Евреи и Евразия - Яков Бромберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обнищалым, раздробленным, выбитым из колеи привычного быта, духовно опустошенным и обезглавленным, вдобавок с бременем ужасного обвинения перед судом истории, — выйдет восточное еврейство из огненного кольца революции. Но то, что уцелеет от великого пожара, сможет и должно будет жить и изживать лихолетье.
Всякая великая национальная катастрофа есть призыв к пережившим произвести пересмотр духовных ценностей, которыми жил до нее народ, и именно под знаком этого самоуглубленного пересмотра нарождается новая жизнь после урагана, а не из бесславного наследия утопического насильничества. И вопреки оптимистическим прорицаниям социалистических и сионистских утопий, усыпляющим в пароде его острое чутье реальности, для российского еврейства пришла пора радикально пересмотреть основы своего духовного достояния, как оно сложилось в полутора веках жительства в рамках русской государственности и в течение многих веков исторических тяготений к своему современному «месторазвитию». Ему надо прежде всего проникнуться духом реальности — не в том смысле, какой придают ему пошлые адепты материалистической цивилизации и утопические проходимцы, а в ином, религиозном и вечном, ныне вновь освобожденном из-под идеологического хлама очистительной грозой революции. Практически это означает — стать на путь по-новому и в положительном смысле этого слова, революционный, рвущий со всеми бесславными пережитками европейского XIX века, со всем тем, что с таким яростным, псевдорелигиозным рвением проповедуют мистагоги материальной вещественности и устроители всеобщего счастья из еврейско-интеллигентской среды. Утопическое увлечение этого еврейского «правящего слоя» соблазнами западного рационализма и «внешнего», политического революционаризма с его непримиримым отрицанием исторически сложившейся государственности, при всей его кратковременности (можно считать бесспорным, что революционные симпатии в русско-еврейской среде гораздо более позднего происхождения, чем в собственно русской) существенно способствовало разрушению «общего дома» — государства, принесшему с собою, в частности, как раз для еврейства величайшую катастрофу за всю историю диаспоры.
Но поворот на исконные пути своего векового культурно-исторического прошлого означает для русского еврейства отнюдь не только реакцию против духовных корней минувшего национального несчастья. Еще не минуло господство утопических изуверов, хотя уже подорвана идейная основа революционной легенды и рассеиваются — пусть и очень медленно — ядовитые туманы одержимости. Своевременное отвержение еврейским народом идейного наследия его перманентно разлагающейся периферии, столь безраздельно и неоспариваемо его представляющей за последние десятилетия, еще способно сыграть (и даже в некоторой степени уже сыграло) известную роль в борьбе живых сил страны против мертвящих объятий коммунизма.
И более того. Есть основания опасаться, что и с падением власти утопистов чаша испытаний России еще не будет выпита до дна. Опасность еще раз угрожает с Запада, но на этот раз уже не в виде утопических учений, против которых Запад, сбыв свое опасное наследие наивному русскому западничеству, оказался в достаточной степени иммунным; дело идет о непосредственных и откровенных захватнических стремлениях. К настоящему времени вульгарно-народоправческие устремления европейской политической мысли XVII и XIX веков проделали свой полный круг и обернулись пред лицом изумленной современности небывалым разлитием похоти властвования и угнетения — уже не у отдельных только честолюбцев, а у обширных масс уличной черни современных мировых городов. В частности, по отношению к еврейству совсем неожиданный результат выказала эволюция тех демократических учений, которые еще доныне вербуют столько восторженных адептов в еврейской среде. То, что еще столь недавно считалось одним из наиболее несомненных предрассудков, обреченных очень скоро исчезнуть перед победным шествием разума и демократии — расовые предубеждения, — в настоящее время выказало прочную укорененность в самых основах европейской стихии и обрело молниеносное распространение. И, как уже столько раз, первобытная ненависть непросветленного этноса, начинающего одолевать устои национального государства (в этом один из симптомов оскудения Европы), обрушивается в первую очередь на самого подлинного представителя азийского начала в Европе — на европейское еврейство.
Но в то же время расистское поветрие наших дней ищет для себя также и более существенных, а главное — доходных объектов порабощения и эксплуатации. И в первую голову на роковую чреду нового, «массового» империализма поставлена Россия с ее неисчислимыми естественными богатствами и пресловутым «неумением управляться». В расистских ячейках, где фанатическая национальная гордыня уже носится с проповедью железопоклонного язычества и отпадения от слишком еврейского христианства, зреют также планы разделов и аннексий. Таким неожиданным путем выявляется ныне органическая зависимость судеб восточного еврейства от путей России. Так грядущее участие еврейства в борьбе за Россию, в обороне общей родины от опасности, грозящей с Запада, — обращается в буквальном смысле в борьбу за самое заветное и последнее — pro aris et focis.
Еврейскому народу пришла пора по-новому осмыслить глубокое значение столь трагического для обеих сторон сплетения своих судеб с судьбой России в самый критический час вселенской истории. Есть какие-то созвучные струны в древ, нем еврейском мессианизме, пронесенном через века скитаний, и в мессианизме русском, в муках искупающем вину и груз величайшей на памяти людей национально-государственной катастрофы. И есть, с другой стороны, некое умопостигаемое сходство между нигилистским, пересмешническим богоборчеством еврейской периферии в ее непрерывном состоянии разлагающего брожения — и государственно-самоистребительской яростью русского революционного разночинства, этого последыша западнической псевдоморфозы: в последнем, онтологическом плане у обоих обличается лжерелигиозная одержимость чисто асийского, библейского типа.
В свое время расцвет хасидизма и в то же время первые робкие шаги в сторону культуры Запада не напрасно совпали с периодом смут и тревог на юго-западной окраине Евразии (разделы Польши, наполеоновские войны). Есть все основания ожидать, что мировые катастрофы последних десятилетий не останутся без отклика в народной душе восточного еврейства. Пусть еще тянется мучительный бред материалистической утопии: ее засилье и гнет воспринимаются только как нечто внешнее и навязанное, ее внутренняя живая сила подорвана и утрачивает власть над лучшими умами. Новый смысл исторических реальностей постигается в грозном хаосе разбушевавшихся страстей; новые пути открываются перед мыслью, не застывшей в обветшалых западнических шаблонах. Но на эти новые пути может повести народ лишь новое возглавление, новый «правящий слой», а не старая, безнадежно скомпрометированная, обнищавшая духовно «периферия», обреченная вечно вращаться в кругу сменяющих друг друга утопий, неизменно приводящих к новым крушениям и разочарованиям. И в числе самых насущных духовных задач, стоящих перед новым возглавлением, стоит проблема осознания глубочайших связей восточноеврейского народа с его современным «месторазвитием» на юго-западной окраине Евразийского континента. Предстоит основательное исследование исторического прошлого этих связей, оформление накопившихся религиозно-культурных, бытовых, языковых, литературных и всяких иных общностей. Только на органическом «приятии» единственно данного земного поприща своих судеб может восточноеврейский народ обосновывать свое право на сожительство с прочими народами России и на покровительство общей родины. Меньше всего может помочь та слишком шумная и нескромная требовательность «идеологов» и «деятелей», которая все еще носится с правовыми понятиями и концепциями времен, поистине допотопных.
В области практической политики перед русским еврейством стоит огромная и настоятельнейшая задача: разрыв со старыми методами «нейтрального выжидания» и «лояльного безразличия» по отношению к государственности, столь дорого обошедшимися ему в наши дни, и поворот на новые пути действенного приятия. Ибо только тот может притязать на уважение и недруга и друга, кто в час великой борьбы совершил свободный и всегда глубоко трагичный акт выбора своих соратников, своей судьбы, своего пути, своего назначения и своих врагов. Значение этого выбора сейчас даже объективно немаловажно: в высоко вероятной решительной борьбе русско-евразийского мира против захватнических предприятий, угрожающих ему с Запада, еврейский народ имеет шансы сыграть видную и даже почетную роль.