Иванов, Петров, Сидоров - Сергей Гужвин

Замыкали придворную иерархию "Состоящие". Это камердинеры, медики, духовные лица, и просто те, кого хотели видеть при дворе.

Обслуживающий персонал, лакеи, повара, садовники и прочие, придворными не считались.

В момент вступления Николая Александровича на престол, Русский Императорский Двор насчитывал около полутора тысяч человек. Это число постоянно плавало. Кто-то уходил в мир иной, кто-то лишался благоволения монархов, кого-то взамен принимали на службу. Конечно, все эти люди не толпились ежечасно перед глазами Императора. Все вместе они собирались только по строго определённым поводам. Например, Большой выход Императора, свадьба или похороны члена Императорской Фамилии, Первый бал сезона. Во всех других случаях, посылались особые личные приглашения.

Содержался двор на деньги, приходящие из трёх источников. Во-первых, "Цивильный лист". Это была строчка в бюджете государства. Средства, выделяемые из бюджета страны на содержание двора государя, государыни и наследника. Кстати, самая маленькая сумма из трёх.

Во-вторых, "Уделы". Это было независимое от государственной казны учреждение, призванное освободить общий бюджет страны от расходов на содержание всей Императорской Фамилии. Уделы выплачивали ежегодно каждому великому князю, (и великой княгине), по 280 тысяч рублей. Экономической основой Уделов являлись земельные угодья, многие миллионы десятин пахотной земли и лесов.

И, в-третьих, "Кабинет Его Величества". Личная собственность Царя. Не много ни мало, Нерчинские и Алтайские копи, богатые золотом и драгоценными камнями.

Кроме этого, Великие Князья, входящие в Императорскую Фамилию, имели собственные земли, капиталы и драгоценности. Можно не сомневаться, товарищи не голодали. Но сейчас не об этом.

Ни один из придворных чинов не мог вступить в брак без разрешения Государя. Каждый придворный чин имел полагавшийся ему лично, согласно статусу, особый мундир, причём различались формы одежды: бальная, праздничная, обыкновенная и походная. Чем выше было положение придворного лица, тем больше было золотого шитья на мундире. У обер-гофмейстера не было ни одного шва без сверкающих арабесок и гирлянд.

Каждый придворный чин выполнял определённые обязанности. Обер-гофмейстер заведовал штатом, обер-гофмаршал следил за императорским столом, обер-егермейстер присутствовал при высочайших охотах, обер-шталмейстер сопровождал парадную карету Их Величеств, обер-форшнейдер следовал за блюдами, которые подносились Его Величеству во время Большого Коронационного обеда, обер-шенк подавал царю во время этого обеда золотой кубок с вином и возглашал: "Его Величество изволят пить!". Не работа, а мечта офисного планктона.

Этикет и церемониал Императорского Двора блюли обер-церемониймейстер и обер-гофмейстерина Двора Её Величества. Нужно отметить, что Император Александр III был совершенно равнодушен к вопросам церемониальной части. Что нельзя сказать о его отце, Александре II, который не допускал никаких упущений или послаблений в области этикета. При Александре Александровиче придворные, если можно так сказать, распустились. Например, основная масса придворных свободно игнорировала панихиды по Великим Князьям. Император об этом знал и смотрел сквозь пальцы. Дошло до того, что караульные офицеры приносили для себя стулья, чтобы сидеть в карауле. Такое при Александре II, конечно, было немыслимо.

В день, когда ожидалось первое появление молодого Императора, собрались все. Всем было интересно.

Кареты Царского поезда подъехали к Зимнему дворцу. Для каждой категории приглашённых лиц открывался свой подъезд. Для Великих Князей — Салтыковский, для придворных — подъезд Их Величеств, для гражданских чинов — Иорданский, для военных — Комендантский.

Кареты остановились у подъезда Их Величеств, и к ним подскочили шталмейстеры, в обязанности которых входило помогать вельможам, выбираться из громоздких колымаг. Николай вышел из кареты и огляделся. Шпалерами стоят Лейб-казаки в красных бешметах, синих шароварах и таких мохнатых папахах, что не видно глаз. У монолитной Александровской колонны с ангелом наверху, строй Лейб-гвардии Конного полка, белоснежные мундиры, на головах блестящие медные каски, смахивающие на пожарные. Николай вздохнул, и направился в подъезд.

Конец ноября, но солнечно. Да, солнечно, но конец ноября. Мужчины храбрятся, все в одних мундирах, а дамы уже в мехах. Горностаи, черно-бурые лисицы, но головы не покрыты, ибо на замужних диадемы, а у барышень — цветы в волосах.

На запятках некоторых карет — ливрейные лакеи, но им вход во дворец запрещён. В вестибюле верхнюю одежду принимают дворцовые лакеи, в мундирах, шитых галунами с государственным орлом, в белых чулках и лакированных башмаках. К каждой ротонде или накидке прикрепляется визитка владельца, и лакей вполголоса говорит, где именно будет он находиться с вещами.

Далее следует подняться по лестнице и разделиться. Чины церемониальной части зорко наблюдают за порядком. Кого-то поймать за рукав и направить в правильную сторону, кому-то указать на недопустимость того или иного — это их работа.

Придворные и приглашённые направляются в Николаевский аванзал, причём придворные занимают место в середине, а прочие располагаются вдоль стен. В принципе места хватает всем, площадь зала более тысячи квадратных метров.

В этот раз среди приглашённых были члены Государственного Совета. Высшие сановники Российской Империи, все при мундирах и орденах, стояли группками и вполголоса беседовали. Несколько особняком от всех стояли четыре очень представительных господина, сплошь увешанные орденами и муаровыми лентами. Сравнительно молодые, Сергей Юльевич Витте, министр финансов и Иван Николаевич Дурново, министр внутренних дел, и двое старцев, министр иностранных дел Николай Карлович Гирс, и обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев.

— Шо же Вы, Константин Петрович, думаете относительно нашего нового Императора? — обратился к Победоносцеву Витте с сильным южнорусским, можно сказать, одесским, выговором, — Ведь Вы были его наставником.

Победоносцев ответил не сразу. Пожевал сухими старческими губами, поглядел поверх голов собравшихся, и только после этого, вздохнув, ответил:

— Как к своему ученику, я отношусь к нему любовно, но больше всего боюсь, как бы Император Николай по молодости своей и неопытности, не попал под дурные влияния.

— А Вы что думаете? — в свою очередь обратился Дурново к Витте.

— Ну, шо я могу сказать, я о делах с ним говорил мало, — заговорил министр финансов, — разве шо, в Комитете по постройке Транссибирской железной дороги. Он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма воспитанного молодого человека. Да, он совсем не опытный, но и не глупый. Действительно, я редко встречал так хорошо воспитанного человека, как наш новый Государь. Воспитание это скрывает все его недостатки.

— Ошибаетесь Вы, Сергей Юльевич, вспомяните ещё меня — это будет нечто вроде копии Императора Павла Петровича, но в настоящей современности, — Дурново заговорил, понизив голос, — и может, даже, с чертами Александра I, с хитростью, мистицизмом и коварством. Только без образования Александра I. По достоверным сведениям, он не интересуется государственными делами.

Победоносцев и молчавший Гирс недовольно посмотрели на Дурново. Было заметно, что им не понравился отзыв министра внутренних дел. Сергей Юльевич Витте, молча, с непроницаемым лицом, смотрел в сторону. Ему уже доложили, какую суматоху учинил в Москве молодой Самодержец. Агенты Министерства финансов, подчинённые лично Витте, находились не только в крупных городах Империи, но и во всех крупных странах мира. Поэтому Сергей Юльевич узнавал важные новости, гораздо раньше, чем те, кому это было положено по службе.

И вот теперь у него было тревожно на душе. "Не интересуется государственными делами, говорите? — размышлял Витте, — А для чего он прогнал Московского коменданта из Кремля? В любом случае, для всего нужны деньги. А деньги у него, у Витте. Так что очень скоро обо всём узнаем…".

Члены Императорской Фамилии, между тем, собирались в Малахитовой гостиной, доступ в который охраняли придворные арапы в парадных костюмах и больших тюрбанах. Настоящие арапы, негры. Традиция заведена ещё Петром Великим.

Николай вошёл в Малахитовую гостиную последним. Сочетание малахита с обильной позолотой свода, дверей, капителей колонн и пилястр заставляло замирать сердце. Красота неописуемая.

Вся Императорская Фамилия уже в сборе. Повернулись к вошедшему Императору и поклонились, дамы сделали реверанс. Их много: два брата, четверо двоюродных братьев, девять троюродных братьев, четверо дядей, десять двоюродных дядей и двоюродный дед. Тридцать. Не считая женщин. И сколько же бойцов, из этого взвода Императорской фамилии, солидарных с монархом по династическому принципу, встали рядом с Русским Царём в феврале семнадцатого? Ни одного. Николай покривился и поклонился им в ответ, скрывая гримасу.