Диссертация - Марина Столбунская

Так и спорили они каждый день, пока Александр однажды ночью не скончался. Примет ли его душу Господь? Не было известно даже отцу Николаю.

– Столько насмотрелся всего лишь за месяц работы в хосписе, – рассказывал Марк Дорохову. – И понял я, что жестоко подвергать человека внезапной смерти, не давая ему возможности покаяться, в Бога уверовать хотя бы в последний момент, жизнь свою переосмыслить. А вдруг рай и вправду существует? А? Как считаешь? Не отвечаешь. У тебя будет время подумать.

Беседа подходила к концу, Раевский стоял напротив обречённого Егора, вновь прислонившись к стене.

– Казни как-то изучал, очень уж приглянулось колесование. Для самых сильных. Не зря же сам Иисус Христос умирал подобной смертью. Нет, не подумай, что мне приятны мучения умирающих, но они дают им шанс на спасение души. Ну а вдруг она существует, – пожал он плечами.

Марк оторвался от стены и подошёл к пакету, что лежал у двери, а когда вновь предстал перед Дороховым, в руках у него был увесистый молоток.

Егор смотрел на убийцу открытым взглядом, гордо вскинув голову.

– Гнида ты, а не спаситель душ, – процедил он сквозь зубы.

– Гнида?! – Марк бросился к нему и, схватив рукой за подбородок, поднял лицо майора. – Почему ты назвал меня Гнидой?! Говори!

– Потому что Гнида ты и есть. Костюмчик нацепил. Смердишь. А-а! – Удар по коленной чашечке заставил его закричать от боли. – Тварь! Гнида!

Последовал удар и по второй ноге. А после того как Раевский перебил Егору суставы и на руках, тот потерял сознание от болевого шока.

Два часа или четырнадцать? Сколько длилось его забытьё? Дорохов застонал, первой он почувствовал жуткую боль в разбитых конечностях. С трудом открыл глаза, серая стена плыла перед его взором, Раевского не было в комнате, за спиной он не видел, но мог чувствовать, что там никого нет, кроме разве что смерти, которая терпеливо ждала своего часа, не торопила события. Дверь исчезла.

Егор снова провалился, теперь уже в сон, мучительный, с тяжкими стонами. Проснулся весь мокрый, в испарине, с дикой головной болью, которая была так сильна, что заглушала боль в распухших и онемевших ногах и руках.

«Это должно когда-нибудь закончиться», – обнадёживающая мысль мелькнула в его голове. Дорохов взглянул на часы и понял, что время его больше не интересует.

Что сильнее мучило его? Жажда, боль, затёкшее от неподвижности тело, голод, обречённость? Трудно было сказать. Всё вместе, адский пыточный коктейль.

Что ж, одно Егор знал наверняка: жизнь его закончена. Но не это причиняло сейчас ему нестерпимую душевную боль, а то, что он проиграл, что не смог остановить монстра. Сколько мужчин Раевский замучил на этом стуле? И сколько их ещё будет? Дикий рёв вновь вырвался из его груди, в которой кипела ярость. Беспомощность была унизительной.

Опять отключился? Не наяву же мама гладила его непослушные волосы. Егор помотал головой. Мама. Как она всегда терпела побои и ругань отца?! Мальчишкой он бросался её защищать, а она всегда останавливала и говорила: «Ты не сладишь». И вот он не сладил с Раевским. Так слаб?

Снова обрыв сознания. Иру оберегал от нападок сокурсников по той же причине. Из-за мамы. Тут-то он мог это себе позволить. По силам была задача. Глаза лучезарные, волосы шелковистые, запах яблок, мыло такое у неё было «Яблоневый цвет». Егор слышал этот запах в своём воспалённом сознании.

«Боль разная бывает. О, здравая мысль, – выдал затуманенный мозг. – Проверим? Острая – есть, ноющая – тута, тупая – как без неё. Ха-ха, в сборе. Пить. Пить», – провал в пропасть.

– Марта, Марта, – шептали потрескавшиеся губы. – Пить. Марта. Марта, – слёзы покатились из глаз.

«Откуда эта влага? Жидкость в организме закончилась, а на них, видишь ли, нашлась. Милая, я люблю тебя».

– Прости, – не слёзы, рыдания сотрясали его. – Прости меня, девочка моя, я подвёл тебя. Марта, прости.

С ней он впервые во всей полноте прочувствовал женщину. Это был не просто секс, а ментальное общение. Он проникал в её тело и в её душу, они становились единым целым, как в мифе о половинках. Егору казалось, что он ощущал фантомную боль в ребре, которого не было в его груди, потому что из него Бог сделал Марту. И сейчас он плакал о предстоящих ей страданиях.

– Прости меня, прости.

Тошнота, головокружение – добавились новые ощущения.

«Что ж, во всей полноте», – наступило смирение, одно лишь желание победило все остальные чувства – жажда конца. Он никогда не молился, а тут молил о смерти.

Тяжело дышать, давит в груди. Голова болит сильнее всего остального. Снова мысли о Марте. Но слёз уже нет. Отупение. Сон или потеря сознания.

Всё размыто.

«Звуки какие-то? Стоны. Чьи? Мои».

– Марта, Марта…

Раевский сидел за компьютером и разглядывал фотографии подруги Дорохова, выбирая, какие напечатать. Долго возился с телефоном, пока разблокировал.

– Вот эту возьми, она моя самая любимая, – раздался голос у него над ухом, да так отчётливо, что Марк подпрыгнул в кресле и обернулся. – Да-да, это я, решил не оставлять тебя одного. Сам же сетовал, что без меня тебе скучно. Будем вместе теперь до конца, до твоего конца, Гнида. Ха-ха, – в голове доктора звучал дикий смех Егора, он заткнул уши руками. – Не смог посадить тебя в тюрьму, до психушки доведу. Ха-ха.

– Нет, нет, нет, – Марк исступлённо мотал головой. – Это не по правилам. Это не по правилам. Нет.

– Какие ещё правила? Гнида, – голос пропел в голове.

– Нет, нет, это не должно было быть так, – настала очередь Раевского реветь диким зверем.

Глава 13. Один день из жизни психотерапевта

Задумав серьёзные изменения в своей жизни в тот самый год, когда в игру, поймав наживку, вступил Дорохов, Раевский купил буквально за гроши старенький дом под снос на окраине города с большим участком. У бывшей хозяйки была дурная репутация колдуньи, покупатели брезговали, а вот Марку было в самый раз с его-то бюджетом и жизненными принципами.

Задумал доктор построить удобный для себя во всех отношениях дом. По сравнению с квартирой, такое жильё предоставляло ему массу преимуществ. Дом делился на две части: скромная верхняя – для Раевского, обширная подземная – для Зародыша. Меняя бригады рабочих, строил он частями по разработанной изощрённым умом сложной схеме так, чтобы никто не догадался об истинном предназначении некоторых частей его жилища, да и кое-что доктор скрыл от службы БТИ. План дома и реальность существенно отличались.

Раевский и трупы