Нить жемчуга. Книга первая. Стихия – Тьма. - Надежда Сергеевна Ник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жизнь порой вынуждает делать необдуманные поступки. — Козерог склонил голову набок. Глубокие темные глаза цвета вечернего неба смотрели печально. — Сейчас тебе кажется это необходимым, и другого пути нет, но, возможно, стоит подождать, и мы придумаем что-нибудь еще. Ты же понимаешь, насколько рискуешь, встречаясь с ним?
Вероника растерянно посмотрела на козерога. Он снова залез в ее голову без разрешения… А ведь эта новая мысль возникла у нее какое- то мгновение назад. Нельзя ждать, она и так сегодня чуть не погибла. Может, Ферро и отпустил ее, но без его помощи девушке не выжить…
Сильваер молча смотрел на нее, и Вероника почувствовала себя так, словно совершает предательство… Но это неправда! Она хочет совсем немного, ей хватит и тысячной доли его мастерства, никто не сможет дать ей больше. Но для этого ей придется снова встретиться со своим страхом лицом к лицу. Просто она хочет жить! А еще она, кажется, верит, что ее время ещё не закончилось.
— Ты уже решила, — Сильваер печально вздохнул. — Я знаю, что не должен давать тебе советы, особенно те, о которых ты меня не просишь.
— Нет, я действительно не знаю, что мне делать, — она виновато улыбнулась. Но одно дело решить, другое — решиться! — Просто я…
— Идем, я видел пруд здесь недалеко, — вдруг непринужденно проговорил козерог и, взяв Веронику на спину, бесшумно заскользил в чащу.
Сильваер вспомнил о чем-то важном или не хотел продолжать разговор? Девушка была уверена в том, что козерог теперь замолчит надолго, но, не пройдя и десятка шагов, он вновь подал голос:
— Мы живем, потому что должны учиться. Это важно, здесь и сейчас. Мы оказались тут, значит, для нас это необходимо. Ты смелая, но ты всего лишь дитя… Ты права, одного желания недостаточно для того, чтобы выжить здесь, даже с моей помощью.
Ты боишься — это нормально. Мы боимся, пока можем чувствовать боль и голод, наше тело слабо, оно не идеально и не вечно, каким бы совершенным оно ни казалось. У всех есть свой срок, как у каждого цветка на лугу. Он растет, зацветает, сбрасывает свои семена и засыпает под зиму. Цветок не боится, не задумывается, просто живет. У тебя есть сознание, оно часть тебя, но, как и у цветка, у тебя, в сущности, небольшой выбор. Ни ты, ни цветок не знаете, что ждет в будущем.
— А кто-нибудь может узнать?
— Конечно. Когда я говорил, что это невозможно, ты поняла меня слишком буквально. — Сильваер остановился на краю небольшой рощицы. — Мы все знаем, что для нас лучше. Я говорю не про наши эгоистичные тела. Они нуждаются в пище и защите. — Козерог обернулся к девушке. В темно-синих глазах загадочно блестели звезды. — Мы все знали, когда еще не были собой.
— Я тебя не понимаю. — Девушке мучительно захотелось сменить тему. Она слишком измотана, сейчас не самый лучший момент, чтобы копаться в ее чувствах, она понимала, что Сильваер делает именно это… — Ты знаешь, откуда… берется жизнь?
— Ты хочешь знать, что поддерживает в нас жизнь и куда уходит, когда наш путь закончен?
Вероника не очень уверенно кивнула.
— Я живу так давно, что мог наблюдать за этим множество раз, жизнь любого существа — для меня всего лишь мгновение… — Козерог поднял голову, ловя ноздрями воздух. — О, кажется, нам туда!
Девушка не могла бы сказать наверняка, что для нее тяжелее: поддерживать разговоры с козерогом или его глухое молчание. Ох, для чего ей все эти слова? Их так сложно понять…
Вероника устала от того, что мир для нее так быстро и безвозвратно меняется, все, к чему она привыкла, рушится и летит в тартарары. Девушка со злостью и обреченностью рванула на себе куртку, давно превратившуюся в лохмотья.
— Зачем мы живем? То есть я хочу сказать… — Она нахмурилась, стараясь подобрать слова. — Здесь нет людей. В этом лесу есть звери, птицы, деревья, и они, наверное, счастливы жить здесь. А зачем тут быть людям?
— Ты считаешь, что тебе сложнее, чем цветку или птице, но это не значит, что кому-то из вас незачем жить. Мы разные, и нам всем непросто, ты удивишься, если узнаешь, что жизнь цветка или полевой мыши не сложнее и не проще наших с тобой. Каждый вправе рассчитывать на то, что ему по силам. У людей множество целей, которые диктует вам сознание. Тебе кажется, если оно потухнет в конце жизни, то все существование потеряет смысл, а опыт окажется потерянным? Ты ошибешься, поверив в это.
Сильваер бесшумно брел сквозь чащу:
— Ты любишь смотреть на звезды, Вероника? Представь, что одна из них живет в тебе, не навсегда, до времени, она уйдет, когда наступит ее час. Она — и есть ты.
Ты проживешь еще сотни и тысячи жизней. На небе бесчисленное множество звезд. Одни — яркие, они могут уйти в другие миры, много лучшие по сравнению с нашим. Другие — молодые и тусклые — остаются, пока их черед не настанет. Яркие или тусклые, все они идут каждая по своему неповторимому пути. Сколько времени он займет, зависит только от них самих. Они могут встречаться и расходиться множество раз. И в отличие от настоящих звезд они не погаснут. Никогда. Запомни это, дитя. Главное — сама жизнь — бесконечная череда изменений.
Через четверть часа козерог с девушкой на спине по еле заметной звериной тропе спустились к небольшому озеру с песчаными берегами. Девушка очень осторожно погрузилась в воду. Боль в руке притихла, но она обязательно вернется от прикосновения влаги.
Вероника сидела, опустившись в воду по шею, и не двигалась, пока не онемели от холода пальцы рук и ног. Но, решившись наконец отмыть грязь и кровь, она с удивлением обнаружила тонкий розовый шрам в том месте, где была страшная рана, на которую девушка боялась взглянуть.
— Сильваер, смотри! Смотри! — Она выскочила из озера и босиком подбежала к козерогу. — Какое чудо! Это ты сделал? Ты не говорил, что умеешь!
Козерог меланхолично объедал молодые веточки и обмахивался своим длинным хвостом, отгоняя назойливых комаров.
— Не я, а ты. — Сильваер оторвался от завтрака, поймав недоумевающий взгляд Вероники. — Я могу пытаться помочь тебе, но только от тебя зависит, будет моя помощь полезна или пропадет.
— Ты же вылечил меня? — Девушка
