Стихотворения Поэмы Проза - Яков Полонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
20
Два англичанина — один ботаник,
Другой, не знаю, что-то починить
Был приглашен, как опытный механик,
К синьору Антонелли. — Может быть,
Дверь потайная или ванна с краном
Испортилась в той комнатке с диваном,
Куда ходил спасаться кардинал,
И где свои грехи он обмывал.
Еще тут было двое итальянских
Купцов из Пизы — да еще одна
Была Мадонна с парой глаз цыганских,
Какого-то табашника жена.
21
Еще тут были мы и вместе с нами
Один русак ("русак" же не всегда
Обозначает зайца — русаками
И земляков зовем мы иногда).
Итак, один из них был чисто русский.
Его картуз и выговор французский,
Особенный — когда он повторял:
Oh sacre bleu! {О, черт возьми! (фр.).} его изобличал.
При слове "Roma" навострил он уши.
Он ехал к брату и направил путь
С намереньем не просто бить баклуши,
Но как-нибудь развлечься чем-нибудь.
22
И я (чтоб чем-нибудь и мне развлечься),
Я им займусь. Земляк мой не привык
Стесняться — хочется ему разлечься,
И он страдает… эдакий антик!
Глаза припухли и надулись губы.
Но — вообще черты лица не грубы
И даже не успели отцвести.
Земляк мой был лет тридцати пяти,
Но был на вид моложе. Без стеснений
И без борьбы любя игру страстей,
Он не старел; для глупых приключений
Сама судьба хранит таких людей.
23
Я знал его — таких кутил не много -
А мало ли их было на Руси!
Мы никогда их не судили строго
И не чуждались — боже упаси!
Мы даже думали: вот наши силы!
Иного нет исхода им — и милы
Нам были ухари богатыри:
Из них иные, что ни говори,
Хоть, может быть, и были самодуры
Одни осмеливались с пьяных глаз
Шуметь и выражаться без цензуры,
И молодежь им вторила, храбрясь.
24
И многое беспутникам прощалось,
За что вы думаете? — за скандал,
В котором изредка да проявлялось
Подавленное чувство: нас пленял
То цензор, пропустивший строчку с бранью.
То удалец с невежливою дланью,
Которого за подвиг в часть вели.
Конечно, эти времена прошли…
Но москвича знакомая фигура
Мне их напомнила — ну, для чего
Ползешь ты в Рим, широкая натура!
Я думал, молча глядя на него.
25
Бесплодных мест не находил он раем
И к вечеру дорогою заснул.
"Мы спать медведю вовсе не мешаем", -
Поляк, смеясь, по-английски шепнул
И поглядел, что думает механик.
Механик думал то же, что ботаник,
А именно: не будь святой отец -
Такой святой — была бы наконец
Железная дорога, — потеряли
Мы целый день. — И эта мысль у них
Возникла разом. — Yes! {Да! (англ.)} — они сказали
Друг другу и не слушали других.
26
Итак, он спал: но, навостривши уши
При слове "Рим" (как будто звук родной
Расшевелил Илюшина) Илюшин
Протер глаза. Ба! месяц над горой,
И в воздухе заметна перемена;
Картуз свалился, а его колено
Стучит в колено дамы, перед ним
Сидящей в экипаже. Одержим
Каким-то бесом, мой земляк в окошко
Уткнулся и никак понять не мог,
За что синьоры маленькая ножка
Его носком ударила в сапог.
27
Он извинился. Мастер волочиться
За юбками всех стран и всех племен,
На этот раз он не успел влюбиться
В синьору — был ужасно утомлен.
Прошедшей ночью он (прошу покорно
Вообразить), как ехал из Ливорно,
Совсем не спал — составился кружок,
Играли в карты, — он отстать не мог:
Шумели волны, — палуба качалась,
А он выигрывал — ему везло.
Вот почему весь день ему дремалось
И хмурилось румяное чело.
28
Бог знает, почему неравнодушен
К столице папы и его судьбам,
По стогнам Рима двигался Илюшин,
Как бы не веря собственным глазам.
И он молчал, и спутники молчали,
Но те и так давно уж сознавали,
Что нет у них ни общего добра,
Ни общей пользы, что, друзья вчера,
Они сегодня могут оказаться
Врагами, если о мечтах своих
Им как-нибудь случится проболтаться, -
Мечты одних враги мечтам других.
ГЛАВА 21
Мечты, мечты!., в них семя каждой страсти,
Любовь, — вражда, — гром пушек, — звуки лир,
Политика и бред у них во власти,
Во власти весь волнующийся мир, -
Одни цветут — другие увядают
И — сильные бессильных вытесняют
Из царства жизни: — кто-то победит!
Дарвин! ты прав; смерть жизни не грозит,
Она грозит живущим, — применяя
Закон твой к нашим роковым мечтам,
Я вижу, как друг другу жить мешая,
Они подчас мешают жить и нам.
2
Они и мне мешают — это ясно.
Какой мечтою (черт ее возьми!)
Я с юных лет так часто, так напрасно,
Был увлекаем на борьбу с людьми?
Зачем ищу любви в ее отраве,
Зачем пишу, не доверяя славе,
Спокойствием зачем не дорожу?
Зачем опять с поэмой выхожу
На прежнюю унылую дорогу?
Ведь если братья не побьют меня
Каменьями, — и это слава богу!
Иль этого еще не знаю я?..
3
Один Илюшин это вряд ли знает,
Он так отстал, что никаких стихов
Ни на какой трактат не променяет.
Что делать! — и не глуп, да бестолков,
Хоть в русском государстве и не новость
В одном лице и ум и бестолковость.
— Вот, вспомнил он, писал мне бедный брат
Из Рима — года два тому назад.
А я не отвечал — он, может статься,
Уж и не в Риме. В Лондон, может быть,
Откочевал… Ну, глуп же я, признаться -
Ну что бы написать… иль хоть спросить?
4
А улица все _у_же и все _у_же. -
Как темный коридор, она ведет
С площадки на площадку — неуклюжий,
Влекомый клячами стуча ползет
Казенный омнибус; кой-где мелькает
Огонь за сторон; месяц озаряет
То угол кровли, то стекло в окне,
То белую афишу на стене.
Вот чует нос, запахло гарью плошек…
Опять фонтан, — опять журча дугой
Бежит струя, — нечаянно двух кошек
Спугнув с крыльца, — кондуктор свищет: стой!
5
Приехали. — Гостиница. Какая?
— "Минерва", говорят. — "Ну все равно,
Минерва так Минерва, — вылезая,
Сказал Илюшин, — мне давным-давно
Пора на боковую, да покуда
Глаза глядят и закусить не худо.
Синьора! Вы куда? Который час?"
— Одиннадцать. — "Я проводил бы вас,
Да города не знаю, — извините".
— Mersi, — прощайте! мне не далеко.
— "Прощайте, ну, а вы меня ведите
В буфет. А есть ли нумер?" — Высоко
6
Под самой кровлей, — молвил camerieri,
Держа фонарь и освещая им
На лестницу растворенные двери.
"Oh! sacre bleu! Что я за херувим,
Чтоб забираться на небо… Нельзя ли
Пониже". - No, signor {*}, вы опоздали…
{* Нет, синьор (ит.).}
— "А я чем виноват, что опоздал!"
— Ничем, синьор. — "Какой же это зал?"
— Столовая. — "Ну хорошо, а это?"
— А это номер очень дорогой,
Здесь граф живет. "И будет жить все лето?"
— А может быть. — "Ну, дуй его горой! -
7
А это?" — Это номер… но немножко
Он неудобен. — "Это отчего?"
— Да оттого что темный, без окошка.
Хотите взять, я отопру его.
"Так без окошка!" — Да, синьор, прохлада
В Италии, и говорить не надо,
Как дорога; за это за одно
Дают нам деньги, и зачем окно?
Писать хотите? — вот вам освещенье
Из коридора, только в коридор
Дверь отворите. -
"Сделай одолженье
Мой чемодан сюда". -
— Si, si, signor!.. {*}
{* Да, да, синьор!.. (ит.)}
8
Поужинав, как следует, в столовой,
И наконец пройдясь по хересам,
Земляк мой в номер свой ушел, готовый
Упасть в объятия Морфея, — там,
Немедленно раздевшись, он, нимало
Не думая, улегся; одеяло
Отбросил и накрылся простыней;
Но в этом странном номере был зной
Еще душнее. — Мысленно ругаясь,
Он сбросил все, что только сбросить мог,
И так лежал, в раздумье погружаясь,
Как гладиатор или полубог.
9
Но (выражаясь не высоким слогом)
Земляк мой, по телесной красоте,
И гладиатором, и полубогом
Мог показаться только в темноте.
Для гладиатора — помят немного,
И слишком пошловат для полубога.
Он мог бы, как герой, поездку в Рим
Назвать труднейшим подвигом своим,
Во-первых, жалуясь на поясницу,
Он, чтоб уехать, врал своим друзьям,
А во-вторых, уехать за границу
Не мог, не расплатись то векселям.
10
И вот достиг он цели. — Что же надо
На первый раз? — Какая быть должна
За этот подвиг первая награда?..