Седьмая чаша (сборник) - Димитр Пеев

Помимо проблем, вставших перед следствием в связи с хитро замаскированным преступлением, предстояло решить и чисто гуманный вопрос — как уведомить Кандиларову.

— Есть три возможности, — докладывал полковнику Бурский. — Первая, правда, слишком грубая, я бы сказал, антигуманная: ведем вдову в морг и показываем ей тело. Это самый точный ход — кому, как не супруге, опознавать собственного мужа? Для полноты картины можем пригласить и детей Кандиларова от первого брака, сына и дочь, с которыми он годами не виделся после своей второй женитьбы.

Цветанов, до сих пор молчавший, поморщился.

— Вы, собственно, с чем сюда пожаловали? Посоветоваться, узнать мое мнение или в очередной раз подразнить начальника? Проблема изложена так, что за первую «возможность» ухватится разве что закоренелый садист.

— Извините, товарищ полковник. Значит, так… вторая возможность. Сообщаем вдове о смерти Кандиларова. Объясняем: тело в таком состоянии, что ей тяжело будет видеть его и что по завершении исследований мы передадим ей покойного в закрытом гробу.

Полковник молчал. Кажется, и это предложение его не устраивало. Передохнув, Бурский продолжал:

— Третья возможность — вообще не уведомлять бедную женщину. Кандиларова убеждена, что муж в Турции или, может, даже в Австралии, куда и сама, вероятно, надеется упорхнуть. Надо, по-моему, оставить ей все иллюзии и надежды.

— А четвертая? — спросил полковник.

— Какая четвертая?

— Что значит — какая? Нет четвертой возможности?

— Откуда ей взяться? — уныло протянул Бурский. Шатев, до сих пор сидевший молча, поспешил поддержать майора.

— Все вроде бы перебрали, товарищ полковник.

— Ладно, — кивнул Цветанов. — А теперь ответьте положа руку на сердце, по возможности чистосердечно: какую из трех возможностей я, по-вашему, изберу?

Бурский и Шатев только переглянулись.

— Ясно, — продолжал полковник. — Красноречиво и искренне! Спасибо. Полагаете, что первую, угадал? Что, мол, взять с Цветанова: службист, закоснел, одеревенел, как и положено начальнику отдела в серьезном нашем заведении… Да, я вам не Эразм Роттердамский, не обессудьте. И все же остановлюсь я на варианте третьем. Даже не из гуманных, а из оперативно-тактических соображений. Следствие только-только началось. Никто еще не знает, что Кандиларов мертв, что его нашли там-то и там-то. Пусть пока и вдова остается в неведенье, иначе весть разнесется по знакомым, по городу. Это не в наших интересах. Вот доведем следствие до конца, тогда решим. И найдем более или менее приличную форму для сообщения.

Выйдя из кабинета вслед за Бурским и убедившись, что секретарша куда-то отлучилась, Шатев сказал:

— Здорово, да? Прямо по глазам читает. Один — ноль в пользу шефа.

Перелистывая какое-то старое дело, Бурский сидел не поднимая глаз. Скучающий Шатев долго курил, вздыхал и наконец потерял терпение.

— Послушай-ка, что ты думаешь об убийце?

— О каком? — нехотя спросил майор.

— Да об убийце Кандиларова! Не может ведь быть убитого без убийцы.

— Железная логика. Однако что можно о нем думать, если пока абсолютно ничего про него не известно.

— Так уж и ничего! Конечно, паспортных данных у нас нет. Зато психологический портрет постепенно прорисовывается.

— Помоги же и мне его увидеть, о художник.

— Это жестокий, патологически жестокий тип. Я бы сказал, садист. Так обезобразить свою жертву…

— Напомню, что, по словам врача, тело обезобразили… post mortem. Не точнее ли назвать это превентивной мерой?

Шатев не обратил внимания на иронию, а может быть, просто ее не уловил.

— Садист! — повторил он. — И совсем не умен. Уродует лицо, думает, все шито-крыто, однако забывает самое важное: папиллярные линии. Читал ведь он хоть детективные романы.

— Не так все просто. Он мог просто бросить убитого в озеро. Согласись, запоздалая экспедиция спелеологов — чистая случайность. Но даже и в этом случае достаточно было Шинке не осветить фонариком водную поверхность… Или будь озеро поглубже в том месте хотя бы на метр… Нет, расчет был верным. Убийца далеко не так глуп. Из этой посылки нам и надо исходить в дальнейшем.

Шатев не так-то просто уступал в споре. Подумав некоторое время, он снова ринулся в бой:

— Не дает покоя вопрос, зачем ему надо было оттягивать время? Ведь он явно «работал» на то, чтобы расследование, вполне вероятное, происходило не скоро, не сейчас. И тут вырисовываются две версии…

— Не стесняйся, выкладывай, — приободрил его Бурский.

— Одна версия такая: чем позднее вмешается милиция, тем хуже для нее. Свидетели многое забудут, доказательства утратятся, дождь смоет следы. Так или иначе, есть все-таки точка отсчета — тот самый день, когда Кандиларов должен был вернуться с курорта. Срока этого недоставало, и убийца постарался его продлить — открыткой из Стамбула. Что это означает? А то, что четырнадцати «курортных» дней было мало. Для чего? Для того, чтобы что-то содеять, совершить или довершить. Но не с мертвым, тут вся загвоздка, учти. С живым Кандиларовым. Потому я и склонен допустить, что Кандиларова прикончили не в начале курортного срока, а в конце, может, уже после него… Убийце, заметь, он был для чего-то нужен сразу после отъезда из дома. И нужен был на две-три недели… Окончательный ответ дадут лабораторные анализы. Сам увидишь, как станет тогда раскручиваться эта история!

Бурский улыбнулся горячности своего младшего коллеги.

— Для начала, — сказал он, снимая телефонную трубку, — раскручу-ка я это колесико… пора уже. — Привет, доктор!

— Аве, майоре, морти те салютант![4] — ответил тот.

— Скажи-ка, перед тем как меня приветствовать, мертвые ничего тебе не шепнули?

— Как же, как же! Много интересного. Внимай же: и химический, и микробиологический анализы сошлись… — Брымбаров выдержал паузу и торжественно провозгласил: — Человек захлебнулся в воде!

— Бо-о-же, — протянул Бурский. — Ну и дока же ты!

— Не торопись с издевками, сыщик. Мы исследовали воду в его легких. Она не имеет ничего общего с той, озерной, пещерной. Совершенно другая вода. Озерная жесткая, с кальциевыми компонентами, в ней множество микроорганизмов пещерных. А в легких вода иная — ни кальция, ни пещерных микроорганизмов. Эту действительно потрясающую новость подтвердил радиоактивационный анализ.

— Так какой же водой он захлебнулся?!

— Я постарался вытянуть из воды, которая была в легких, максимум сведений. Сразу скажу главное: она не хлорирована — значит, не из городского водопровода. Легко предположить, что в какой-то софийской квартире наполнили ванну этой водичкой и сунули в нее Кандиларова. Держали, пока не захлебнулся. Но эта версия не проходит. Ты слышал? Вода не побывала в городских очистительных фильтрах и не хлорирована. А так-то она очень чистая, очень мягкая. Похожа на естественную — к примеру, такая вода в горных ручьях, в родниках.

— Еще какую-нибудь зацепку, голубчик! — взмолился Бурский.

— Есть зацепочка, есть, за ней, глядишь, и вся нить потянется. В воде обнаружены следы молибдена, правда, незначительные. Похоже, ручей или река, где утонул Кандиларов, размывает где-то в верховьях небогатое месторождение молибденовой руды. Только не спрашивай — где, ей-богу, не знаю. Попробуй обратиться к геологам. Может, они выручат.

— Неужели это все?

— Ну и аппетиты у тебя! Ладно, подброшу еще кое-что. Исследовали крупицы грунта и мелкие камешки, застрявшие в тканях лица, сравнили со скальной породой в пещере. Идентичны. Отсюда вывод: покойника привезли, заволокли в пещеру и там, прежде чем швырнуть в озеро, били лицом о скалу. Правда, вывод не окончательный, есть противоречие: шейные позвонки в таком случае должны быть повреждены — а они целы. Допускаю другое: по лицу били увесистым камнем. Но именно там, в пещере, обломком той же скалы.

— Такого камня мы там не нашли, — сказал майор.

— Его могли бросить в озеро. Вообще зловещая история. Впечатление такое, что в пещере орудовал злодей-тяжелоатлет — борец, к примеру, или штангист. Не всякий справился бы…

— И еще вопрос, дорогой доктор, последний: нельзя ли уточнить дату смерти?

— В данной ситуации точность исключена. Полагаю, его умертвили дней пятнадцать назад. Это предел точности, и хватит об этом! А сейчас скажи, что делать дальше. Хоронить его не будете? Между прочим, хоронить не в чем, бай Минчо снял с него все — и одежду, и обувь.

— Пожалуйста, подержи беднягу еще несколько дней. Все-таки жена еще в неведенье. Да и нам, глядишь, он может понадобиться. Большое спасибо, доктор! Лично от меня ты заработал огромную коробку конфет.