Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй - Сергей Самаров

– Что там произошло утром? – спросил Карл недовольно.

Граф Оливье стал рассказывать о том, как сначала уничтожил датский полк конунга Сигтрюгга, как утроил с помощью ложного гонца ловушку коннице вагров, заставив почти всю конницу выступить из Старгорода на границу с Данией, потом об утреннем сражении с этой самой конницей вагров, и о своем поединке с воеводой Веславом. Причем, совершенно ничего не приукрашивал, и честно признал, что Веслав оказался более искусным в воинском деле, нежели он.

– Вы, ваше величество, скорее всего, больше не увидели бы в живых своего преданного слугу графа Оливье, если бы простой солдат Третьен из Реймса не ударил секирой Веслава в спину. Это был предательский удар, который запятнал мою честь. Я бы предпочел погибнуть во славу своего короля, нежели спастись таким бесславным образом. И я в порыве гнева срубил Третьену голову.

– Третьен из Реймса… – повторил король. – Что-то мне это имя говорит. Но вспомнить не могу. Ты не напомнишь мне, граф?

– Три с половиной года назад, в преддверии турнира в Хаммабурге, этот Третьен устроил на дороге ссору с саксом из свиты эделинга Виндукинда. Ваше величество хотели повесить Третьена, но я попросил вас сохранить ему жизнь, потому что этот солдат сопровождал меня в дороге до вашей ставки, и там тоже спас меня, прикрыв со спины, но не в поединке, а в общей схватке. А на следующий день Третьен на турнире простолюдинов дрался с тем самым саксом, с которым затеял ссору на дороге. И тогда вышел победителем. Простите, ваше величество, что я поторопился сам наказать человека за услугу, которую он мне оказал, несмотря на то, что он уже во второй раз спасал мне жизнь. Но моя графская должность вашей милостью является еще и должностью судейской. И я сам приговорил Третьена к смерти. Больше мне сегодня не пришлось обнажать меч. Хотя я вызвал на поединок графа де Брюера, думая, что он со своим полком разобьет вагров. Поединок я предложил провести сразу после боя. Но де Брюер трусливо убежал с поля боя, и поединок не состоялся.

– Значит, ты не водил славянский полк против полка де Брюера? – спросил король.

– Я даже позволить себе такого не мог, ваше величество. И по двум причинам. Первая причина – верность моему государю. Вторая причина – боя, в который можно было бы вести полк, не было. Славянские стрельцы просто расстреляли из луков сначала рыцарскую и остальную конницу до того, как она приблизилась на удар копья, а потом почти полностью уничтожили и пехотный строй. Оставшиеся, видя, что их командир сбежал, побежали тоже. Не отступили, а просто побежали, покрыв себя позором. Уже после бегства де Брюера я, признаюсь, попытался протрубить в рог команду к отступлению. При организованном отступлении потерь было бы меньше. Но убегающих с поля боя остановить бывает невозможно.

– Де Брюер! – позвал король.

От прямого зова граф де Брюер спрятаться не посмел, и выехал вперед.

– Ты слышал, что говорит граф Оливье?

– Мой король, – мягко и вкрадчиво ответил де Брюер. – Я знаю, что многие люди из твоего окружения плохо ко мне относятся только потому, что вы, ваше величество, уделяете мне, с их точки зрения, слишком много внимания. Мне просто завидуют, и потому стремятся меня очернить в ваших глазах. Если мой король не желает верить мне, и верит графу Оливье, я готов удалиться от двора навсегда. Мне будет трудно смириться с королевской немилостью, но я смирюсь…

– Это еще не все, Карл, – снова вступил в разговор королевский дядюшка. – Граф Оливье со свойственным ему благородством не стал говорить, что граф де Брюер не только большой лгун, но он, в дополнение ко всему, и преступник, который недостоин носить звание рыцаря.

– О чем ты, монсеньор? – спросил король.

– Граф де Брюер нанял людей, чтобы они по дороге к твоей ставке устроили засаду и расстреляли из арбалетов моего воспитанника. Счастье Оливье, что князь Бравлин послал в сопровождение графа своих стрельцов. Они перебили арбалетчиков до того, как те успели выстрелить.

– Это еще одна ложь, призванная поссорить меня с моим королем, – предельно миролюбиво сказал де Брюер. – Пусть монсеньор Бернар докажет свои слова.

Король посмотрел на славян, и увидел среди них вставленных вперед двух пленников с петлями на шее. Он сразу понял, что это за люди. Сами славяне обычно не носили стальные кирасы. А оба пленника были в обычных кирасах франкского войска. Вообще-то Карл обычно не любил, когда насильственные действия проводились против его солдат. Но, в данном случае, эти действия проводились против пэра королевства. И это все меняло.

– Доказать? – переспросил Бернар. – Граф де Брюер неправильно понял мои слова или я выразился неудачно. Славянские стрельцы не всех перебили. Двоих захватили в плен. И они готовы ответить королю, на какое дело их послал де Брюер.

– Я не знаю этих людей… – де Брюер тоже увидел пленников. – Я думаю, что мои недоброжелатели наняли каких-нибудь мародеров, чтобы те свидетельствовали против меня.

– Государь, – граф Оливье сделал шаг вперед. – Так мы можем до бесконечности спорить, препираться, отнимая ваше драгоценное время, и в итоге не сможем добиться правды…

– Что ты предлагаешь, доблестный граф? – спросил король.

– Я понимаю, как королю трудно поверить одному и обвинить другого. Королю не известна правда. Но правда известна Богу, ваше величество.

– Я понял, – сказал Карл. – Ты предлагаешь поединок Божьего суда?

– Да, ваше величество.

Окружающие короля рыцари свиты стали один за другим выкрикивать:

– Божий суд!

– Божий суд!

Но графа де Брюера такой исход явно не устраивал.

– Ваше величество, – снова обратился он к королю. – Даже если я стану победителем в поединке Божьего суда, меня все равно будут ненавидеть при вашем дворе. И потому я еще раз прошу вашего разрешения на то, чтобы мне удалиться от двора навсегда, и смириться со своей участью.

– Ваше величество, – теперь уже к королю обратился граф Оливье. – Де Брюер сегодня уже убежал от поединка со мной. Не позвольте ему убежать снова.

– Отпустите меня, ваше величество… – уже властно, потри требовательно сказал де Брюер.

– Кроме того, – внезапно король принял решение, – даже если де Брюер станет победителем в поединке, кто запретит мне после этого отпустить его от двора? Если останется жив, я отпущу его. Надеюсь, мои рыцари меня в этом поддержат?

– Божий суд!

– Божий суд!

Рыцари короля высказали свое мнение.

– Готовьтесь к поединку. Думаю, лучше его провести на вершине утеса. А я пока прочитаю послание князя Бравлина.

И Карл принял из рук Оливье свернутую трубкой папирусную бумагу, обвязанную шнуром и запечатанную восковой печатью.

– Там еще кто-то едет! – словно надеясь, что это избавит его от поединка, показал де Брюер на дорогу. Много воинов. Сильный отряд.

– Это славяне, – сказал кто-то из рыцарей, удобнее перехватывая копье.

– Враги не смогли бы проехать через наши посты, – успокоил обстановку монсеньор Бернар.

– Мне кажется, я узнаю передового всадника, ваше величество, – сказал граф Оливье. – У него весьма примечательный рост. Но, по крайней мере, коня я узнаю точно… Этого коня вы подарили победителю турнира в Хаммабурге три с половиной года назад.

– Годослав! – воскликнул король. – Князь бодричей с удовольствием посмотрит, как Бог творит свой суд. Вовремя он подоспел. У меня, кстати, есть к нему и важный вопрос. Де Жерен, – позвал Карл своего главного герольда. – Встреть Годослава, и проводи ко мне в палатку…

Глава двадцать четвертая

Почти сразу после переправы через Лабу отряду князя Годослава встретился примерно равный по силам отряд франков, расположившийся лагерем рядом с деревней. Уже само присутствие здесь франков навевало определенные мысли. Это была земля вагров. И если франки здесь чувствуют себя так уверенно, почти, как хозяева, если жгли костры, и готовили себе поздний ужин, это могло значить только то, что король Карл находится уже под стенами Старгорода или, по крайней мере, выступил туда с немалыми силами. С такими немалыми силами, что оставляет на своем пути отряды численностью более сотни воинов. Количество франков Годослав легко посчитал по количеству походных костров.

Переправившиеся славяне не из темноты появились, и не неожиданно, потому что даже по реке плыли с зажженными факелами, ни от кого не скрываясь, и не могли не потревожить отряд франков. И те быстро выстроились в боевой порядок, который освещали горящие за их спинами костры. Правда, среди франков было не больше десятка рыцарей, а все остальные были простые солдаты пехоты, тем не менее, и пехота франков драться умела. Но Годослав драться ни с кем не собирался. Остановив свой отряд жестом, князь в одиночества поехал к возглавлявшим строй франков рыцарям. Возможно, это было неосторожно со стороны князя бодричей. Только один волхв Ставр, отстав на два лошадиных корпуса, двинулся следом, держа свой длинный и тяжелый посох поперек седла, но всегда готовый перехватить его, как копье, что он выполнял многократно, и посох этот был не менее опасен, чем рыцарское копье. А стрелец Барабаш вытащил из седельного тула сразу четыре стрелы, и заложил их между пальцами левой руки, одновременно приготовив лук. Лют вложил тяжелый камень в кожаный расширитель своей пращи, и держал правую руку чуть-чуть за спиной. Далимил поигрывал своим бичом, хотя с берега достать им ни одного франка, конечно, не мог, но конь плеточника нетерпеливо перебирал копытами, готовый сорваться в быстрый бег, и сократить дистанцию. А знающие Далимила люди говорили, что он ударом плетки рыцаря из седла выбивает. И княжеские стражники нервно перебирали своими бердышами, и держали поводья коней в натяжении, готовые пустить коней вскачь на выручку своему князю, если такое понадобится. Напряжение с отряде бодричей, конечно, присутствовало. Но решимости испытанным воинам было не занимать. Один тысяцкий князь Куденя не взялся за оружие, но кусал свои усы, понимая, что ему уже едва ли легко будет пробиться в Старгород к своему князю.