Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй - Сергей Самаров

– Кто вы такие, что напали на посольство хазарского кагана[59]?

– А что это за посольство такое, что грабит обозы торговых людей?

– Они сами на нас напали. Мы подъехали, чтобы спросить правильную дорогу! А на нас напали. Мы вынуждены были защищаться.

– Он лжет, воевода, – высоким голосом с легким подмороженным подвизгом возмущенно сказал стоящий рядом хозяин саней, которые только что перевернули, и поставили на подбитые металлической полосой полозья. И тут же лошади путы разрезали, позволив ей на ноги встать. Сильно разгоряченной после стремительного бега лошади опасно на снегу лежать. – Они подскакали к нам уже с опущенными копьями, с угрозой, и про дорогу даже не спрашивали, сначала спросили, не словене ли мы, когда мы ответили, что мы русы, передние дали знак задним, которые еще на скорости скакали, и те ударили в копья. С разу свалили несколько человек. Хорошо, что охрана у нас не робкая. Отбились от первого отряда, а когда к нам погнали остальные, мы попытались оторваться! А тут и с вами встретились…

– Слышал? – спросил воевода у хозарина.

Тот промолчал, презрительно скривив лицо.

– Кто тут у вас главный? Давайте его сюда. А ты толмачом будешь… – воевода плоскостью своего копья легонько ударил по голове связанного хозяина, объясняя, кто именно будет толмачом. – Где ты научился так по нашему разговаривать?

Хозарин позвал кого-то, и снова повернулся к воеводе.

– Я живу в Славене, и служу у жены княжича Вадимира, сына Буривоя. А ты скоро ответишь и за то, что напал на посольство, и за то, что по голове меня ударил, тоже ответишь.

– Я разве ударил? – с улыбкой удивился Славер. – Я тебя только погладил. Если бы я тебя ударил, ты бы сейчас под санями валялся, и полозья по тебе проехали бы. В одну, потом, по моей просьбе, в другую сторону. И проедут, если так же настойчиво просить будешь. Только я вот что в толк никак не возьму, если ты в Славене живешь, зачем тебе дорогу спрашивать? Или память морозцем прихватило?

Толмач на вопрос не ответил. Он попросту завелся от злобы, понимая свое бессилие, и не мог эту природную злобу в себе обуздать, не мог управлять ею. Слишком уж трудно было с этим бессилием смириться, потому что он только что вот, может быть, меньше часа назад, чувствовал себя сильным и влиятельным среди таких же, как он, вооруженных хозар. Чувствовал в себе право решать чужие судьбы. А теперь за свою ручаться не мог. За что можно ручаться, когда локти до боли стянуты веревкой, и прижаты к спине. Более того, а сзади притянут к нему точно такой же пленник со связанными локтями. И потому говорил толмач зло, со змеиным шипением:

– Ой, хорошо будет, если ты со своими привычками все же доживешь до весны. Тогда Велибора уже будет княгиней, и начнет править словенами так, как они того заслужили. Тогда увидишь, что с твоим городом станет, когда его обложат с двух сторон, и с полудня, и с полуночи, и ни минуты покоя давать не будут, осыпая горящими стрелами. А когда город сдастся, тебя специально искать будут. И обязательно найдут, обещаю. Если не боишься, скажи свое имя, храбрый воин! Чтобы люди знали, кого искать, и попусту время не теряли.

– Я не боюсь, – Славер, в самом деле, никогда не боялся угроз, и отвечал честно и простодушно. – А имя мое легко запомнить. Его в ближайшие дни словене часто повторять будут. Я воевода Славен. Тот самый, запомни это, который только прошлой ночью сжег твой дом вместе с городом. И никогда твоя Велибора уже не будет править Славеном, никогда не станет его княгиней, потому что сам княжич Вадимир вместе со своим отцом отправился в погребальный костер. И Гостомысл не вернется из далекой поездки, чтобы стать князем, и покровительствовать своей родственнице. Он сейчас умирает в той самой далекой стране, куда отправился за помощью. А Славеном, запомни, будет править князь Русы Здравень. И хозар в свои города Здравень пускать запретит. Даже торговых людей. Потому что от них всегда один урон. Здравень свою выгоду знает, будь уверен. К нему на поклон и на правеж я сейчас отправлю и тебя, и все посольство кагана. Жалко, самого кагана с вами не было. Но вот сделаю свои дела на Буяне, куда отправляюсь, и направлю свой полк в ваши земли, чтобы с каганом пообщаться. Тогда посмотрим, как вы петь будете. Я ваши города обкладывать войском не буду. Я их просто снесу. И данью я вас облагать не буду. Я просто уничтожу вашу армию, и вас всех в Византию в рабство продам. Князь Войномир даст мне для такого доброго дела еще несколько полков. Этого, думаю, хватит, чтобы навсегда отучить вас ходить в наши края. И с войском, и даже с посольством. А то, берегитесь, и сам Войномир надумает на вас ополчиться. Тогда берегитесь… Этот что ли ваш посол?

Важно ступая, от последнего возка двигался знатный хозарин в шубе, расшитой золотом. Был он низкоросл, кривоног, толст, и имел смешную жиденькую и длинную вьющуюся бороденку. Что-то спросил утолмача. Тот, после услышанного известия о сожженном Славене, с ужасом в глазах притих, и поник головой. И быстро стал что-то объяснять важному хозарину. Потом и тот что-то сам спросил. Толмач стал переводить:

– Всевысокий посол…

– Да, он очень высок ростом-то, – засмеялся воевода. – Продолжай.

– Всевысокий посол хочет, чтобы ты рассказал подробно, что случилось со Славеном, князем Буривоем и княжичем Вадимиром, и с княжной Велиборой.

– А кто он такой, чтобы меня спрашивать? – вдруг возмутился воевода. Ему очень не понравилась брезгливо оттопыренная нижняя губа посла, и его показная важность. – Эй, там! Волынец! А почему не весь этот сброд связали. Вязать всех, и в сани обоза валить, а не в возки. И в Русу их. К Здравеню отправить. На правеж… Кто тут обозный[60] у вас?

Последний вопрос относился к торговым людям. Славер, кажется, осерчал от слов хозарина, и даже голос его зазвучал грозно и сердито.

– Я – обозный, – солидно сказал хозяин перевернутых недавно саней. Напускная солидность при высоком голосе казалась забавной, но Славер не обращал на это внимания.

– Понял, что я сказал? И передай Здравеню, что неспроста этот вот слуга Велиборы говорил про весну. Пусть весной ждут нашествия хозар. Вместе со словенами пусть готовятся. Словенские полки пусть составят и вооружат, и на границу их, в сторону Мурома. А с этими… Чтобы говорил яснее, можете этого слугу Велиборы слегка поджарить. На кострах все они разговорчивыми становятся. Или в кипящий рассол носом обмакнуть[61]. Это тоже приятно… А нам некогда. Сваливайте всех их в сани, возки их я тебе, обозный, дарю. И коней тоже. Хозар, что в живых остались, можешь в рабы продать. Мне не жалко.

– Я их не захватывал, воевода. Как я могу продавать, что мне не принадлежит?

– Я захватывал. Мой полк захватил, и тебе дарит. Нам не до них. У нас путь впереди длинный. Только с десяток щитов хозарских возьмем с собой. Покажу я их князю Войномиру. Такой щит против копья, я заметил, хорош.

Воевода знал, что князь Войномир всегда старается перенимать лучшее у любого противника. И много старых фолиантов читает на разных языках Там тоже выискивает забытые со старины методы ведения войны и разное оружие, которое может пригодиться…

Дальше путь лежал по утоптанной и укатанной дороге, по которой скакали в высоком темпе, хотя и не гоня лошадей излишне, растянутой узкой колонной, поскольку дорога не позволяла двигаться иначе. Славер не любил, когда его полк сильно растягивался – это опасно, когда любой недруг со своими силами сможет разорвать полк на несколько ослабленных частей, и уничтожать их по отдельности. Правда, в этих местах неприятеля не было, впереди стояла только небольшая сигнальная крепостица словен, которая еще и не знала, наверное, об участи своей столицы. Тем не менее, растянутый строй воеводу беспокоил. Но здесь никак не получалось построить полк не то что в три колонны, а даже в две. И без того, когда навстречу попался небольшой обоз торговых людей из Славена, тоже сопровождаемый наемными варягами, сотням пришлось даже строй нарушить, и прижаться к одному краю, чтобы пропустить обоз.

Сам воевода Славер ехал в сотне Волынца, которую он поставил ведущей. Такое место для себя воевода выбрал, желая лучше присмотреться к молодому сотнику, своему выдвиженцу, узнать его ближе, хотя к другим сотникам воевода никогда так не присматривался. Других сотников он, конечно, изучал в боевой обстановке, когда перед сечей обсуждался общий план, и каждой сотне ставилась собственная задача. Все сотники были разными. Одни просто молча выслушивали, что им предстояло сделать, молча же кивали, и, в меру своих сил, выполняли. А меру этих сил обязательно необходимо было знать воеводе. Другие задавали вопросы, предвидя осложнения, которые могли бы возникнуть. И вместе с воеводой решали, как лучше поступить в той или иной ситуации. Третьи даже сами что-то предлагали, выискивая моменты, когда они со своей сотней могли бы быть наиболее полезны. Сколько людей, столько и характеров. Были сотники легкие характером. Их почти на верную смерть посылаешь, а они улыбаются, и с легкостью берутся за дело. Иногда делают, то, что сделать было невозможно. Иногда не осиливают. Были вдумчивые, умеющие понять, для чего что-то следует сделать, и понимающие, как это сделать лучше. Если не понимали, то советовались. Были и просто рубаки, которые всегда в бой рвались. К какой категории сотников относился Волынец – пока сказать было трудно. Однако Славеру как-то придется объяснять князю Войномиру, почему он выбрал именно Волынца, а не какого-нибудь опытного, многократно проверенного в деле десятника, как поступал обычно при назначении сам Войномир. Князь обязательно это спросит. И ему необходимо будет ответить. А что ответить, если в настоящем большом деле Волынца воевода еще и не видел. Каков он? Как быстро принимает решения, и какие решения? Как сотней руководит, как слушаются его? Это все вопросы, на которые нужно ответ не услышать, а увидеть. Но все это должны были показать события, в которых полку предстояло участвовать. А там, куда князь Войномир созывает полки, никому не придется подолгу сидеть без дела, и чистить меч, чтобы он не заржавел от бездействия. Это Славер хорошо знал, поскольку начал воспитывать князя с пяти лет, как только тот перешел с женской половины дома в мужскую. Правда, княгиня Вукослава, мать Войномира и родная старшая сестра князя бодричей Годослава часто вмешивалась в воспитание сына, и, помимо тех обычных военных наук, которые старался дать молодому княжичу тогда еще молодой воевода Славер, желала научить сына еще многим доступным ей, но недоступным Славеру премудростям, для чего выписывала из других стран учителей, в том числе, и с помощью своего младшего брата Годослава. В итоге Войномир вырос не только и не просто воином, но человеком грамотным и развитым, каких было мало среди князей не только в Русе, но и в ближайшем к Русе Славене. Может быть все это, совмещенное с тем, чему воспитатель-воевода Войномира научил, и сделало из князя такого молодого, но уже известного и удачливого водителя полков.