Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

– Они не спят и ждут, – сказал в тишине Улеб. – Они ведь тоже знают, кто мы такие…

– Чего мы сразу-то не напали, пока еще девка у нас была? – буркнул Икмоша, лежащий на земле рядом со Святославом, будто огромный пес.

Святослав промолчал, но мысленно ответил: и правда. Однако от встречи с Прияной он так обалдел, что не смог подумать о таких простых вещах!

Когда все собирались расходиться с причала, Прияна хотела подойти к Равдану и вместе с ним идти в город. Но Святослав придвинулся к ней, крепко взял за руку и подтянул к себе вплотную.

– Если вы там чего не то сотворите, я возьму городец, убью всех мужиков и тебя все равно заберу, – сказал он ей в самое ухо. – Так что не вздумай. Поняла?

Прияна не ответила, а только отстранилась, вырвала руку и пошла прочь. Святослав отвернулся: конечно, она поняла.

Всю дорогу вверх по холму ее била дрожь. Не только от угрожающих слов: от ощущения его жесткой руки, дыхания, касавшегося ее волос, чувства тепла от тела, которое она ощущала всей кожей. Столько лет бывший плодом воображения, Святослав киевский вмиг стал уж слишком живым и осязаемым! Теперь она знала, каков он, ее жених. И даже сейчас казалось, что он где-то рядом.

Когда-то она хотела, чтобы он оказался похож на Хакона. Теперь ее разбирал безумный смех при мысли об этом. На Хакона он похож, как ярая молния на темную тучу. Даром что близкие родичи.

А мысль о Хаконе, как всегда, влекла за собой память о бездне. Кощеева невеста! Вслед за Городиславом она чуть не загубила и его отца. Да и рано считать Всесвята спасенным. Вздумай тот запереться с ней в городце и настаивать на своих правах, Святослав сделает, что сказал. И его не остановит, что у него дружины человек двести, а Равдан и Всесвят вместе наберут вдвое больше. Она знала Святослава всего один день, но ясно чувствовала в нем ту силу, ту привычку к борьбе и победе, при которой важна только цель. И если сил не хватит, то ранняя смерть в бою его не огорчит.

Но ведь он не один. Не важно, если здесь и сейчас с ним всего двести отроков. За ним стоит куда больше – вся та русь, что владеет землями моря и до моря. Союз полоцких и смолянских кривичей слишком еще незрел, чтобы они могли решиться противостоять сплоченной, воинственной и опытной в таких делах руси. К тому же имея под боком варягов и двинскую голядь. И если в набеге из заморья она, Прияна, не виновата, то вторую опасность, ту, что замкнула железное кольцо, на Полоцкую землю навлекла она! Потому что уж очень хотела быть княгиней.

Ей вспомнилась та щука, надевшаяся пастью на здоровенного окуня, которую Нечуй поймал руками. Много желать – добра не видать… Привыкнув гордиться собой, Прияна вдруг ощутила себя мелким окуньком, на которого нацелила пасть куда более крупная рыбина.

Остаток дня и ночь Прияна провела в избе, где поселилась княгиня Горислава и две ее дочери. Мужчины у князя спорили до утра, обсуждая непростое положение дел, но женщины почти не разговаривали. Прияна видела, что княгиня хочет быть любезной, но не знает, что ей сказать, а обе девушки смотрят на несостоявшуюся «матушку» дикими глазами. Они не говорили вслух «это все из-за тебя», но на лицах их, особенно у старшей, это отражалось очень ясно. По крайней мере эти две будут рады, если Святослав увезет ее отсюда подальше.

И вот занялся день, которому полагалось стать днем ее долгожданной свадьбы. С рассветом ее сводили бы в баню, чтобы смыть девичью жизнь, потом поставили бы на рушник возле Всесвята, повели бы вокруг печи… Вместо этого княгиня и ее дочери ушли в обчину – накрывать столы. Но укладки с приданым Прияны оставались увязаны: не будет она на пиру одаривать новую родню и гостей сорочками, поясами и рукавицами. Было противное чувство, будто она пыталась украсть себя саму у Святослава, но хозяин настиг похитителя.

В полдень за тыном раздался громкий, тягучий звук рога – явились русы. Впереди шагал отрок со стягом, потом Святослав с братом и кормильцем, за ним еще десятка полтора оружников. Бросался в глаза самый здоровенный – с пухлой мордой, растрепанными светлыми волосами, вызывающим видом и ростовым топором на плече. Но Святослав пришел без щита и шлема, лишь с мечом у пояса. Сегодня на нем был легкий греческий кафтан узорного красного шелка с золотистой отделкой груди, тонкой серебряной тесьмой и мелкими золочеными пуговками. Когда Прияна увидела его в воротах, у нее упало сердце. При всем ее негодовании, не удавалось подавить невольного восхищения. Вспомнилось давнее: «Янька, вон твой жених»… Сейчас Святослав и правда походил на жениха, явившегося по невесту. И дружина ему под стать: родичи тоже в цветных кафтанах, отроки в относительно чистых рубахах – не в тех, в каких сидели на веслах.

Вместо белой свадебной вздевалки сама Прияна оделась в зеленое варяжское платье тонкой шерсти, сколола шелковые петли на груди позолоченными застежками из наследства Рагноры, повесила бусы. Не так уж ей хотелось понравиться Святославу, но пусть он, привыкший в Киеве к греческой роскоши, увидит, что она тоже не простота чащобная. Прияну била дрожь. Она сама не знал, чего сейчас хочет, на что надеется и чего боится. Восемь лет она жаждала выйти за Святослава киевского. И вот он приехал, чтобы на ней жениться, готов даже биться ради этого с Всесвятом. Но за время ожидания она накопила столько обиды за его пренебрежение, что больше не признавала за ним прежних прав. Тем не менее при одной мысли о нем почему-то падало сердце и слабели ноги.

И она добилась своего. Святослав остановился перед обчиной, где ждали его хозяева, княгиня Горислава уже держала рог, намереваясь приветствовать гостя по обычаю – но он глянул в сторону, заметил Прияну и застыл. Она стояла, гордо выпрямившись, и вид у нее в богатом варяжском платье, в очелье с серебряными подвесками, с длинной косой, сбегающей по плечу, был поистине княжеский.

Ему даже вдруг подумалось о матери: сколько лет та стояла превыше всех жен русских, но Прияна рядом с ней не потеряется…

– Будь цел, Святослав Ингоревич! – Княгиня Горислава подошла и протянула рог. – Коли с добром пришел, то пусть дадут тебе боги мира и блага под нашим кровом…

В голосе ее звучала затаенная горечь. Пытаясь избежать одной опасности, Полоцк навлек на себя другую – и эта нагрянула куда раньше и быстрее. Но Святослав не обратил внимания: он привык, что на него везде смотрят как на медведя, который вот-вот бросится. И гордился грозной славой руси, внушавшей трепет даже тем, кто ее еще не видел.

Когда Святослав принял рог, от сердца у хозяев чуть отлегло: теперь их связывал с опасным гостем обет мира, пусть на тот короткий срок, который он проведет под их кровом.

В обчине стояла прохлада и пахло сушеными травами. Набилось множество народу: Всесвят с родней, Святослав и Равдан с дружинами, у раскрытой двери теснились старейшины ближних весей, в тревоге ожидающих, что принесут эти переговоры – мир или войну и разоренье. На Святослава, который в таких молодых годах уже возглавлял самую грозную силу в этой части света, смотрели как на живого выходца из древних преданий. Пожалуй, кроме Прияны: с выходцами из сказаний она сама состояла в близком родстве и на своего припоздавшего жениха смотрела скорее с негодованием, чем с трепетом.

Княгиня налила меда в братину, подала мужу; отпив, тот передал Святославу и далее по кругу. Дочери Всесвята стояли в дальнем конце, приглядывая, как челядинки прислуживают за столом. Отроки внесли части печеного быка, хозяин стал оделять гостей. С трудом Всесвяту удавалось скрыть досаду и сожаление: вместо прекрасного лица Прияны ему приходилось вглядываться в замкнутое лицо светловолосого парня с мечом на боку, который имел власть смахнуть городок с холма над Полотой, будто снег с пенька. Вместо свадьбы ему предстояло совсем иное «веселье», которое вполне еще могло кончиться чьей-нибудь тризной.

– Послушай, Святославе, – начал Всесвят, в котором гордость боролась с осторожностью, а все выслушанные за ночь доводы не вполне победили законную досаду. – Давай поговорим с тобой…

– Я затем и пришел, – тоже не без досады ответил Святослав.

Но если Всесвят желал с наименьшим уроном для чести избежать каких бы то ни было сражений, то Святослав саму попытку разговора, отказ от немедленной битвы считал уроном своего достоинства. Всесвят не ошибался, прозревая в строгих чертах этого юного лица свою смерть. На попытку решить дело миром Святослав пошел из-за Прияны. Даже не из опасения, как бы ей не повредить. Внезапно проснувшееся ощущение сложности мира удерживало от привычных способов, прямых и неумолимых, как клинок рейнского меча. Ну, хотя бы пока он не пообвыкнет в этом новом мире.

– У тебя, я знаю, две невесты, обе княжьего рода…

Но Святослав поднял ладонь, и Всесвят умолк.

– Про это я не буду говорить. Свирькова дочь – моя. – Святослав бросил короткий взгляд на Прияну. – С этого начнем беседу. Если не согласен – мы пойдем.