Планета грибов - Елена Чижова

Вдоль дороги стоят осины, от которых родятся апельсины – на мячик похожие, но в середине не пусто, а сочно и вкусно.

На грядке у самой обочины расселись лук и чеснок – родные братья. Лук от семи недуг, стрелы к солнцу проросли – держит пластиковую бутылку. Из нее течет молоко – жидко, а не вода, бело, а не снег.

Оранжевая девица, сидящая в темнице, а коса на улице, шевелит пышной ботвой.

В тени пристроился генерал, всему голова – выросший в поле колоском, лежит куском. Бравые картофелины в коричневых мундирах – нет в мире овоща сытнее – маршируют поперек поля.

Мальчишки-стручки бегут за ними, лопаясь со смеха – рассыпаются бусинками-дробинками, сладкими горошинками. Следом катятся белые бочки, на них ни сучочка: разобьешь – никакой столяр не склеит.

Два мужика, упершись руками, катят огромный кочан. Из-под дощатого навеса слышен хруст. Тетки, закатав рукава и подбоченясь, шинкуют капусту длинными языками.

На пне, высоком, как обрубок дерева, стоит домик под четырехскатной крышей. Окна занавешены полотенцами. Перед домиком скамейка, на скамейке старик со старухой. Их сын тащит сноп соломы, бросает родителям в ноги. Чиркнув спичкой, разводит костер: пусть погреют старые косточки.

Мать и дочь – русалки с распущенными волосами, – обойдя поле краем, приближаются к озеру. С высоты, на которую успела подняться, оно похоже на блюдечко, кишащее голыми женщинами. Мать входит в воду, оставив дочь на берегу. Девочка срывает с головы венок, бросает на землю. Топает ножкой. Мать не оборачивается.

Мужчины, оседлавшие белых коз, скачут по кругу, голыми пятками пришпоривают животных, обросших шерстью. Самые смелые спешиваются, ныряют в стоячую воду. Плывут короткими саженками, настигая женщин.

Всё выше и выше…

Прозрачный шар, покачиваясь на мертвой глади, поворачивается красноватым боком. Сверху он похож на осеннее яблоко, в сердцевине голая человеческая фигурка – извивается, пытаясь выбраться наружу.

Гигантские огурцы, дома без окон, без дверей, лежащие в пряном рассоле, покачиваются зеленоватыми батискафами.

Из прозрачного помидора – по боку змеится рваная трещина – вырастает огромный гриб, шляпка в желтоватых дрыздочках.

Голые фигурки выходят на отмель, идут, раздвигая воду – карабкаются вверх по склону к огромной клубничине, исходящей соком, шевелят жадными губами.

По асфальтовой дороге катит стог на колесах: фигурки, бегущие сзади, подпрыгивают, тянут руки, рвут клочки травы. Клевер, львиный зев, куриная слепота – мелкие луговые цветы, пропитанные медвяной сладостью, проскакивают сквозь пальцы, засыпают дорогу – под колеса рыкающих машин.

Стеклянные сферы, выросшие из трехлитровых банок, плывут над русским садом земных наслаждений – в каждой замкнуты мужчина и женщина, готовые предаться безудержной страсти, беззастенчивым утехам любви.

Белые лошади, вырвавшиеся из жесткой упряжи, несущие голых всадников, сами собой сбиваются в кавалькаду жизни, сотканной из нежных сияющих красок, идущей по кругу в хаотичном беспорядке, в котором человеческое соединяется то с загадочным, то с обыденным; то с растительным, то с птичьим, то со звериным – как на картине средневекового художника, написанной пятьсот лет назад. Фантастический мир, собранный из разрозненных кусков реального, где люди объединены не столько логикой, сколько скрытыми смыслами, которые каждое поколение разгадывает по-своему, венчается голубым небесным сводом, похожим на купол: голые фигурки летают на крылатых рыбах или на собственных прозрачных крыльях.

Ее душа, расставшаяся с телом, приближается к облаку, где – вплоть до самого полета Гагарина – сидел Создатель земли и неба, травы и деревьев, животных и людей. Мужчины и женщины размножились и превратились в народы, с которыми Бог разговаривает на языке истории. Горе в том, что далеко не все народы понимают этот трудный язык. Но те, кто его постигли, знают: Время и Вечность – две равновеликие категории, которые уже не могут существовать друг без друга. Счастье, что Он терпелив. Готов повторять снова и снова, надеясь, что рано или поздно народу наскучит повторение – мать учения, и он перестанет кружить по широким полям шляпы Его извечного врага.

С высоты, на которую она взлетела, сад земных наслаждений кажется маленьким, меньше Бельгии или Нидерландов, не говоря о России. Да какой там сад – парник, покрытый полиэтиленовой пленкой. Пленка разорвана. Расправляя крылья, она шепчет: «Свободна… Наконец свободна… Теперь без меня…» —

Подойдя к трапу, капитан пошаркал по траве нижними отростками. «Не забыть: после дождя здешняя почва липнет к ногам».

На борт он поднялся последним. Прежде чем задраить входной люк, оглядел поверженные деревья. «Как же их?.. – вспомнил. – Древовидные папоротники…» Название сохранилось в отчете предшественников. С высоты, которую корабль наберет после взлета, их можно будет принять за членистые ноги пауков, свившихся в смертельном соитии.

Он смотрит, не веря собственным глазам: «Только что… Мы шли. Дождь. Их не было… – Но вот же они – огромные, проросшие между стволами. Одни – выпуклые, с отчетливо выраженной ножкой. Другие – вогнутые, похожие на чаши. Тысячи и тысячи особей. – Надо выйти, взять пробы…» Но он стоит, поводя глазными отростками. От грибов, подступивших к кораблю, исходит что-то зловещее. Такое впечатление, будто они движутся, шевелят влажными ртами. Его снедает ужас. Для этих существ – не животных, не растений – он сам – снедь…

Дернув люк на себя, приводит в действие запоры. Снаружи их невозможно открыть.

Под двойной защитой – обшивки и электронной системы – к нему возвращается спокойствие: «Просто не ожидал. В лабораторных условиях грибы другие: маленькие… – Эти, стоящие за иллюминатором, кажется, растут на глазах. – Вырастут, заполонят все свободное пространство…» Слава богу, к тому времени его экспедиция будет далеко…

Устроившись в своем личном отсеке, капитан объявил проверку готовности. Сидел, шевеля губными выпуклостями, дожидаясь, пока бортовые компьютеры проверят операционные системы. Прислушивался к себе. Страх ушел. Впрочем, даже не страх. Так… Минутная слабость. «Зловещее… С чего я взял? Те же грибы, только большие… огромные. Хорошо, что сделал несколько снимков».

На самом деле эффектная картина. Похоже на современные инсталляции. Художники смогут воспользоваться фотографиями, когда Ученый Совет, изучив обстоятельства дела, снимет гриф секретности. По опыту он знает: минимум года через два.

Впрочем, не исключено, что и раньше. Грибы – грибами, но если говорить в общем, его экспедиция не обнаружила ничего сенсационного. В терминах истории Вселенной – не более чем очередной эксперимент. Из тех, что имели все шансы стать великими, однако становятся архивной папкой в ряду прочих неудач, каждая из которых не опровергает первоначальный божий замысел, но вносит в него некоторые коррективы.

Дождавшись окончания проверки, отжал рычаг вертикального старта. Отзываясь на команду, корабль устремляется в небо, двигаясь быстро и бесшумно. Через несколько секунд они выйдут за пределы тяготения планеты, стремительно уходящей за край большого общекосмического времени. Тогда, действуя по инструкции, он откроет бортовой журнал и отметит дату отлета:

37 форьеля 20010 (воскресенье).

Передернув усталыми плечами, капитан принимает разумное решение: летучку можно перенести на завтра. В воскресенье вечером не грех и отдохнуть.