Я меч, я пламя! (Ольга-1) - Василий Кононюк

– Света, станешь в восьмом подъезде, возьмешь зеркальце и будешь поправлять волосы так, чтоб ты видела его машину. Первым делом он поставит в багажник свой чемодан. Ты выходишь и идешь по тротуару в его сторону. Смотри куда хочешь, но не на него. Пройдешь мимо, сразу с разворота ему сумкой по затылку. Он будет смотреть на капитана, тот как раз появится из-за поворота. Главное чтоб ты на него не взглянула. Он жук тертый, сразу все поймет.

– Да знаю я все, не маленькая.

– Я тебя подстраховываю, чуть что, прострелю ему колено или локоть.

– Да я его скручу на раз-два, не переживай. Меня Сережа тренировал.

– Знаю, как он тебя тренировал, – ядовито заметила Оля. – Вряд ли тебе удастся на улице применить эти приемы. Зрителей набежит – тьма.

– Не волнуй бойца перед заданием, командир, – пришел на выручку густо покрасневшей Свете Заварницкий, – ей сосредоточится нужно.

– Вот я и учу ее сосредотачиваться в неблагоприятных условиях. Сержант Цветкова, перестать краснеть и выдвинуться на исходную позицию. Капитан, я в подъезд напротив. Увижу Борисовича – махну тебе рукой. Ты выходишь и идешь к нему, дальше действуем по обстановке.

– Три раза, это еще понять можно, но пять раз одно и тоже повторять…

– Есть такое дело, все ругаются. Ни пуха, капитан.

– К черту.

Зиновий Борисович вышел из подъезда, осмотрелся, поставил чемодан в багажник и достал папиросу. Из соседнего подъезда вышла незнакомая молодая девушка с сумкой и пошла в его сторону. Ее лицо было озабочено, она смотрела себе под ноги, губы шевелились в такт ее мыслям, "не встречал ее раньше". Борисович отступил подальше от траектории движения незнакомой девушки, пристально рассматривая ее и перекладывая капсулу на язык. Из-за поворота показался капитан Заварницкий? уверенным, широким шагом двигающийся в его сторону. Девушка прошла мимо него. Он провожал ее внимательным взглядом. Она вдруг резко взмахнула сумкой, Борисович дернулся вперед, пытаясь уйти от летящей в его голову сумки, и непроизвольно сглотнул, "бля, Заварницкий, продал, сука". Сумка просвистела рядом с затылком, он потянулся к кобуре, но удар сзади в пах, между ног, скрутил, а яркие звезды перед глазами и последующая темнота уже были следствиями второго удара сумкой, достигшего своей цели.

Очнулся Борисович в своей машине, на заднем сидении, рядом сидела светловолосая девушка с пронзительными голубыми глазами и держала его за указательный палец левой руки. Она было мало похожа на фотографию, которую видел Борисович, но он ее узнал. Его правая рука было привязана веревкой к дверной ручке.

– Рассказывайте, кто заказал вам меня найти и убить?

Борисович презрительно хмыкнул и тут же взвыл не своим голосом от невыносимой боли. Девушка, радостно улыбаясь, аккуратно всовывала иголку, зажатую в небольших плоскогубцах, ему под ноготь. Он дернулся, но сделал только хуже, засунутая под ноготь иголка вырвала его с мясом. От острой боли ему свело дыхание, в голове закрутилось. Девушка, не выпуская пальца, левой рукой, отложив плоскогубцы, начала крутить ему ухо.

– Зиновий Борисович, послушайте меня и постарайтесь поверить. Через пять минут вы обделаете салон своей машины, а через пятнадцать расскажете мне все, что знаете. Но я серьезно искалечу вам руки, и все оставшиеся вам дни на этом свете превратятся в сплошную муку. Подумайте, стоят ли эти пятнадцать минут того, чтоб их переживать. Для меня они ничего не решают, результат будет один и тот же. У вас десять секунд пока я достаю вторую иголку.

– Я вам все скажу. – "Если эта сучка покалечит мне руки, я не смогу воспользоваться ампулой. Все, что я скажу ей, не имеет никакого значения".

– Я вас слушаю.

– Пять лет назад, во время поездки во Францию меня завербовала французская разведка. – Она вогнала ему вторую иголку под тот же выломанный ноготь, забив ее до сустава. Борисович, с трудом удержав мочевой пузырь, понял, что пять минут – это с большим запасом.

– У вас десять секунд, пока я достаю третью иголку. – Она ухватила его средний палец.

– Я вас обманул. На самом деле меня завербовала английская разведка. – Борисович, закрыв глаза, приготовился терпеть, но ничего не происходило. Открыв глаза, он увидел, что она с интересом смотрит на него.

– Он уже переправил вашу семью, и вы боитесь его выдать. Поверьте, Борисович, вы не того боитесь. Он уже свое дело сделал и деньги перевел, иначе бы вы не пыжились. Давайте договоримся так. Вы рассказываете всю правду, а я приложу все усилия, вы должны знать – кое-что я могу, чтоб вашу семью не искали. Будете молчать – все будет наоборот.

– Сука, – с ненавистью глядя в ее равнодушные глаза, сказал он, как выплюнул.

– Это ваши игры, Борисович, я просто соблюдаю правила. И не переживайте вы так. То, что вы сейчас подпишете – это только для меня. Моему начальству значительно больше понравятся ваши сказки. Я так понимаю, вы волнуетесь из-за денег. Могу пообещать, что никто не покажет это Литвинову еще несколько месяцев. Ваше решение?

– Если вы мне обещаете, что мою семью не тронут и месяц эта бумага не попадет Литвинову на глаза, то я согласен.

– Честное комсомольское! – Он криво улыбнулся и откинулся на спинку сидения.

– Записывайте.

– Света, бери бумагу, садись на переднее сидение и записывай. Дай свой платок, я Борисовичу палец завяжу. Чего ты кривишься, ногтя оторванного не видела?

Она спрятала подписанные листы во внутренний карман пальто. Сильно кружилась голова. Через пять минут прибыл Артузов с оперативниками. Сдав им задержанных, Оля получила невероятный втык от перенервированного начальства, выпустившего на ней пар. Повод для этого оно имело отменный.

– Лейтенант Стрельцова, – от голоса Артузова двадцатиградусный мороз на улице понизился еще градусов на сорок. Все замерли, стараясь не привлечь к себе внимание бригадного комиссара. – Почему вы не доложили, что ранены?

– Забыла, Артур Христианович, – обезоруживающе улыбалась Оля, – так много всего доложить нужно было, мысли в голове путались.

– У вас голова есть на плечах? Немедленно в больницу!

– Не надо на меня кричать, покричите лучше на своего шофера, это он меня продал за бутылку водки, на секретаршу свою покричите, у которой язык как помело. Поговорите с капитаном Заварницким, он вам много интересного расскажет о ваших сотрудниках. Кстати, голова у мужика работает, как швейцарские часы, операцию подготовил на пять с плюсом, получите истинное удовольствие.

– Иван Терентьевич! Подойдите сюда! Сдать оружие, вы арестованы. Савельев, определи его к тем двоим. Стрельцова, немедленно в больницу. С вами поедут лейтенант Аносов и Цветкова. Аносов, глаз с нее не спускать. Езжайте на этой машине, потом доставите в управление. Вашу мы заберем. Найдете лаборантку Ермольевой, фамилия то ли Кузакина, то ли Кузыкина, она с лекарством для Столетова будет ждать вас в приемном покое. Ждете меня в больнице, я приеду или позвоню.

– Там в машине, возле охранника, сумка с их оружием.

– Это все потом, выезжайте немедленно!

В больнице их окружила сонная тишина неспешного течения времени, невыносимо раздражающая после бурного потока событий последних нескольких часов. Оле промыли рану, перевязали и вкололи полграмма дефицитного лекарства, видно, Артузов не забыл перезвонить. Сережа еще был в операционной, о его состоянии никто ничего не говорил. Все обещали, что операция вот-вот завершится и доктора сами все расскажут. Они по очереди сходили в столовку покушать и ждали вердикта врачей.

Оля, прислонившись к стенке, вспоминала схватку, движения симпатичного светловолосого парня, которого ей с таким трудом удалось застрелить. Странные слова, странной песни звучали в ее голове.

"Запомнился номер твой чётко, мгновенно, почти буквально

Сердце кипит, волнуется, чую – влюбилась фатально я

В тебя, ты странный, скуластый и веришь в себя безумно

Ты – волк, я – волк, закапали кровью, слезами друг в друга мы…

О если бы ты был настоящим, стала бы тебе я подругой

Шептала бы нежно ночами: Юго, мой Юго, Юго мой…

А так – всё больше по миру шатаюсь, захлёбываюсь своим секретом

Бросаюсь навстречу, других бросаю и слушаю, слушаю песню ветра…"

Ей хотелось напиться, "гребаная жизнь, Боже, почему у тебя такое извращенное чувство юмора? Почему человека, который мог стать близким, я видела всего минуту и через прорезь прицела?… Надо взять себя в руки, день еще не закончился, вечером наверняка на ковер к вождю, народ будет думать, как мне жить дальше. Упекут под стражу в какую-то закрытую дачу, где меня месяцев за шесть-семь кокнут. Думай, Оля, думай, неприятности проще предотвратить, чем потом исправлять". Совершенно дикая идея пришла ей в голову, и чем больше она над ней думала, тем больше она ей нравилась.