Евреи и Евразия - Яков Бромберг

Не малодушные жалобы на чужое несовершенство способны вывести восточноеврейский народ из его теперешнего тупика, а только приятие своей доли ответственности за общие судьбы России в прошлом и в грядущем, свободное от оговорок законнического лукавства «вождей» и «деятелей». И вопрос о том, хватит ли на это у него духовных сил в ныне наступающий двенадцатый час его истории, есть вопрос о том, быть ему или не быть.

Право на будущее не выигрывается сутяжнически в безнадежных исторических спорах, а обретается в акте свободного творчества своей судьбы. Ducunt fata volentem, nolentem trahunt.

1931 г.

Идет ли мир к идеократии?

В журнале «Евразийские тетради» (1934, № 2–3) была предпринята среди евразийцев анкета на обозначенную выше тему. Анкета эта возбудила значительный интерес в евразийской среде, и небольшой тираж упомянутого выпуска «ЕА тетрадей» разошелся полностью. Ряд ответов на этот вопрос пришел уже после завершения номера «ЕА тетрадей». Мы помещаем их здесь, полагая, что они представят интерес и для читателей «Евразийской хроники». Ответы эти понятны сами по себе, без связи с ранее напечатанный; тем более что ответ Н.Н. Алексеева в известном смысле подытоживает их все. Его «эйдократия», как и изображаемый А.А. Шликевичем «процесс центростремительного уплотнения» отдельных стран мира «вокруг некоей метафизической оси», так же как и потрясающая картина американских условий, даваемая Я.А. Бромбергом, будут, думается нам, внятны для каждого, кто прислушивается к голосу современности. Не только Евразия, но также Европа и Америка (а вместе с ними и другие континенты) стоят в настоящий момент под знаком нужды в идеократии как новой форме политического устройства. Но именно Россия-Евразия принесла к настоящему времени наибольшее количество жертв ради осуществления ее в жизни. Эти усилия далеко еще не привели к нахождению гармонических и законченных форм. Но евразийцы уверены, что жертвы эти принесены не зря и что никому иному, как России-Евразии, будет дано явить миру образцы совершенной идеократии. И это для них — не только предмет теоретического предвиденья, но и практическая цель волевых усилий.

Я нахожусь в преимущественном положении по сравнению с другими участниками предпринятой «Евразийскими тетрадями» анкеты. Передо мною лежит уже ряд продуманных ответов на поставленный вопрос, и возможность считаться с ними значительно упрощает мою задачу.

Интересны прежде всего те различия в мнениях отдельных участников анкеты, которые уже были отмечены редакцией. Оказывается, что по поставленному вопросу среди евразийцев имеются оптимисты и пессимисты. Но я отметил бы и другое обстоятельство, по моему мнению, еще более принципиальное. В анкете обнаружилось несомненное уточнение самого понятия «идеократии»: оказалось, что существуют идеократии истинные и идеократии ложные — «псевдоидеократии», «упрощенные идеократии». Пессимисты наши думают, что до истинной идеократии еще далеко, наступления или приближения ее еще не видно, то же, что в настоящее время нарождается под названием или под видом идеократии, суть политические образования далеко не идеальные. Это в лучшем случае некоторые «рудиментарные идеократии», в худшем — страшные и довольно отвратительные чудовища.

Я думаю, что различие это довольно важно. Оно и ранее намечалось в нашей среде, но не так выразительно. Помню, говорилось даже о том, что следует истинную идеократию называть «эйдократией» (от греческого слова «эйдос», которое в смысле платонизма означает «образец», «прототип», не только фактический, но и идеальный, нравственный). Эйдократическое государство в этом значении равносильно государству «образцовому», «совершенному» «идеалу государства».

По-видимому, с точки зрения «эйдократии» правы наши пессимисты. По правде говоря, нигде не видно, чтобы мир шел к установлению «образцового» государства, напротив, в современном мире наблюдается несомненное одичание форм политического властвования. Но в то же время наблюдается и другое явление, никогда не имевшее места в такой степени: наблюдается организация широчайших на родных масс и участие их в жизни государств. И, наконец становится все более и более ясным, что эти огромные массы должны быть руководимы в гораздо большей степени и другими методами, чем в эпоху парламентарного демократизма.

Названные явления влияют в двух направлениях на наших современников. Некоторые из них, видя варваризацию форм властвования, приходят в отчаяние и ужас, становятся ярыми антиэтатистами. А так как либерально-анархические идеалы ныне выветрились, то названный антиэтатизм приобретает характер пессимизма, культа одиночества (напр., у Бердяева, Федотова и др.). И в то же время у других с особой интенсивностью нарождается сознание, что эпоха наша требует не только организации масс, но и организации ведущего меньшинства, особых требований к этому меньшинству, особого повышенного его уровня. Как это ни странно, но вновь оживает идея правления мудрецов, царства философов и ученых (граф Кайзерлинг, Бертра» Рессель, идея технократии и т. п.).

Я попытаюсь в двух словах формулировать политическую идею «эйдократии», как я ее понимаю. Я считаю, что государство эйдократическое предполагает:

1) что в среде ведущего меньшинства вырабатывается и устанавливается религиозно-философское «миросозерцание большого стиля», основанное на глубоких исторических и традиционных началах евразийской культуры как культуры, в которой «свет Востока» соединен с западный «просвещением»;

2) что это ведущее меньшинство способно создать на почве этого миросозерцания крепкую организацию типа религиозно-философского ордена, вхождение в которую обусловлено не простым «партийным» стажем, но и особо квалифицированным стажем моральным;

3) что это ведущее меньшинство способно сорганизовать широкий демотический правящий отбор, подобный тому, как мы видим у фашистов, национал-социалистов, коммунистов;

4) что этот правящий отбор способен сорганизовать широкие народные массы не путем насильственной диктатуры, но путем привития им вкуса к истинно демотическим учреждениям, путем вовлечения их в государственную жизнь и культивирования чувств жертвенности и служения;

5) что в смысле социологическом эйдократическое государство должно быть построено на гармоническом равновесии сил общественных и сил личных. Другими словами, это не будет «тоталитарное государство» в смысле коммунистическом и в то же время не будет демократическим государством в смысле либерализма;

6) в смысле экономическом государство это будет практиковать государственно-частную систему организованного хозяйства;

7) государство это будет «правовым» в смысле гармонического сочетания между «правомочиями» и обязанностями между свободой и долгом.

Ни одно из послевоенных политических образований не соответствует этому идеалу, хотя в фашистских образованиях и наблюдается нарождение некоторых из упомянутых, свойственных этому идеалу черт. Я верю, что его призвана реализовать евразийская культура.

I

Возникающие ныне всюду демократоборческие движения столь многочисленны и разнообразны, даже противоположны по духу и устремлениям, что понятие идеократии, которое мы покамест в состоянии, вынести за скобку путем затруднительной логической операции, есть бесплотная и бесформенная абстрактность. Надо подождать, пока не обозначатся новые пути, пока не будут поставлены и разрешены новые задачи. Тогда, без сомнения, обрисуются новые Положительные единства тенденций, путей, средств и даже, Может быть, некая гармония целей. Покамест же попытаемся высказать некоторые из бесчисленного множества отрицательных соображений, толкающих современность на новые пути.

Мир устал от разброда культурных областей, от чрез, мерно ремесленной специализации в области науки, от дурной бесконечности технического прогресса, от множества быстро сменяющих друг друга научных, исторических, политических теорий; от бесплодной и разрушительной классовой борьбы; от игры эгоизмов балканизованных племен мечтающих, но не смеющих броситься друг на друга и драться до изнеможения; от циничного хозяйничанья и множества мелких партий, точнее, личных клик, объединенных сообщничеством в бесчисленных шантажах и казнокрадствах; от разлагающего влияния вездесущего финансового капитала, от безумного биржевого ажиотажа, вовлекшего всех в свои грязные сети, подтачивающего самое понятие собственности — отрывом и отчуждением собственниц от собственности, с одной стороны, а с другой — разжижением самого понятия о вещах и экономических полезностях и потоплением их в море дутых ценностей и несуществующих объектов. Но мир устал также от крикливых посулов канатных плясунов коммунизма и социализма, зазывающих зрителей в душные балаганы социальной утопии.