Седьмая чаша (сборник) - Димитр Пеев

— Пусть так, но почему ее назвали именно Подлой? Должны же быть причины.

— Увидишь — вмиг все поймешь. Не приведи тебе господи испытать на себе ее подлость. В пещерах вообще полным-полно всяких подлостей: лабиринты, теснины, сифоны, пропасти, водопады… И черт знает что еще, вплоть до полчищ летучих мышей. Но у Черной дыры есть и свой коронный номер. Вход в нее легкий, удобный, из гладкого песчаника, потолок высокий. И кто войдет в нее впервые, допустим, в одиночку, без проводника, может даже не сгибаться. Но вот шаг, другой, дневной свет вмиг тускнеет, глаза еще не адаптировались к темноте — и бац! — пропасть. «Бац» — в том смысле, что непременно в нее загремишь. Только это не вся еще подлость, не вся! Внизу, метрах в двадцати, ждет тебя не дождется ледяное озерцо. Если ты, падая, не разбился об острые выступы, даже если и в озере не утонул, не спеши праздновать победу. Отыскать путь назад почти невозможно, кругом отвесные каменные стены — то есть вроде как продолжение подлости. Узенький проход вдруг кончается, и ты хочешь не хочешь должен повернуть вправо, переступить на скальный карниз, обогнуть озеро. А ближе к выходу пещера снова становится удобной и гостеприимной. Вот такие-то, братцы, дела…

Побывав в окружном управлении, поехали в морг, несомненно, самое неприятное место любой больницы. Если садики с гуляющими по дорожкам и сидящими на скамейках выздоравливающими в смешных линялых пижамах навевают мысли о мире и покое, если вид палат располагает к печали, то морг внушает ужас всякому, кто не настроен философски.

Сначала Бурский вошел туда один. Постояв над телом, к которому его подвели, он вернулся к своей группе.

— Пухи, ты останься здесь, — распорядился он. — Сторожите вдвоем бесценную твою аппаратуру.

Он взглянул на стажера. Парень будто прочел его мысли — и заторопился впереди всех к дверям морга. Что поделаешь, придется новичку привыкать.

Самым страшным было лицо — вернее, отсутствие лица. При виде этого кровавого месива Бурский подумал: «Хорошо все-таки, что не взяли сюда Кандиларову!..»

Все стояли вокруг, потрясенные видом того, что еще недавно было человеком. Стажер, позеленев, стискивал зубы в последних усилиях сдержать рвоту.

— Петко! — Бурский впервые обратился к нему по имени. — Отправляйся к машине. Расскажи журналисту о том, что здесь увидел.

Стажер попытался было возразить, но из его сдавленного горла вырвался лишь нечленораздельный стон.

— Немедленно! — прикрикнул майор. — Я приказываю.

Тодорчев вышел, шатаясь.

В помещении появился полковник Пепеланов из Смолянского окружного управления.

— В каком виде извлекли мы его из озера в пещере, в таком и оставили, — произнес он несколько загадочную для всех фразу, видимо имея в виду, что тело не анатомировали. — Разве что, когда одежда высохла, карманы проверили. Но ничего не обнаружено. Ни документов, ни даже сигарет и спичек, хотя он курил, судя по желтым кончикам пальцев. А из воды его вытащили, чтобы сэкономить ваше время. До вашего приезда держали в холодильной камере. В таком вот виде, как и сейчас, с камнем на шее…

На мраморной плите лежал увесистый, килограммов на десять, камень. Он был крепко перевязан крест-накрест белой синтетической веревкой, вроде тех, что используют альпинисты.

— С камнем на шее! — нарушил молчание Шатев. — Классическое самоубийство. Когда он бросился в пропасть, он ведь еще и бился о выступы скалы. Вот потому и лицо…

— Цэ-цэ-цэ-цэ-цэ! — зацокал языком доктор Брымбаров.

— Что ты сказал? — спросил Шатев.

— Я сказал «цэ-цэ-цэ». В том смысле, что все было несколько иначе.

— А как?

— Разве не видишь, что раны на лице — бескровные? Они нанесены тупым орудием уже после смерти бедняги. И лишь потом тело сбросили в озеро. Убийца не знал, что там мелко!

— Ты уверен? — спросил Бурский.

— При чем здесь моя уверенность? Это же очевидно. Здесь будем вскрывать или повезем в Софию?

— В Софию, в Софию. Нельзя медлить. Только вот заглянем в пещеру, полюбопытствуем, что в ней подлого.

— Тогда я позабочусь об отправке, — забеспокоился доктор. — Вряд ли найдется здесь холодильный микробус…

— Да, займись этой проблемой, пока мы сходим к пещере, — согласился Бурский.

В разговор вступил трассолог Минчо Пырванов.

— Когда будете забирать его, — сказал он доктору, — оставите мне одежду. И отпечатки надо снять.

Доктор взял набрякшую руку покойного и принялся рассматривать ее, словно хиромант. Рядом примостился Минчо с лупой наготове.

— Изрядно размок, — сказал, сощурившись, Брымбаров. — Кто знает, сколько дней он пробыл в воде.

— Кто знает, тот знает, — вздохнул трассолог. — Материала для идентификации — с лихвой. Как обнаружили тело — плавало на поверхности?

— Да нет, — ответил полковник Пепеланов. — Там, где он упал, было не очень глубоко. Камень лежал на дне, а тело плавало в вертикальном положении. Одни ноги торчали над водой — по колени…

— Руки, ноги, — бормотал между тем бай Минчо. — Тут мне, пожалуй, больше всего туфли его помогут.

Склонившись над туфлями, он сосредоточенно разглядывал их в сильную лупу. Все подошли к трассологу ближе. Туфли были черные, блестевшие, точно лаковые, с высокими каблуками. Обыкновенно такие носят низкорослые мужчины.

— Что ты обнаружил там, бай Минчо? — спросил Шатев.

Тот продолжал, посапывая, исследовать каждый квадратный сантиметр кожи. Затем развязал шнурки и как фокусник, вроде бы и не дотрагиваясь, ухитрился снять туфли.

— Та-ак… — проговорил наконец трассолог с нескрываемым азартом. — Та-ак, мои миленькие!..

— Ну что ты, бай Минчо, резину тянешь! — не выдержал Шатев. — Интересным хочешь прослыть, да? Загадочным?

— И зачем мне быть интересным, а тем паче загадочным? — невозмутимо ответствовал тот. — Известно, что здесь можно найти. Уж не сокровища царя Соломона. Отпечатки пальцев, чего же еще. Очень отчетливые… Вот, гляди — последние!

— Его отпечатки?

— Да не его. Гляди по их расположению: кто-то держал его за ноги. За туфли, если точней. Но не спешите! Для верности надо и с его отпечатками сравнить. — Он обернулся к Пепеланову. — Извините, товарищ полковник, никто из ваших к туфлям не прикасался?

— Нет-нет! — ответил полковник. — При мне его вытаскивали. За ноги и под мышки. А к обуви — ни-ни.

— Будем надеяться. — И бай Минчо снял со стола туфли — осторожно, как величайшую ценность.

Все, кроме Брымбарова, потянулись к автобусу. Надо было попасть в село Петровско, поговорить со спелеологами, затем и в пещере побывать.

Пепеланов любезно предложил их сопровождать, что было весьма кстати: полковник был в униформе и его погоны отворят любые ворота и уста. Наверняка и ему интересно было поработать с коллегами из Софии.

Откуда-то вынырнул Лилков — и сразу посыпались как горох всевозможные байки из его перенасыщенной информацией журналистской жизни. Шофер и Тодорчев слушали, раскрыв рты, хотя кое-какие из этих историй попахивали выдумкой, но рассказчик Пухи был отменный.

Когда он ненадолго примолк, Бурский представил его полковнику. Тот был ошарашен: не нравилось ему присутствие постороннего человека в оперативной группе, ко всему прочему журналиста.

— Ну вы и промахнулись, не взяв меня в морг! — заливался Лилков. — Я б вам таких снимочков нащелкал — закачаешься. «Кодак» — это вам не фунт изюма! — Он похлопал по футляру.

— И без «Кодака» как-нибудь управимся, — пробормотал, насупившись, Пепеланов. Он наклонился к Бурскому и спросил шепотом: — Кто этот гражданин, чего он тут потерял?

Лилков был крупный мужчина ростом около двух метров, да к тому же склонный к полноте. Рядом с таким громилой низенький и худенький Пепеланов не очень-то смотрелся. Даже сам этот контраст мог стать причиной нерасположенности их друг к другу. Поскольку перчатка была брошена, Пухи изготовился достойно ответить на вызов — в таких ситуациях он чувствовал себя как рыба в воде. Бурский поспешил пресечь назревающую ссору — все-таки он руководил важной операцией, он представитель центрального руководства.

— Я пригласил товарища Лилкова нас сопровождать… Он мой старый друг и сокурсник, тоже юрист.

— А если растрезвонит?

— Не беспокойтесь. Ни строки не опубликует без нашего ведома.

До самого Петровского слушали об охотничьих подвигах Пепеланова. Бурский отмалчивался — он всю жизнь питал отвращение к убийству беззащитных животных. Лилков со стажером негромко переговаривались на заднем сиденье, и беседу с полковником поддерживал в основном бай Минчо да изредка вступал Шатев.

В Петровском прежде всего разыскали председателя местного клуба спелеологов Станачко Станачкова (он работал в общинном совете), который рассказал следующее.