Ближе некуда (СИ) - Леру Юлия

Но мы чувствовали, что оружейнику металл нужен не только для охотничьих ружей и пуль. Надвигалось еще что-то, чего раньше не было. Зима приходила и уходила несколько раз на моей памяти, и она никогда не была мягкой и быстротечной. В воздухе висела еще какая-то угроза, и вскоре мы с Ар-кой узнали, какая.

Мы сидели у нее дома, вышивали, когда в переднюю ввалился незнакомый мужчина в окровавленной одежде.

— Джорнаки, — только и выдохнул он — и упал на колени от усталости.

Отец Ар-ки выпроводил нас из комнаты, но мы все равно смогли подслушать большую часть разговора. С севера по запретному лесу идет большое войско кочевников. Несколько племен, объединившись в одно, решили этой зимой напасть на самые зажиточные деревни, убить людей, занять их дома, присвоить их скот и припасы, и так пережить эту суровую зиму.

В этот же вечер у Клифа собралась вся деревня. Кто-то называл принесенную весть ложью, кто-то считал, что джорнаки — племя, с которыми у нас были стычки и раньше, пугливы и нам достаточно будет просто встать на их пути и сделать пару выстрелов, чтобы повернуть вспять.

Но Клифа не зря выбрали старейшиной деревни.

— Если у них есть войско, значит, у них есть план и цель, — сказал он. — Нам нужно оружие. Нам нужно убежище для женщин и детей, нам нужно убежище для скота.

— Попробуй-ка построить убежище в вечной мерзлоте, — возмутился кто-то в толпе, но его оборвали.

— Как быстро они идут?

— В течение следующего большого лунокруга они придут к нам, — сказал Клиф. — Им удалось захватить несколько деревень, и пока джорнаки засели там. Но их слишком много. Они сожрут то, что оставили им местные, и пойдут дальше. Думаю, наши дома тоже будут для них лишь временным пристанищем. Они проглотят припасы, перережут скот и пойдут дальше, если мы их не остановим.

— Города помогут нам.

— В городе есть городская стена. У нас нет. Они закроют ворота и выдержат осаду. Мы нет.

— Нам надо уйти в город!

Клиф оглядел притихшую после выкрика толпу. В глазах многих загорелась надежда. Вот он — выход. Перегнать скот в город, перебраться туда самим, пересидеть, переждать.

— Я никого не держу, — сказал Клиф. — Идите. Моя жена и мои дети останемся и будем сражаться.

— И погибнете? — тот же голос.

Клиф нашел говорившего взглядом и заговорил, обращаясь прямо к нему.

— Джорнаки — тупое, примитивное племя. Мы продумаем тактику. Разработаем стратегию. Мы хитростью заставим их обойти деревню.

— Засыплете дома снегом? — засмеялись в толпе.

— Даже так, — серьезно кивнул Клиф. — Здесь жили мои предки, предки моих предков и их предки. Мой дом — моя крепость. Я обязан его защищать. Мы отгоним джорнаков от деревни и заставим их пойти напрямую к городу. А там — пусть спасут вас городские стены.

Весь это разговор промелькнул у меня в голове, когда я посмотрела на Терна, думая о том, что ему сказать.

— Знаю, — сказала я наконец. — Мы тут подслушали пару разговоров. Детей и подростков хотят отправить в город, но мы останемся. Я хорошо стреляю. Ар-ка решила остаться, чтобы помогать отцу.

— Кто-то из деревни ушел?

Я пожала плечами.

— Многие увели своих жен и детей почти сразу же. Но вернулись ни с чем. Горожане закрыли ворота и выставили на стенах солдат.

— Отличное решение, — сказал Терн с усмешкой.

Поглядев на небо, он вздохнул.

— Давай займемся оленем, темнеет.

Вдвоем оказалось гораздо проще связать лапник и устроить на нем тяжелую оленью тушу. Я привязала лапник к санкам, надела лыжи, и, взявшись на веревку вдвоем, мы потащили добычу через темнеющий лес в направлении деревни.

Я думала, Терн будет рассказывать и делиться впечатлениями, но он молчал. Я не читала писем, которыми обменивалась с ним Ар-ка, но она просто соловьем заливалась, расписывая на все лады успехи ее обожаемого жениха. Меня это иногда бесило, но я уговаривала себя относиться к ее радости снисходительно — влюблена же, ждет же. Любопытство меня не жгло — я уверена была, что она скрывает от меня разве что нежности, которыми обмениваются обычные жених и невеста. Хотя в день отъезда Терна я этих нежностей не заметила, да и вообще вели они себя, скорее, как хорошие друзья. Терн говорил о скорой свадьбе так, как другие говорят о скором отеле любимой коровы. Неизбежность, приятная, но не настолько, чтобы прыгать от радости и считать дни. А вот Ар-ка считала. Она как-то пришла ко мне домой заплаканная, и все выпытывала у меня, что я думаю насчет их с Терном отношений.

— Мне тут один парень предлагает встречаться. Практически ходит за мной по пятам, — сказала она. — Я ему, конечно, отказала, но теперь постоянно о нем думаю. Даже сниться мне стал. Одн-на, как ты думаешь, Терн меня любит? Он не откажется от меня, когда вернется?

Я гладила ее по голове и уверяла, что не откажется.

Но почему тогда он ни разу не спросил меня о том, как поживает его невеста?

Я поглядывала на него искоса, шагая рядом по заснеженной опушке. Лыжи казались продолжением стройных ног — он держался уверенно и естественно. Болтающаяся за спиной котомка, судя по виду, была пуста. Интересно, давно ли он ел? Я, кстати, и сама забыла о чувстве голода, злясь на себя из-за оленя, но теперь он нахлынуло волной, заставив желудок заурчать, а рот — наполниться слюной.

— Погоди-ка, — попросила я, останавливаясь.

В моей котомке лежали хлеб и кусок вяленого мяса — достаточно, чтобы утолить первые позывы голода. Я достала хлеб и взглядом предложила Терну. Он мотнул головой, и я неожиданно разозлилась. Могла бы ведь вообще не предлагать. Наверняка он голоден не меньше меня, так почему отказывается?

— Ты правда не хочешь? До деревни еще далеко.

— Правда.

Я красноречиво посмотрела на плоский мешок за его спиной.

— Ты давно ел?

Он резко повернулся ко мне, и в глазах его неожиданно полыхнула ярость. Я даже отшатнулась.

— Слушай, Одн-на, не надо проявлять вежливость и заботиться обо мне, ясно? Я же сказал тебе, что не хочу есть.

Я несколько минут молча смотрела на него, потом так же молча откусила кусочек хлеба и положила в рот полоску мяса. Есть расхотелось. Захотелось сказать ему, чтобы катился к Инфи на кулички, забрать оленя и самой дотащить его до дома. И только беглый взгляд на неотвратимо чернеющее небо заставил меня, сжав кулаки, сдержаться. Одна я не справлюсь. Он нужен мне.

— Пойдем, — засунув почти нетронутую краюху хлеба и мясо обратно в котомку, я взялась за веревку и потянула.

Мы шли так несколько кажущихся часами минут. Почти совсем стемнело, но я уже знала эти места — бывала здесь, когда ходила на охоту раньше — и потому не волновалась по поводу возвращения. Конечно, мама будет переживать, но еще больше она будет переживать, если я вернусь домой без еды. Ловушки для бобров я только поставила, до прихода миноги времени еще много, а есть нужно было сейчас. Да и денег, вырученных за оленью шкуру, хватит на новую одежду и рыболовные снасти. В этом году мама впервые признала, что ее пальто пришло в негодность. Мне очень хотелось купить ей новое. Может, получится.

Терн споткнулся, и чуть не упал, заставив меня остановиться и с испугом посмотреть на него. Я вдруг заметила и темные круги под его глазами, и почти восковую бледность лица, и затрудненное дыхание.

— С тобой все нормально?

Он посмотрел на меня и покачал головой.

— Нет. Не нормально. Одн-на, прости меня за то, что я выпендривался перед тобой. Если ты еще не передумала, дай мне, пожалуйста, кусочек этого замечательного вяленого мяса.

Пока Терн ел, я задумчиво поглаживала морду мертвого оленя и думала. Он не зря шел через лес, окольными путями, сделав большой крюк через горы. Эти места мы знали, как свои пять пальцев, и за два года Терн уж точно не смог бы забыть, что через озеро до деревни — самая короткая дорога.

— Ты специально прошел кружным путем? — спросила я.

Дожевывая мясо, Терн кивнул.

— Да. Там, в котомке — мои записи для отца. Он попросил меня кое-что проверить перед возвращением.