Торговец отражений - Мария Валерьева

Осборн улыбнулся, полистал ленту в беседе и, зевнув, сказал:

— Ливье сегодня.

— Значит, можно спать?

— Спать? Это ты мне сейчас предложила Ливье прогулять?

— Почему бы и нет. Ты ведь не очень хочешь идти.

— Что-то ты сегодня особенно сговорчивая, — заметил Осборн.

Грейс тряхнула волосами, в которых затерялись украденные лучи, спрыгнула с подоконника и подлетела к Осборну как подгоняемое ветром облачко.

— Я ведь никуда не пойду без тебя, если не захочешь. — Грейс положила голову Осборну на плечо.

Он улыбнулся, поднял глаза к потолку, как обычно, поискать одобрения у легенд прошлого. Музыканты, кажется, были удивлены, но чему именно, Осборн не понимал. Сверху виднее.

— Ну, давай сходим что-ли… — подумав, сказал Осборн, а потом зевнул. — Как думаешь, я смогу у нее поспать?

Грейс с искренней и пожирающей влюбленностью в глазах посмотрела на Осборна, улыбнулась и прошептала:

— Делай что хочешь. Я все устрою.

— Ты очень позитивно настроена.

— Всякое может случиться за одну ночь.

— Что случилось с тобой вчера? Мне надо беспокоиться? — пошутил было Осборн.

— Милый, ты преувеличиваешь. Все ведь для тебя, — сказала Грейс и поцеловала его в острый подбородок.

Осборн даже глаза распахнул от удивления.

— Чего? Как ты… меня назвала?

— Разве тебе никогда не хотелось, чтобы мы с тобой миловались у всех на виду как Руби и Шеннон? — прошептала Грейс, улыбаясь.

— Ну, ты же не любишь…

— Я люблю все, что любишь ты.

— Это с какого момента?

— С первого взгляда.

— Я раньше не замечал.

— Ты просто слишком занят делом. Хочешь, я буду называть тебя милым?

— Грейс… — прошептал Осборн, — да мне все равно!

— Давай перестанем стесняться друг друга? Мы будем сидеть ближе, чтобы все видели, — прошептала Грейс.

Осборн думал, что все еще не отошел от воздействия вспомогательных творческих средств. Грейс ненавидела, когда другие люди показывали всему миру чувства. Она всегда говорила, что любовь должна оставаться в двух сердцах. Но Осборн точно не чувствовал себя пьяным. Даже малейшая туманность исчезла, растворилась. Он был в рассудке. Но чувствовал так, будто сходил с ума.

— Грейс, я…

— Молчи, просто молчи. Я вижу, что ты хочешь этого, — прошептала Грейс.

Осборн точно рехнулся.

Это все не реальность — просто фантазия. Просто сон, который вдруг обратился жизнью. Но он чувствовал, что все происходит наяву.

А на улице все еще шел дождь. Деревья облетели за ночь и стояли обнажившиеся и смущенные. Люди не обращали на них внимания — бежали к корпусу, прикрываясь зонтами, а огромные капли били по земле как град. И только Грейс с Осборном не спешили.

— И как тебе не лень со мной таскаться? — посмеивался чуть разбуженный и приведенный в чувства Осборн. От непривычки он не знал, что делать с краснеющим пятном на шее, и поплотнее закутывал свободной рукой шарф.

— Я просто придерживаю тебя за локоть.

— Потому что я шатаюсь как последний алкоголик на свете.

— Ты просто устал. Не мучай себя.

— Устал…

Осборн вдруг зацепился носком за камень, споткнулся и полетел бы носом в асфальт, если бы Грейс не удержала его.

Какая же она сильная стала, подумалось Осборну.

Глаза защипало. Он поднял дрожащую руку, но не попал по глазам, а утер нос. Остатки не выветрившегося алкоголя ударили с новой силой, голова заболела, а чувства, как бывало редко, обострились. Осборн вдруг почувствовал себя самым гадким человеком на свете.

— Что случилось, милый?

— Ты… ты обижаешься на меня? — шепотом спросил Осборн.

— За что?

— За все… За все! За то, что я просто ходячая неприятность.

— Ты не ходячая неприятность, дорогой.

— Конечно! Я просто алкоголик, который насколько бездарен, что написать что-то адекватное может только под градусом! Я всего-то храню бутылки под кроватью, чтобы ночью, если что, приложиться, а по ночам хожу в заброшенный дом и потом не помню, что там было! А ты меня терпишь! Ты ко мне с добром! Кто же я тогда, Грейс, если не ходячая неприятность? — громко шептал Осборн, запутываясь в словах. Последнюю фразу почти выдохнул.

И вдруг он замер — признание вырвалось так неожиданно, что даже сам не успел подготовиться его услышать. Осборн вздрогнул.

А Грейс выслушала и улыбнулась.

— Ты — Ангел, милый. И чтобы выросли крылья, нужно потерпеть.

— Мне их ударом о землю оторвет или кто-то другой отрежет? — Кисло улыбнулся Осборн и вытер тыльной стороной ладони влагу под глазами.

— Как ты захочешь, милый.

Прежде он бы задумался над ее словами. Но в тот день был слишком раздавлен.

— Какая же ты прекрасная, Грейси, — прошептал Осборн и обнял девушку.

Они долго стояли под деревом и слушали шелест листьев над головой, а двинулись только когда до лекции оставалось несколько минут.

Студенты собирались в лектории. Помещение наполнялось разговорами, запахом табака, кофе и мокрой одежды. Многие, видимо, позабыли зонты дома.

Осборн, еще немного шатавшийся, занял место. Грейс села рядом. Они сидели в тишине, смотрели на пустую доску и, кажется, ждали первого шага от другого. Головная боль Осборна стала невыносимой. Он вытащил из кармана таблетницу, полистал планшетки и, к счастью, нашел подходящую пилюлю. Запивать нечем, так что пришлось проглотить. Но лекарство, к сожалению, ни боли не забрало, ни мыслей не прояснило.

Тогда Осборн будто бы все еще пугаясь, не веря себе, положил руку Грейс на колено. Все, казалось, смотрели на них, хотя не могли видеть. А Грейс посмотрела на него, улыбнулась и пододвинула ногу ближе. Осборн подумал, что сгорит на месте, если Грейс еще раз так на него взглянет.

Вдруг дверь распахнулась. Разговоры стихли.

В аудиторию вошел Шелдон Лэмб.

Он был еще выше, чем всегда. Черный костюм сглаживал некрасивую угловатость, и его болезненная вымученность превратилась в аристократическую стройность. Гость поправил чуть растрепавшиеся кудряшки, снял черные очки, небрежно бросил их на