Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V - Франсис Рапп

У Вацлава не было сил противостоять расколу, которому не смог помешать его отец; но его непостоянство вызвало недоверие «урбанистов», почитателей папы Римского, и тем более не позволило завоевать симпатии «климантистов», сторонников папы Авиньонского. В ходе тайных переговоров все громче звучали обвинения в его сторону в том, что он собирался превратить империю в наследственную монархию, что должно было обеспокоить выборщиков. Тевтонцы, терпящие серьезные притеснения от Ягайло, правителя Польши и Литвы, не могли рассчитывать на поддержку Вацлава, который сблизился с их противником. Римский король не возражал, когда на западе в 1390 г. герцогиня Брабантская и Лимбургская назначила Филиппа Смелого своим преемником. Однако обширные владения, которые собирался создать герцог Бургундский, захватывали территорию империи, а центр их исполнительных органов оказывался во Франции в Дижоне. Наконец, в Италии, где герцог Анжуйский захватил Геную, Вацлав счел уместным в 1395 г. возвести Висконти в ранг принца империи, заплатив 100 000 флоринов за его продвижение, которое немцы посчитали возмутительным.

Когда двор Праги превратился в театр насилия и убийств, которые Вацлав и не старался пресечь, многие князья посчитали, что настало время низложить его. Итак, уже в течение нескольких лет пфальцграф Рупрехт плел интриги, убежденный, что у него есть задатки правителя. Не без труда ему удалось добиться, чтобы один из его сторонников, Нассау, был избран архиепископом Майнцским; он сумел заручиться поддержкой двух других церковных выборщиков. Четырех голосов, включая его, было достаточно, чтобы обеспечить победу. Но нужно было еще освободить трон! В 1397 г. князья составили перечень обвинений Вацлаву, который на этот раз приехал во Франкфурт, где состоялся съезд князей. Король не принял это в расчет; он даже отправился в Реймс, где под воздействием герцога Орлеанского заключил договор о дружбе с Францией. Это было уже слишком; князья, собравшись в Боппарде в 1399 г. составили список возможных кандидатур, но выбор был предрешен: они твердо вознамерились избрать пфальцграфа; герцог Саксонский, фигурировавший в списке кандидатов, не стал даже беспокоиться. Следовательно, чтобы низложить Вацлава, виновного в пренебрежении как внутренними, так и внешними делами империи и в убийстве «прелатов, священников, а также других честных людей», было достаточно трех выборщиков из Трира, Кельна и Майнца, помимо самого Рупрехта. Последний, разумеется, собрал четыре голоса, которых требовала Золотая булла. 21 августа 1400 г. Вацлав, узнавший о случившемся и полностью подавленный известием, смог лишь воскликнуть: «Что теперь делать?»

Рупрехт (1400–1410)

Рупрехт был зрелым человеком. Он не пренебрегал задачами государственного деятеля. В его владении находились земли, хотя и намного меньшие, чем у Люксембургов, но все-таки довольно значительные. Он заботливо управлял ими. Доходы намного превосходили то, что приносил остаток императорского имущества. Часть их давали дорожные пошлины на Рейне, другую — налог на железные рудники Верхнего Пфальца: всего 50 000 флоринов. Этого было недостаточно для ведения образа жизни, приличествующего правителю. Необходимые средства давали также горожане Нюрнберга, с которыми Рупрехт поддерживал превосходные отношения и которые почитали за честь принимать его у себя. Но имел ли пфальцграф преимущества, чтобы отвечать чаяниям выборщиков? Они попросили его возродить престиж империи, который был утрачен при Вацлаве. Первостепенной задачей, по их мнению, было искоренение последствий раскола — миссия, которую был обязан выполнять король римлян, защитник Святой Церкви.

Действия Рупрехта далеко не соответствовали их ожиданиям. Он решил вначале призывать к порядку Висконти, стремившегося прибрать к рукам самые богатые земли «императорского сада». Без денег, которые ему дали флорентийцы, заклятые враги миланцев, король не мог отправиться в путь. Поскольку ему не улыбнулась удача в его первом же бою при Брешии, Флоренция сочла, что давать ему деньги еще раз значило потерять свое золото. Если бы венецианцы не дали ему 4000 дукатов, бедный Рупрехт не смог бы вернуться. На севере Альп брат Карла VI Людовик Орлеанский, чтобы воспрепятствовать своему сопернику Иоанну Бесстрашному, герцогу Бургундии, вознамерился завладеть теми же землями, что и он. Он купил Люксембург; положил глаз на Туль и Верден, ожидая случая захватить их. Он бы обвел вокруг пальца маркграфа Баденского, если бы Рупрехт вовремя не вмешался. Под двойным прессингом Людовика Орлеанского и Иоанна Бесстрашного западная часть империи, казалось, должна была распасться. Именно наемники Иоанна в 1407 г. освободили Римского короля от Людовика. Заботы правителя облегчились только с одной стороны. Внутри государства даже города, которые изначально его поддерживали, отвернулись от него, так как его внешняя политика, на которую шли их налоги, не стоила, по их мнению, требуемых жертв. Союз Marbacher Bund объединил недовольных; Рупрехту с грехом пополам удалось их нейтрализовать. Но когда кардиналы обеих партий, проявив инициативу, решили созвать в 1408 г. церковный собор в Пизе для того, чтобы уменьшить раскол, длящийся уже тридцать лет, Рупрехт упрямо оставался верен папе римскому, который, однако, совсем недавно медлил с признанием законности его выборов. Надежда, вызванная в империи созывом пизанского собора, была столь большой, что число приверженцев папы, назначенного отцами церкви, увеличилось. Итак, Рупрехт, который должен был преодолеть разрыв, казалось, игнорировал тех, кто к этому стремился, все более отдаляясь от них. Архиепископ Майнцский, способствовавший его избранию, восстановил коалицию, однако смерть Рупрехта, наступившая 18 мая 1410 г., не позволила ему разделить судьбу Вацлава.

Сигизмунд (1410–1437)

То, что произошло, когда избирательный корпус собрался для назначения преемника Рупрехта, показывает, что даже самые дотошно составленные тексты остаются несовершенными: Карл не предусмотрел одного сложного нюанса, который едва вновь не привел к борьбе за корону. Когда Сигизмунд, младший брат Вацлава, оставил Бранденбург, свою часть наследства, в залог своему двоюродному брату Иосифу Моравскому, утратил ли он при этом свое избирательное право? Он утверждал, что нет, но, естественно, его кузен утверждал противоположное. Юристы напрасно старались найти решение в Золотой булле: в ней не была предусмотрена подобная проблема. Дело осложнялось тем, что кандидатов было много: сам Сигизмунд, Иосиф Моравский, Вацлав, всегда считавшийся законным правителем, а кроме того, еще один француз, представлявший маркграфство Баденское. Случилось неизбежное. Разногласие было настолько явным, что обе партии не заседали вместе: 20 сентября 1410 г. три выборщика высказались за Сигизмунда, через десять дней три других избрали его кузена Иосифа, седьмой выборщик, не прибывший вовремя, не смог высказаться. Все решила судьба. Иосиф умер, не оставив наследника, 18 января 1411 г. Волнения улеглись. 21 июля состоялись новые выборы, на которых единогласным решением был выбран Сигизмунд, даже Вацлав позволил младшему брату своим любезным отношением и посулами склонить себя на его сторону.

Он был очень умным человеком; качества отца, которыми судьба обделила его старшего брата, достались именно ему. Благодаря своему дару оратора он умел прекрасно вести переговоры. Он был полиглот, и помимо латыни, которой он легко пользовался, он знал немецкий, итальянский и славянские языки, обучение которым было предписано Золотой буллой, он говорил даже на венгерском языке. В его жилах текла кровь его дедушки Иоанна Слепого. Он охотно сорил бы деньгами, если бы у него они были. Он нравился дамам и платил им тем же. Он умел быть деликатным, но не ненавидел слащавость.

Крепкое здоровье позволило ему дожить до шестидесяти лет, несмотря на адские условия жизни. К счастью для него, так как ситуация не позволяла оставаться пассивным. У него никогда не было денег. Из владений, накопленных его отцом, он унаследовал только Бранденбургскую марку, которую он неудачно передал во владение кузену. Совсем молодым он женился на дочери Людовика Анжуйского Марии, что принесло ему владение Венгрией и Польшей. Но Польша избрала королевой сестру Марии Ядвигу, которая сочеталась браком с Ягайлом, королем Литвы. Сигизмунд сумел по крайней мере сохранить Венгрию, где ему было нелегко добиться поддержки беспокойной аристократии. Королевство оказалось на передовой линии после победы в 1389 г. турок над сербами в Косово. Сигизмунд смог почувствовать, в какой мере страшна турецкая угроза. Он предпринял крестовый поход, чтобы сдержать ее. В 1396 г., дав бой в Никополе, ему едва удалось избежать плена. Все христианство должно было выступить на борьбу с захватчикам. Но как его объединить? Оно было разделено на две части с 1378 г., даже на три, учитывая провалившуюся попытку урегулировать вопрос, предпринятую кардиналами в Пизе в 1408 г. Кроме того, Франция и Англия оставались врагами. Императору, защитнику Церкви, приходилось восстанавливать ее единство. Таким образом, Сигизмунд добивался императорской короны, потому что ему надо было спасать королевство Венгрии, которым он так дорожил, поскольку обладал только им. Задача была проста, но огромна — преодолеть раскол, чтобы наконец примирившиеся христиане могли побороть турок в крестовых походах. С самого начала Сигизмунд действовал напролом. Церковный собор, который столько профессоров университета считало единственным способом восстановить единство, привел лишь к образованию третьей веры. Нельзя ли было еще раз прибегнуть к этому средству, не обращаясь при этом к прежнему советчику? Король римлян знал, что опытные юристы признавали за ним право созывать церковный собор; он знал, что Франция, где арманьякцы и бургундцы резали друг друга, не стала бы оспаривать это право. Наконец, он знал также, что один из пап, Иоанн XXIII, изгнанный из Рима королем Неаполя, в отчаянном положении, согласился бы с любым предложением, способным укрепить его положение. 13 октября 1413 г. Сигизмунд объявил созыв церковного собора, и 9 декабря Иоанну XXIII ничего не оставалось, как принять решение светской власти. Собор состоялся в Констанце, где король римлян чувствовал себя дома.