Тигр, тигр, светло горящий ! - Михаил Савеличев

Былые навыки возвращались ко мне. Лоск цивилизации быстро обдирался ветвями и боковым ветром, несущим ледяную крошку, и я почувствовал радость освобождения от жестких условностей нашего общества, от чуждых человеческому существу проблем, от боли ложной совести и бремени фальшивого долга, от масок и ролей грандиозного людского театра, в котором каждый играет собственную пьесу, но ни в коем случае не живет. Так чувствует себя варлок в полнолуние, ощущая как в нем просыпаются древние инстинкты и ломают хрупкую поверхность разума и когда мученический крест нашей цивилизации - категория "надо" проваливается в небытие, и лишь категория "хочу" начинает править первобытным миром.

Правда, что вне человеческого общества, наедине с природой человек быстро дичает. Но это не правда, что с грязью цивилизованности он утрачивает способность любить, сопереживать, заботиться о ближнем и страдать. Не правда, что он утрачивает гуманизм. Наша цивилизация беспардонно присвоила, как самое величайшее свое достижение, истину, что человек человеку друг и брат, забыв об имманентности этого постулата человеческому естеству, которое во все времена пренебрежительно называлось звериным и скотским. Первобытные племена кроманьонцев очень редко воевали друг с другом и в этом, и в других смыслах были намного цивилизованнее нас.

Забавно бежать по лесу с оружием в руках и уверенностью в сердце, что применишь его в первой же острой ситуации и размышлять при этом о природе человеческого гуманизма. Это настолько меня рассмешило, что я засмеялся про себя. Нервы мои были на взводе.

В километре от заброшенного шоссе располагался очищенный от всяческой растительности свежий пятачок диаметром метров пятьсот. Кто-то настолько постарался уничтожить несколько десятков корабельных сосен, что никаких следов их былого здесь произрастания, типа пеньков, хвои, сучьев, а также спиленных стволов (не в космос же их запустили) не осталось. Неведомые трудяги-лесорубы забрали не только древесную породу, но заодно захватили с собой полуметровый слой почвы. На мое счастье атмосферный воздух на этом месте они оставили в покое.

Прижимаясь к дереву и стремясь слиться с окружающей чернотой, я набрал на панели код, комбинационный модуль заурчал и нагрелся, набирая из вакуума необходимую энергию для трансформации и вскоре я держал в руках компактный гранатомет. Вообще-то я собирался получить банальный автомат, но видимо перепутал кнопки.

Взвалив трубу на плечо, я прильнул к поисковому окошечку автоматической наводки. В створе ста двадцати градусов маячило одиннадцать целей. Пять из них довольно быстро передвигались, остальные не проповедовали активного образа жизни. Только сейчас мне пришло в голову, что я не спросил Одри откуда она узнала, что здесь находится еще пять чужаков. Наверное унюхала. С ними мне все было ясно - умное оружие их старательно отслеживало и, если я не улечу от отдачи, поразит всех одним махом. Неподвижные цели вызывали опасение. Я не мог их идентифицировать и это могло быть что угодно - начиная от нейтронной бомбы и кончая тульскими самоварами осколочного действия.

Где-то на периферии створа находилась Одри. Она тоже разглядывала раскинувшуюся перед ней загадку и не предпринимала никаких действий.

Наш эскадрон гусар летучих до сих пор оставался незамеченным неприятелем. Наши кони тихонько ржали, переступая с копыта на копыто, яростные и разгоряченные в предвкушении предстоящей атаки, спокойный усатый бригадир, склонясь к седлу, дымил носогрейкой, распространяя в округе вонь плохого самосада, гусары же тихо матерились сквозь зубы, поглаживая лошадей по шеям и с нетерпением хватаясь за пистолеты и сабли.

Ночной лес оставался безмолвным и даже шум ветра смолк. От нервного напряжения мне показалось, что я оглох, но тут же в мои уши вонзился крик Одри:

- Стреляй, Кирилл! Стреляй вверх!

Это было совсем не то, что я ожидал. Военная привычка мгновенно выполнять приказы давно уступила место интеллигентской склонности поразмышлять о том, нужно ли это делать, как, каким образом и кому это выгодно. Для гражданской жизни это было неплохо, но в эпицентре военных действий промедление смерти подобно. И поэтому я безнадежно опоздал.

Когда я наконец соизволил поднять свою тупую башку, в небе уже вовсю разыгрывалось апокалипсическое действо. Стало светло. Кто-то колоссальным консервным ножом вырезал в осеннем пироге дождевых туч неровную, с зазубринами дыру, обнажив черноту звездного неба с сияющей Луной и яркими звездами. Затем нож так же неаккуратно прошелся и по этой декорации, оставив половинку Луны в небе, а все остальное отправив вслед за прибалтийскими облаками. И в эту последнюю дыру на нынешний вечер ударил внеземной свет.

Я упал на колени, ослепленный, оглушенный и раздавленный этим невозможным зрелищем, прижимая к груди свою несчастную пукалку, и не мог оторваться от того, что было так хорошо мне знакомо. Да и в завещании запретил публикацию всего того, что написал. Кто-то решил, лохмотьях облаков и ураганов, с красной проплешиной Пятна Юпитер. По его телу ползли горошины спутников - Европы, Титана, Ио, Амальтеи, отбрасывающие на тело гиганта глубокие черные тени. Очаг мятежа в Солнечной системе пожаловал в гости на старушку Землю. Но постепенно на гигант наползала тень, дыра на доли секунд стала черной, потом в ней зажглись бортовые огни и вот уже в этот небесный колодец начал протискиваться истинный гость этого званного обеда с фейерверками. Черный треугольник стремительно рос, пока не вписался в первый круг небес и тогда он заискрился, по нему побежали огни святого Эльма, зазмеились грозовые разряды, он стал терять свою черноту, окрашиваясь в серо-стальной цвет, и я сразу узнал хищные обводы военного крейсера.

Весь этот фильм ужасов прокручивался всего лишь несколько секунд, но момент, когда я своим гранатометом мог нарушить тонкую фокусировку тахионного колодца, давно миновал.

В моей душе нарастало удивительное для моего теперешнего Я отчаяние от недоделанной работы, от невыполненного долга, от неисполненного приказа. Ну что мне от всего этого? Как далеки от меня все эти бои местного значения, все эти частности войны, все эти мелкие судьбы случайных прохожих и собак. Я писатель, я философ, я стратег. Мне важны глобальные тенденции, мировые проблемы и течения, а не конкретные грязь, пот и кровь.

Плача от своего бессилия, я поднялся с земли, цепляясь за грубую кору дерева, раздирая в кровь руки и ломая ногти. Потом с трудом взвалил на плечо гранатомет и, опираясь на спасительный ствол спиной, стал механически давить на курок. Каждый залп еще плотнее вбивал меня в промерзшую сосну, не давая согнуться и упасть на землю, плечо онемело от ударов ствольного фиксатора, глаза и кожу обжигали раскаленные выхлопы изрыгаемых этой страшной игрушкой ракет, а вся лежащая передо мной местность превратилась в филиал Ада.