– Ну, так вы ответите нам? Или мы так и просидим тут весь день? – вмешался Боргелин на помощь шефу.

– Какого связного?

Следователь вскочил на ноги.

– Здесь спрашиваем мы, а дело Андерссона – отвечать! – заорал он.

Однако эта вспышка, призванная напугать Оке, только придала ему спокойствии. Он понял, что если бы у полиции действительно имелись какие-нибудь улики против него, следователь не стал бы вести себя таким образом.

Заметив свой просчет, следователь обменялся с Боргелином выразительным взглядом, который, очевидно, означал: «Прожженный тип, лучше испытать другую тактику».

Он достал портсигар:

– Курите?

– Нет, спасибо.

Слегка разочарованный тем, что арестант отклонил его примирительный жест, следователь угостил Боргелина, потом закурил сам и решил прибегнуть к лести:

– Вы производите впечатление разумного и сообразительного парня. Очень жаль, что Андерссон осложняет свое дело из-за неправильно понятой лояльности.

– Андерссон ведь работает в велосипедном бюро Оскарссона. Каково ваше мнение о хозяине? – спросил Боргелин как бы мимоходом.

– Он не хуже других.

– Кажется, Андерссон пользуется у него большим доверием? – вставил Альм.

– Об этом я ничего не знаю.

– Но ведь вы замещаете Оскарссона, когда тот оставляет бюро… по делам.

– Я всего лишь дежурю у телефона.

– И, кроме того, часто выполняете личные поручения Оскарссона?

– Да, – согласился Оке, пораженный осведомленностью полиции о его работе.

– Не знает ли Андерссон господина по фамилии Левин?

«Похоже, тут дело вовсе не в добровольцах», – подумал Оке с облегчением и невольно слегка улыбнулся. Он совсем забыл о третьем полицейском, который сидел в стороне, но все время внимательно следил за выражением, его лица.

– С чего это вы вдруг развеселились?! – раздался резкий голос из угла.

– Я знаю одного Левина, владельца велосипедной мастерской в Клара, – ответил Оке, пропуская мимо ушей второй вопрос.

– Когда Андерссон увидел его в первый раз?

– Это было весной.

Следователь продиктовал Боргелину:

– На вопрос о знакомстве с Левиным Андерссон признал, что познакомился с ним весной.

Оке почувствовал вдруг, что самые будничные вопросы могли превратиться в опутывающую его сеть.

– Признал?! Разве это противозаконно – знать фамилию человека из фирмы, с которой тебе приходится иметь дело по работе? – вмешался он.

Следователь уставился ему в глаза:

– Какой процент получал Андерссон с украденного?

– Ук-украденного? – Оке заикался от удивления.

Ему стало даже жарко от такого обвинения.

– Я не крал никаких велосипедов! – выкрикнул он сердито.

Альм улыбнулся холодно и победоносно.

– Откуда Андерссон знает, что речь идет о краже велосипедов? – спросил он язвительно.

Оке прикусил губу. Дурак, попался в первую же ловушку!

– Нетрудно догадаться…

– На допросах не догадываются! Все, что вы говорите, может быть использовано против вас на суде.

– Я подумал, что раз тут замешан Левин, значит дело касается велосипедов.

– И, значит, Андерссон знал, что Левин имеет дело с краденым добром.

– Ничего я не знал! – возразил Оке.

– Ладно, не изворачивайтесь. Лучше выкладывайте все, что знаете!

Следователь решил не давать ему опомниться. Он настойчиво задавал Оке одни и те же вопросы. Почему Андерссон был так уверен, что речь идет именно о краже велосипедов?

Телефонный звонок дал Оке небольшую передышку.

– Да, это Альм, – ответил следователь. – Нет… еще нет… В самом деле?… Тогда я сейчас же приду.

Он вышел. Допрос продолжал Боргелин.

– У Андерссона никогда не появлялось подозрений, что с предприятием Оскарссона не все чисто?

– Пожалуй… иногда мне казалось, что он ведет себя как-то странно, – признал Оке.

– Что заставляет Андерссона защищать Оскарссона?

Оке замолчал, подавляя нарастающее возмущение. Все, что он говорил, и в самом деле оборачивалось против него – его слова толковали совершенно иначе.

– Ну-у?! Выкладывайте!

– Я ничего не крал!

– И не получали денег от Оскарссона или Левина за определенного рода сведения и услуги?

– Нет.

Боргелин закурил новую сигарету и пустил задумчиво клуб дыма к потолку.

– Андерссон проголодался? – спросил он несколько приветливее.

– Я ничего еще не ел сегодня.

– Сейчас я закажу сюда завтрак.

Вскоре вошла девушка с подносом. Картофель, жареная селедка… Прибора Оке не дали – одну только ложку, и у него быстро пропал аппетит, когда он принялся за костистую рыбу. Неужели полицейские и в самом деле боятся, что он зарежет или заколет их, если ему дадут вилку и столовый нож?