Драконы летнего полдня - Маргарет Уэйс

Рыцарь в серебряных латах был олицетворением светлого в его душе – образ, который побуждал Стила сострадать, раскаиваться, жалеть. Постоянное столкновение светлых и темных сил, смутное ощущение, что в нем вот-вот что-то сломается, надорвется, лопнет, не давали юноше покоя, становились причиной внутреннего беспокойства, боли и мук… Тогда он приходил к Храму Паладайна.

Почему? Стил и сам не понимал. Он был молод; думал, что, как боги, бессмертен и оттого не нуждается ни в каких высших силах. Внутрь храма он никогда не заходил. Его мраморные стены, как ему казалось, студят кровь. Недалеко от того места, где он сейчас стоял, росла осина, под которой имелась изящная мраморная скамейка. Почитатели Паладайна не очень-то жаловали жесткую и холодную скамью, некогда служившую местом отдыха давно не существовавшему благородному семейству. Стилу нравилась эта скамейка. На ее спинке был выбит – судя по всему, начинающим ремесленником – рисунок, изображавший похороны Соламнийского Рыцаря. Воин со скрещенными на груди руками Лежал у каменной гробницы. Вокруг соламнийца в торжественном, скорбном молчании замер почетный конвой из двенадцати рыцарей. Стил обычно садился на траву, опирался руками на скамейку и, положив на них голову, забывался. Тишина и спокойствие воцарялись у него в душе, гнев проходил. Расслабившись, он неотрывно смотрел на рисунок и видел на месте рыцаря себя самого. Стил любил представлять, что он геройски погиб, спасая жизни своих друзей-приятелей, и только после гибели они его по-настоящему оценили. Иногда он воображал, что участвует в погребении рыцаря в качестве его недавнего противника, после честного поединка, явившись на похороны в знак уважения. Это почта с детальной точностью совпадало с его присутствием на погребении братьев Маджере… От этой мысли Стил поежился, хотя склонностью к суевериям он не отличался. «Ты совсем раскис, Светлый Меч… совсем размяк», – укорял он себя, устыдившись своей мимолетной слабости. «Все же странно, – подумал он, вглядываясь в темноту, безуспешно пытаясь уловить контуры мраморной скамьи. – Странно, что я до сих пор не вспоминал о ней». Стил грустно улыбнулся. Теперь он немало знал о богах и даже связал свою жизнь с одним из них. Он до мозга костей был предан той, которая повелевала царством Тьмы и, следовательно, темными силами его души. И если Стил приблизится к мраморной скамье, Королева не оставит его поступок безнаказанным. Да и Паладайн, вне всякого сомнения, обратит свой гнев на слугу Ее Темного Величества. Одно то, что он находится подле храма, могло быть расценено как святотатство. Палин было собрался вывести Стила из оцепенения, как за спиной раздался негромкий, но угрожающий рык зверя.

– Не шевелись, – тихо проговорил Палии. – Шагах в десяти от нас тигр.

Он…

– Не волнуйтесь, господа, – произнес из темноты спокойный голос. – Это Тандар – мой поводырь. Он вас не тронет… Довольно позднее время для прогулок… Вы заблудились? У вас проблемы? Могу я чем-нибудь помочь? Спутники, готовые к схватке, медленно повернулись на голос. Зверь шагнул в серебряную полоску лунного света… Это был белый тигр (крайне редкое явление для Ансалона), чрезвычайно крупный, с мощными, в голову человека, лапами, опасно осмысленным взглядом зеленых, в золотистую крапинку, глаз. На золотом ошейнике мерцал медальон с изображением дракона – знака Паладайна. Слова были произнесены женщиной, на которую тоже теперь падал свет луны. Одной рукой она поглаживала огромную голову зверя. Стилу сразу стало ясно, почему она назвала тигра своим поводырем: женщина была слепой. Рыцарь узнал ее. Перед ними стояла праведная дочь Крисания. Верховная жрица Храма Паладайна, она являлась также главой всех его почитателей на континенте. Двадцать лет прошло с тех пор, как Крисания, влекомая честолюбивыми помыслами, сошла вместе с Рейстлином Маджере в Бездну. Она едва не погибла там… Только оставшись одна и отчаявшись спастись, слепая, беспомощная, Посвященная вдруг «прозрела». Крисания вернулась в мир.

Лишенная возможности видеть его красоту, она теперь остро чувствовала его боль и страдания. Под ее мудрым главенством вера вновь окрепла, жрецы Паладайна стали глубоко почитаемы паствой. От нее, как и от храма, веяло покоем, величием благородством. Лицо, несмотря на следы пережитого, оставалось по-прежнему привлекательным, дышало безмятежной искренностью, непоколебимой верой. Стил вопросительно взглянул на Палина, который буквально лишился дара речи. Рыцарь хотел дать понять Палину, что не мешало бы им ретироваться, улучить момент и затеряться в ночи, но уж слишком пристально тигр следил за каждым их движением.

– Рыцарь и маг… подойдя ближе, произнесла госпожа Крисания. – Думаю, вы не просто заблудившиеся путники… Значит, имеете определенные намерения… Вы хотите просить благословения у Паладайна? Тигр вновь зарычал. Нужно было что-то отвечать. Стил локтем ткнул Палина в бок.

– Н-нет… не совсем так, Посвященная, – растерянно выдавил из себя маг.

Он побледнел, лоб покрылся испариной. Белые маги должны были почитать Паладайна, следовать его заповедям. Вызволение же из Бездны черного колдуна явно не относилось к числу поощряемых богом поступков.

– Добро пожаловать, Палин Маджере, – сказала Крисания.

– Как… как ты догадалась? – выдохнул пораженный Палин. Крисания рассмеялась; смех ее был подобен перезвону серебряных колокольцев.

– Как я догадалась? Почувствовала запах лепестков розы, необходимых для магических заклинаний. Когда же я услышала голос, то уловила в нем интонации Карамона Маджере… а манера речи напомнила мне о Рейстлине. – Последнюю фразу Крисания произнесла едва слышно. Маг оторопело молчал. Бледность на его лице сменилась пунцовым румянцем, словно он стоял в свете Лунитари. Доброжелательно улыбаясь, Крисания обратила свои безжизненные глаза на Стила.

– О присутствии рыцаря я догадалась по бряцанию его оружия. Определенно не ошибусь, если скажу, что Палин Маджере в компании одного из своих братьев.

Танина или Стурма я имею удовольствие приветствовать? Стил мог по-разному ответить. Проще всего было выдать себя за одного из братьев; хрипотцу и резкость интонаций объяснить, к примеру, насморком. После краткого обмена любезностями они бы раскланялись. Тогда как скажи Стил правду… Рыцарь посмотрел на зверя… Тигр не сводил с него глаз, светившихся той осмысленностью, что у любого другого животного представить было бы невозможно.

Одной своей массой зверь подмял бы рыцаря под себя. Даже если бы он поразил его мечом, челюсти Тандара успели бы сомкнуться у него на горле. Стилу пришла на память его собственная бравада-бахвальство: …чтобы я разгуливал по Палантасу в одеянии содержателя таверны! Но под чужим именем он тоже не будет прятаться!