Услышь меня, чистый сердцем - Валентина Малявина

16

Ожидание показаний доктора к концу процесса стало для меня почти навязчивой идеей, хотя разумом понимала: хода суда это не изменит…

Странные вещи проделывает с человеческим сознанием усталость. Отчего мне вспомнились и звучат теперь в мозгу снова и снова те слова Андрея о неправильно загаданном желании?

Возможно, все, что случилось после, — от этого? От неправильно загаданного тогда?..

Не исполнилось ничего. Совсем ничего.

…Вот мы снова садимся в машину, и хотя не совсем прилично было оглядываться на нас с Андреем — все разом оглянулись. Андрей снова обнял меня.

Молоденький шофер опять подмигнул, и мы покатили сквозь джунгли. Я не ощущала ни времени, ни жары: мне было так томительно-хорошо с Андреем.

Через какое-то время Гена снова остановил машину.

— Девочки налево, мальчики направо, или наоборот, — хохотал он.

Александр Григорьевич Зархи воскликнул:

— Куда?! В джунгли?! Нет уж, голубчик, я Канди подожду.

Все оставались на своих местах, а мы с Андреем, взявшись за руки, пошли в одну сторону.

Гена, наш цейлонский начальник, строго крикнул нам:

— Не удаляться! Всякое может быть — джунгли!

Мы отошли от дороги и ступили на уз кую тропу джунглей. Вокруг высокие травы и диковинные цветы во весь рост.

— Я пойду чуть дальше по тропе, а ты оставайся здесь, — предложил Андрей.

— Нет! Пожалуйста, не ходи никуда дальше. Я за дерево спрячусь — вот и все.

Осторожно раздвигаю травы и цветы, направляюсь к дереву — и вдруг ветка, как живая, как чей-то прекрасный хвост, взметнулась вверх. Смотрю, а на дёреве полно маленьких обезьян, смотрят круглыми глазками, скалятся, о чем-то переговариваются.

— Андрей, иди скорей сюда! Здесь столько обезьянок!

— Ух, ты! Как их много! Сейчас явится их мама, она задаст нам жару. Иди на мое место, а я тут пока…

— А мне здесь интересно.

— Нас ждут. Иди скорее на мое место и пошли к машине, а то, и правда, здесь такое великолепие, что можно заблудиться, а мы здесь, надеюсь, еще нужны советскому искусству.

Я вышла на тропу…

— Пойдем, Андрей!

Но ему явно не хотелось уходить из джунглей. Он прислушивался к звукам, склонив голову набок. А я любовалась ярко-красным цветком, цветок был больше моего лица. Было ощущение, что он вот-вот заговорит со мною.

Нас звали, и мы, притихшие, вернулись к машине.

Я достала из сумочки свои любимые духи «Ма грифф», капнула на руки себе и Андрею.

— Не жалко?

— Не очень.

Путь был сказочный».

«…Ну вот, наконец — Канди. Но для того, чтобы попасть в центр города на площадь, где проходил праздник, нам надо было пройти по висячему, очень длинному и очень узкому мостику на головокружительной высоте. Дощечки этого мостика проваливаются под ногами, а потом снова встают на место. Веревки, за которые надо держаться, провисают. А там, внизу, река быстрая, несется куда-то, по берегам реки — джунгли.

Александр Григорьевич явно трусит. Павел Филиппович держится, но весь красный. Лилька счастлива, как будто она построила этот мостик и провожает нас на праздник. Мне интересно и чуть страшно, хотя я не боюсь высоты, но уж очень головокружительная! Андрей, как мальчишка, стал раскачивать этот легкий мостик. Зархи как закричит на Андрея, даже небывалой красоты птицы тут же отозвались на этот крик и вылетели из джунглей. Совсем фантастично — они подлетели к нам. Андрей — очень серьезно:

— Сейчас нас съедят.

Зархи обращается к Гене:

— Наведите порядок!

А как его навести? Мостик почему-то раскачивается все сильнее и сильнее, а мы прошли всего полпути. И птицы все прибывают и прибывают посмотреть, как мы трусим. Я дотронулась до крыла прекрасной птицы, она по-царски повернула ко мне голову.

Андрей шел сзади. Наверное, ему понравились мои отношения с птицей, он легко прошел ко мне по гнущимся дощечкам.

— Как ты?

— Любуюсь птицами, они нас провожают, чтобы нам не было страшно.

— А я тебя страшно люблю, — вдруг сказал Андрей.

Ну, наконец-то! Свершился наш переход!

По дороге зашли в оранжерею, в царство спокойствия, царство мечты. В этой оранжерее разные-преразные орхидеи. Я отошла в сторону, наклонилась и нежно поцеловала три цветка, я всегда целую цветы и разговариваю с ними.

Когда я поднялась с колен, увидела, что Андрей смотрит на меня, но смотрит почему-то грустно. Нам подарили по огромному букету самых изысканных на свете цветов.

В это время подъехал наш симпатичный шофер: он ехал сюда в объезд.

Александр Григорьевич ворчал, почему мы не поехали на машине. Но говорить не хотелось — Так красиво было вокруг. Шофер позаботился о наших цветах и отнес их в машину.

А Гена предложил нам покататься на слонах! Мы спустились в карьер, и я побежала к слону, который мне понравился. Однако возчик показал на другого, наверное, тот был спокойнее, но я уже вплотную подошла к своему. И вдруг — мой слон тихо и ласково обнимает меня хоботом за талию и переносит к себе на спину. Никаких сидений на спине моего слона не было, только маленький коврик — вот и все убранство. Держаться не за что, я наклонилась, будто на лошади, взялась двумя руками за его огромную спину, она светло-коричневая и вся в морщинах, и мы поехали: подо мной — живое, теплое, шевелится, мне почему-то показалось, что это — земля. Я никого не видела. Я испытывала совсем новое ощущение. Мы с моим слоном сделали три круга, и он вернулся на свое место. Возчик был под кайфом, жевал какую-то травку и хохотал во весь свой рот, красный от этой травки. Я не понимала, как я буду слезать. Мой умный слон забросил хобот на спину. Ну? И что дальше?

Андрей улыбается:

— Нежно ложись на хобот… Не бойся! Ближе к середине.

Так я и сделала. Слон крепко обнял меня и осторожно стал опускать, опустил почти до земли и стал качать, как бы баюкать… очень приятно!

— Ну, все-все, — сказал Андрей.

Гена что-то шепнул возчику, возчик — слону, и тот поставил меня на землю. Голова слегка кружилась, Андрей обнял меня, и мы пошли к машине.

В Коломбо все газеты напечатали снимок, как слон сажает меня к себе на спину: юбка — в небо и глаза в небо — от испуга».

«…Праздник на большой плошали с изваянием огромного Будды. Вошли в храм. В храме тихо, может быть, оттого, что все босиком… Разглаженные лица, словно ни у кого нет морщин. Умиления на лицах не было — Вселенский Покой…

Вышли из храма, подходит ко мне человек:

— Я коммунист, но верю в Будду.

— Я не коммунист и верую во Христа, — ответила я.

Мы пошли к плошали, и коммунист с нами.