Черчилль. Биография - Мартин Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под впечатлением от визита в Германию Черчилль 3 ноября изложил перед кабинетом свои мысли о немецком флоте. «Для их военно-морской экспансии практически не существует преград, – сказал он, – за исключением денег. Это существенно. Они переживают тяжелый экономический кризис. Будет он ликвидирован умеренностью или насилием? – задавался вопросом Черчилль. – Куда будет направлена политика германского правительства – на успокоение или на внешнюю авантюру? Несомненно, пока оба пути открыты. Какое бы решение ни приняло правительство Германии, оно должно быть принято в ближайшее время. Если оно будет мирным, это сразу станет очевидно, и наоборот».
При поддержке Асквита Черчилль подготовил речь, с которой собирался выступить в Бристоле 14 ноября, за неделю до обсуждения бюджета в палате лордов. Клементина поехала с ним. Как только они вышли из вагона поезда, молодая суфражистка Тереза Гарнет выбежала вперед и попыталась ударить Черчилля по лицу собачьей плеткой. Защищаясь, он схватил ее за руки. Она стала толкать его к краю платформы. В этот момент поезд медленно двинулся. Перебравшись через гору сумок, Клементина успела схватить мужа за пальто и оттащить от края платформы. Суфражистку задержали члены организационного комитета, после чего ее сразу же арестовали. Когда полицейские уводили ее, она крикнула Черчиллю: «Скотина, почему ты не уважаешь британских женщин?»
Пораженный инцидентом, Черчилль тем не менее в этот же день произнес сильную речь против палаты лордов. «Лорды-консерваторы, – заявил он, – были фракцией гордых тори, которые считали себя единственными, достойными служить короне. Они считали правительство не более чем приложением к их состояниям и титулам. Им невыносимо видеть правительство, опирающееся на средний и рабочий классы. Все, чего они могут добиться, если, конечно, сойдут с ума, – подложить булыжник на рельсы и пустить под откос поезд государства. Именно это, как нам говорят, они и намерены сделать».
Черчиллю ответил его давний противник лорд Милнер. Он заявил: «Долг лордов – голосовать против бюджета, и к черту последствия». Призыв Милнера был услышан. 30 ноября, в день тридцатипятилетия Черчилля, лорды отклонили проект бюджета 350 голосами против 75. Через четыре дня Асквит назначил перерыв в работе парламента, и началась предвыборная кампания. Лозунгом либералов, в том числе внука герцога Мальборо, стал: «Лорды против народа».
Глава 11
Министр внутренних дел
В ходе всеобщих выборов Черчилль опять возглавил либералов против лордов. Выступая в шотландском городе Левен, он охарактеризовал бывшего министра иностранных дел лорда Лэнсдоуна как «представителя исчерпавшей себя, устаревшей, анахроничной ассамблеи, пережитка феодальных отношений, абсолютно утратившей свой изначальный смысл, давно выдохшейся силы, которой требуется один решительный удар избирателей, чтобы покончить с ней навсегда». Выступая в Ланкашире, он также чрезвычайно энергично излагал позицию либералов. «Ваши речи от начала и до конца, – написал ему Асквит, – совершенство. Они сохранятся в истории».
Результаты выборов были объявлены 15 февраля 1910 г. Либералы удержались у власти, но с минимальным преимуществом: 275 мест против 273 у консерваторов. Баланс сил вновь стали определять ирландские националисты, получившие 84 места. Лейбористы с 42 голосами опять оказались самой малочисленной партией, представленной в парламенте. Черчилль победил в своем Данди с тем же преимуществом, что и на предыдущих выборах, набрав более девяти тысяч голосов.
В день объявления результатов Черчилль дал согласие занять высокий пост министра внутренних дел и принять ответственность за полицию, тюрьмы и заключенных. Только Роберт Пиль, основатель муниципальной полиции, занимал этот пост в более раннем возрасте – в тридцать три года. Перспективы новой работы преисполнили Черчилля «восторгом и возбуждением, – как позже вспоминала Вайолет Асквит. – У него под началом будет прекрасная армия полицейских сил, но в основном его занимала судьба их жертв – преступников. Его собственный опыт пребывания в неволе сделал его, так сказать, «другом заключенных», и его мозг кипел планами по облегчению их судьбы». «Они должны иметь пищу для ума, – постоянно говорил Черчилль. – Много книг, чего мне в свое время не хватало больше всего, за исключением, разумеется, возможности выбраться из того проклятого места. Полагаю, я должен многое исправить!»
С первых дней пребывания на посту министра внутренних дел Черчилль занялся разработкой полноценной реформы пенитенциарной системы. 21 февраля, через шесть дней после вступления в должность, он отправился на премьеру пьесы Голсуорси «Правосудие» в Театре принца Йоркского. Он пригласил с собой Ивлина Рагглс-Брайса, председателя комиссии по делам тюрем, назначенного на эту должность Асквитом пятнадцать лет назад, – активного сторонника одиночного заключения. Пьеса содержала серьезные обвинения против одиночного заключения и произвела большое впечатление на Черчилля. Однако, как он объяснял позже своему постоянному заместителю сэру Эдварду Трупу, он также осознал важность «создания в первый период тюремной жизни строгой дисциплины, чтобы осужденный осознал пропасть между тем миром, который он покинул, и тем, в котором ему суждено пребывать».
Через два месяца Черчилль объявил, что одиночное заключение должно быть сокращено до одного месяца для лиц, впервые совершивших преступление, и промежуточного периода в три месяца для рецидивистов. Когда стали известны новые правила, Голсуорси написал его тетушке Леони: «Меня всегда восхищали его качества – смелость, и способности, и гибкость ума, что весьма редко встречается среди политиков. Теперь я понял, что у него есть сердце, причем очень гуманное. Думаю, он далеко пойдет, и тем дальше, чем лучше сохранит в себе бойцовские качества».
В марте Черчилль провел разделение, доселе не существовавшее, между уголовными и политическими преступниками. Этот шаг сразу же положительно сказался на судьбе многих заключенных суфражисток. «Правила, годные для преступников, осужденных за мошенничество, жестокость или подобные преступления, – разъяснял он в палате общин, – не должны применяться к людям, чьи проступки, хотя и достойные всяческого осуждения, ничем не угрожают личности».
Черчилль пытался организовать библиотеки для заключенных. Комитет, который он назначил для рассмотрения этого вопроса, рекомендовал взять в качестве образца каталог публичной библиотеки. Однако главной целью пересмотра существующей системы было сокращение тюремных сроков, которые Черчилль считал чрезмерными. По этому поводу он вел оживленную переписку с департаментами своего министерства, внимательно изучал конкретные случаи и часто выражал неудовлетворение судьями. Комментируя приговор к десяти годам каторжных работ за содомию, он направил записку своим подчиненным: «Заключенный уже имел два серьезных срока по семь лет каторжных работ – один за кражу лаймового сока, другой за кражу яблок. Не исключено, что он приобрел свои неестественные наклонности именно в тюрьме».
Черчилль полагал, что необходимо установить верхний предел срока наказаний. «Только редкие и особо отягчающие обстоятельства, – писал он, – должны быть основанием для вынесения приговора на срок более десяти лет каторжных работ за преступления, не связанные с угрозой жизни. Например, в тех случаях, когда богатство систематически используется для развращения несовершеннолетних; где жестокость привела к инвалидности или где есть доказательства постоянного участия человека в преступной деятельности, – там предел может быть повышен. Но для отдельных актов жестокости, даже таких, как изнасилование, и для других серьезных преступлений наказание в виде семи лет каторжных работ может, как мне кажется, быть верхним пределом». 3 июля, в ходе подготовки реформы, нацеленной на сокращение количества осужденных, Черчилль писал своим советникам: «Я безусловно не соглашусь нести ответственность за какую-либо систему, которая может быть использована для отягощения Уголовного кодекса». 20 июля он представил проект реформы в палате общин. Одной из его задач была отмена автоматического тюремного заключения за неуплату штрафов. «Хочу, чтобы палата осознала, насколько несправедлива эта статья, – говорил он. – Государство не получает штраф. Человека сажают в тюрьму, возможно, впервые – это для него тяжелое переживание. Ради четырех-пятидневного заключения он подвергается всем тем же формальным процедурам, которые применяются к преступникам, получившим большой срок или каторжные работы. Его фотографируют, берут отпечатки пальцев и т. д. Весь этот мучительный процесс происходит так же, как в случае длительного заключения какого-нибудь злодея».