Книга без переплета - Инна Гарина

- Не свалишься? - поинтересовался Доркин.

- Свалюсь. Ну и что?

И Баламут энергично взялся за дело.

- Только ты и способен разделить мою радость сегодня, прочувствованно сказал он, ставя еще один кубок перед чатури. - Так повеселимся же от души! Надеюсь, скоро я смогу угостить тебя во дворце моего короля - ты еще увидишь, как гуляют айры! Ах, дом родной...

Чатури вынул клюв из кубка, запрокинул головку, глотая вино, а затем громко вздохнул.

- Да, дом... двести лет я не был дома. Обещай мне, Баламут... я, конечно, последую за тобою всюду, ибо хоть ты и человек, а не собрат мой чатури, но именно ты дал мне впервые ощутить сладость дружеских уз, чего мне не доводилось знать прежде... так вот, обещай мне, что когда-нибудь мы с тобою позаимствуем у короля айров один из этих ваших Разрушителей Стен и навестим мой край, мою прекрасную родину!..

- Обещаю, - торжественно сказал Доркин. - Однако, по-моему, ты слишком быстро набираешься. Так не годится.

- Не годится, - согласился чатури. - Но так и есть. Через это я и погиб в свое время.

- Как это?

Чатури попытался зловеще заскрежетать клювом, но получилось лишь слабое щелканье.

- Хорас, этот негодяй... я ведь не рассказывал, как ему удалось меня поймать?

- Нет.

Баламут навострил уши.

- Так и удалось. И я ведь знал, знал этот старый, испытанный способ так испокон веков ловят и райских птиц, и жар-птиц... и все же я спустился с дерева, не в силах устоять перед соблазном попробовать отборной яровой пшеницы, вымоченной в вине. Думал успею удрать, прежде чем затянется сеть. Не успел.

- Бедняжка, - сказал Баламут, пораженный этим откровением. - Но хоть попробовал?

- Попробовал... С тех пор дал клятву не прикасаться к вину. Но сегодня такой день - удивительный день, скажу я тебе, Баламут! Я чувствую, сегодня боги будут говорить со мною. Они откроют мне какие-то тайны... и тайны эти суть велики...

- Тогда не пей больше, - забеспокоился Доркин. - А то еще не поймешь ничего или перепутаешь!

- Ни за что. Я слишком рад за тебя и твою... ик!.. принцессу. Пусть боги говорят - я готов!

Он действительно был готов. Баламут только досадливо щелкнул языком, когда буквально сразу после этих слов чатури опрокинулся на спинку, раскинул как попало свои великолепные крылья и захрапел прямо на столе, устремив к потолку разинутый клюв.

Впрочем, Баламуту и самому много не понадобилось. Очень скоро он почувствовал, что глаза начали слипаться, а пол утратил свою устойчивость. Кое-как совладав с непослушными ногами, он перенес чатури со стола на свою кровать, а сам отправился спать туда, где спал все время после изгнания Хораса - под дверь к принцессе Май. Там в уголочке у него было припасено два одеяла, одно из которых он стелил на пол, а другим укрывался, и так же он поступил и сейчас, хотя принцессу вроде бы не от кого было охранять. Особенно теперь, когда и царственного соперника не стало. И едва успев приклонить голову, Доркин заснул крепчайшим и сладчайшим сном, не предчувствуя более никаких бед, наконец-то счастливый...

По времени и впрямь была уже "ночь", так что ничего удивительного не было в том, что его сморил столь глубокий сон. Сон одного за другим сковал и остальных обитателей крепости Хораса. Поэтому никто не увидел, как вечно хмурое небо за окнами вдруг потемнело, словно на эту землю пала настоящая ночь. Мрак окутал безжизненные деревья в лесу, мрак укрыл четырехбашенное здание из красного кирпича, мрак расползся по его внутренним покоям, коридорам и лестницам. Мрак придавил собою огонь в каминах, оставив лишь слабо тлеющие угли с перебегающими по ним искорками. Непроницаемый мрак воцарился всюду, нежданный, зловещий, и никто не знал об этом, ибо сон сморил всех.

Только чатури метался на кровати Доркина и что-то тревожно бормотал, словно силясь проснуться, но оковы сна были неодолимы. Самого же Баламута до поры до времени не тревожило ничто. Он спал и снился самому себе малышом, беспечным и свободным от всех и всяческих тревог, сидел на коленях у своего отца - королевского шута, а тот смешил его, и Доркин улыбался во сне.

Сновидение переменилось внезапно. Только что он смотрел в веселое лицо отца, как вдруг очутился в весьма неприятном месте - глухой и темной пещере, из которой не было выхода, почему-то он знал это. Низкие своды ее и неровные каменные стены освещались единственным факелом, небрежно воткнутым в какую-то подставку, и света этого едва хватало, чтобы разглядеть выстроившиеся рядами вдоль стен темные смутные силуэты. Люди то были или всего лишь тени - трудно было сказать. Баламут не то стоял, не то висел в воздухе где-то под потолком, не ощущая своего тела и не зная, человек ли он сам или тоже всего лишь тень.

В центре пещеры, представлявшей из себя неправильный четырехугольник, трепетала еще одна неясная тень, и она-то и приковывала к себе все внимание Доркина, тревожа душу зловещим предчувствием. Он силился разглядеть ее, и постепенно контуры тени делались все отчетливей и все больше напоминали человеческую фигуру. И вдруг Доркин узнал ее - то была принцесса Май, но в каком виде! Нежные руки ее были связаны за спиной, голова низко опущена, волосы отброшены вперед, на лицо, обнажая хрупкую белую шею - то была жертва, приведенная на заклание!

Душу Баламута обуял несказанный ужас. Он попытался броситься к Май, чтобы защитить, спасти, но не мог двинуться с места, не владея своим телом, которого как будто и вовсе не было. Он бился внутри невидимых пут, силился закричать хотя бы, но не мог даже этого!

Ужас разбудил его, и Баламут вскочил на ноги, прежде чем успел понять, что уже проснулся, и рука его сама собою выхватила из-за голенища кинжал. И, как оказалось, не напрасно.

Он увидел тьму вокруг и больше ничего. Но на него повеяло сквозняком, и тело его поняло раньше, чем это дошло до сознания, что дверь в опочивальню принцессы открыта нараспашку.

На дальнейшие действия Баламуту не понадобилось ни времени, ни размышлений. Он еще не очнулся до конца, как уже, ведомый безошибочным инстинктом, подкрепленным любовью и тревогой, оказался внутри комнаты. Прыжок - и пальцы одной руки сомкнулись на горле человека, присутствие которого он скорее угадал, чем различил в непроглядной тьме, а вторая рука изо всей силы нанесла удар кинжалом. Человек лишь слабо вскрикнул и повалился на грудь Баламуту. Тот отшвырнул его от себя, зная, что удар достиг цели, и в ужасе закричал:

- Май, вы целы?!

Он сделал шаг к постели принцессы, пытаясь и страшась хоть что-нибудь разглядеть, и ему ответил ее дрожащий голосок:

- Да, Доркин... но что... что случилось?

Горло Баламута перехватил спазм невероятного облегчения. Кое-как справившись с собою, он повернулся к дверям и, забыв, где находится, зычно взревел: