Собрание сочинений в четырех томах. Том 1 - Эдгар По

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ЗАМОК

В самой зеленой из наших долин,Где обиталище духов добра,Некогда замок стоял властелин,Кажется, высился только вчера.Там он вздымался, где Ум молодойБыл самодержцем своим.Нет, никогда над такой красотойНе раскрывал своих крыл Серафим!

Бились знамена, горя, как огни,Как золотое сверкая руно.(Все это было — в минувшие дни,Все это было давно.)Полный воздушных своих перемен,В нежном сиянии дня,Ветер душистый вдоль призрачных стенВился, крылатый, чуть слышно звеня.

Путники, странствуя в области той,Видели в два огневые окнаДухов, идущих певучей четой,Духов, которым звучала струна,Вкруг того трона, где высился он,Багрянородный герой,Славой, достойной его, окружен,Царь над волшебною этой страной.

Вся в жемчугах и рубинах былаПышная дверь золотого дворца,В дверь все плыла и плыла, и плыла,Искрясь, горя без конца,Армия Откликов, долг чей святойБыл только — славить его,Петь, с поражающей слух красотой,Мудрость и силу царя своего.

Но злые созданья, в одеждах печали,Напали на дивную область царя.(О, плачьте, о, плачьте! Над тем, кто в опале,Ни завтра, ни после не вспыхнет заря!)И вкруг его дома та слава, что преждеЖила и цвела в обаяньи лучей,Живет лишь как стон панихиды надежде,Как память едва вспоминаемых дней.

И путники видят, в том крае туманном,Сквозь окна, залитые красною мглой,Огромные формы, в движении странном,Диктуемом дико звучащей струной.Меж тем как, противные, быстрой рекою,Сквозь бледную дверь, за которой Беда,Выносятся тени и шумной толпою,Забывши улыбку, хохочут всегда.

МОЛЧАНИЕ

Есть свойства — существа без воплощенья,С двойною жизнью: видимый их лик —В той сущности двоякой, чей родник —Свет в веществе, предмет и отраженье.Двойное есть Молчанье в наших днях,Душа и тело — берега и море.Одно живет в заброшенных местах,Вчера травой поросших, в ясном взоре,Глубоком как прозрачная вода,Оно хранит печаль воспоминанья,Среди рыданий найденное званье;Его названье: «Больше Никогда».Не бойся воплощенного Молчанья,Ни для кого не скрыто в нем вреда.Но если ты с его столкнешься тенью(Эльф безымянный, что живет всегдаТам, где людского не было следа),Тогда молись, ты обречен мученью!

ЛИНОР

О, сломан кубок золотой! душа ушла навек!Скорби о той, чей дух святой — среди Стигийских рек.Гюи де Вир! Где весь твой мир? Склони свой темный взор:Там гроб стоит, в гробу лежит твоя любовь, Линор!Пусть горький голос панихид для всех звучит бедой,Пусть слышим мы, как нам псалмы поют в тоске святой,О той, что дважды умерла, скончавшись молодой.

«Лжецы! Вы были перед ней — двуликий хор теней.И над больной ваш дух ночной шепнул: Умри скорей!Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,О той, что дважды умерла, невинно-молодой?»

Peccavimus; но не тревожь напева похорон,Чтоб дух отшедший той мольбой с землей был примирен.Она невестою была, и Радость в ней жила,Надев несвадебный убор, твоя Линор ушла.И ты безумствуешь в тоске, твой дух скорбит о ней,И свет волос ее горит, как бы огонь лучей,Сияет жизнь ее волос, но не ее очей.

«Подите прочь! В моей душе ни тьмы, ни скорби нет.Не панихиду я пою, а песню лучших лет!Пусть не звучит протяжный звон угрюмых похорон,Чтоб не был светлый дух ее тем сумраком смущен.От вражьих полчищ гордый дух, уйдя к друзьям, исчез,Из бездны темных Адских зол в высокий мир Чудес,Где золотой горит престол Властителя Небес».

СТРАНА СНОВ

Дорогой темной, нелюдимой,Лишь злыми духами хранимой,Где некий черный трон стоит,Где некий Идол, Ночь царит,До этих мест, в недавний миг,Из крайней Фуле я достиг,Из той страны, где вечно сны, где чар высоких постоянство,Вне Времени — и вне Пространства.

Бездонные долины, безбрежные потоки,Провалы и пещеры, Гигантские леса,Их сумрачные формы — как смутные намеки,Никто не различит их, на всем дрожит роса.Возвышенные горы, стремящиеся вечноОбрушиться, сквозь воздух, в моря без берегов,Течения морские, что жаждут бесконечноВзметнуться ввысь, к пожару горящих облаков.Озера, беспредельность просторов полноводных,Немая бесконечность пустынных мертвых вод,Затишье вод пустынных, безмолвных и холодных,Со снегом спящих лилий, сомкнутых в хоровод.Близ озерных затонов, меж далей полноводных,Близ этих одиноких печальных мертвых вод,Близ этих вод пустынных, печальных и холодных,Со снегом спящих лилий, сомкнутых в хоровод, —Близ гор, — близ рек, что вьются, как водные аллеи,И ропщут еле слышно, журчат — журчат всегда, —Вблизи седого леса, — вблизи болот, где змеи,Где только змеи, жабы, да ржавая вода, —Вблизи прудков зловещих и темных ям с водою,Где притаились Ведьмы, что возлюбили мглу, —Вблизи всех мест проклятых, насыщенных бедою,О, в самом нечестивом и горестном углу, —Там путник, ужаснувшись, встречает пред собоюЗакутанные в саван видения теней,Встающие внезапно воздушною толпою,Воспоминанья бывших невозвратимых Дней.Все в белое одеты, они проходят мимо,И вздрогнут и, вздохнувши, спешат к седым лесам,Виденья отошедших, что стали тенью дыма,И преданы, с рыданьем, Земле — и Небесам.

Для сердца, чьи страданья — столикая громада,Для духа, что печалью и мглою окружен,Здесь тихая обитель, — услада, — Эльдорадо, —Лишь здесь изнеможденный с собою примирен.Но путник, проходящий по этим дивным странам,Не может — и не смеет открыто видеть их,Их таинства навеки окутаны туманом,Они полусокрыты от слабых глаз людских.Так хочет их Властитель, навеки возбранившийПриоткрывать ресницы и поднимать чело,И каждый дух печальный, в пределы их вступивший,Их может только видеть сквозь дымное стекло.

Дорогой темной, нелюдимой,Лишь злыми духами хранимой,Где некий черный трон стоит,Где некий Идол, Ночь царит,Из крайних мест, в недавний миг,Я дома своего достиг.

ВОРОН

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,Над старинными томами я склонялся в полусне,Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался,Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.«Это верно», прошептал я, «гость в полночной тишине,Гость стучится в дверь ко мне».

Ясно помню… Ожиданья… Поздней осени рыданья…И в камине очертанья тускло тлеющих углей…О, как жаждал я рассвета! Как я тщетно ждал ответаНа страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней,О Леноре, что блистала ярче всех земных огней,О светиле прежних дней.

И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,Поздний гость приюта просит в полуночной тишине, —Гость стучится в дверь ко мне».

Подавив свои сомненья, победивши опасенья,Я сказал: «Не осудите замедленья моего!Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук неясныйСлишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его,Я не слышал» — тут раскрыл я дверь жилища моего; —Тьма, и больше ничего.

Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, —Это я шепнул, и эхо повторило вновь его,Эхо, больше ничего.

Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, —Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.«Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,Там за ставнями забилось у окошка моего,Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, —Ветер, больше ничего».

Я толкнул окно с решеткой, — тотчас важною походкойИз-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво,И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей,Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,Он взлетел — и сел над ней.

От печали я очнулся и невольно усмехнулся,Видя важность этой птицы, жившей долгие года.«Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно», —Я промолвил, — «но скажи мне: в царстве тьмы, гдеНочь всегда,Как ты звался, гордый Ворон, там, где Ночь царит всегда?»Молвил Ворон: «Никогда».

Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда —Сел над дверью — говорящий без запинки, без труда —Ворон с кличкой: «Никогда».

И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,Завтра он меня покинет, как Надежды, навсегда».Ворон молвил: «Никогда».

Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной,«Верно, был он», я подумал, «у того, чья жизнь — Беда,У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченьеРек весной, чье отреченье от Надежды навсегдаВ песне вылилось — о счастье, что, погибнув навсегда,Вновь не вспыхнет никогда».

Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежнойОтдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да.Но о чем твердит зловещий этим черным «Никогда»,Страшным криком «Никогда».

Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,И с печалью запоздалой, головой своей усталой,Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:Я один, на бархат алый та, кого любил всегда,Не прильнет уж никогда.

Но, постой, вокруг темнеет, и как будто кто-то веет,То с кадильницей небесной Серафим пришел сюда?В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости, мученье!Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда,Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!»Каркнул Ворон: «Никогда».

И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты, иль духужасный,Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, —Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи, когда?»Каркнул Ворон: «Никогда».

«Ты пророк», вскричал я, «вещий! Птица ты иль духзловещий,Этим Небом, что над нами — Богом, скрытым навсегда —Заклинаю, умоляя, мне сказать, — в пределах РаяМне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?»Каркнул Ворон: «Никогда».

И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда, птица злая!Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда,Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда!Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь —всегда!»Каркнул Ворон: «Никогда».

И сидит, сидит зловещий, Ворон черный, Ворон вещий,С бюста бледного Паллады не умчится никуда,Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда,И душа моя из тени, что волнуется всегда,Не восстанет — никогда!

ЛЕЛЛИ