Таинства любви (новеллы и беседы о любви) - Петр Киле

Был свежий, словно бы с легким морозцем день начала апреля. Небо над Невским проспектом, над Казанским собором чисто, лишь местами повисли белые клочки исчезающих облаков, и странно было, когда время от времени начинал откуда-то идти снег… На остановке у Казанского собора Саня Букин посматривал на молодую женщину с серьезным и грустным выражением лица. Если бы очки, он бы сразу в ней признал Галку, разумеется, повзрослевшую и несомненно похорошевшую, одетую в модного покроя и цвета демисезонное пальто, в сапожках, чуть сношенных, но как раз по ноге, легких, изящных. На голове мужская меховая шапка. Одета неброско, но обдуманно и прилично, без вызова и деловитости, что обнаруживают баснословно дорогие дубленки и кожаные пальто.

Саня все больше и больше убеждался, что перед ним стоит не кто иная, как Галка, Галина Сергеевна, или как там ее по батюшке. Он радовался про себя тому, как в лучшему изменилась Галка, обрела стать и красоту молодой, несомненно замужней, интеллигентной женщины, матери, может быть, не одного, а двух или трех детей, и самая озабоченность матери и жены отдает в ней той грустью, на что он прежде всего обратил внимание и что идет к ней.

Она, конечно, заметила его взгляды, но никак не отреагировала, то есть раза два взглянула на него без тени улыбки и узнавания. Она вполне могла и не узнать его. Но почему-то ему казалось, что она тоже и даже, может быть, первая, узнала его, а показать не хочет, и тому могут быть причины. Разве они так уж хорошо знали друг друга, чтобы при случайной встрече поспешить возобновить знакомство? Если отношения между ними не сложились тогда, когда они оба были молоды и свободны, что же может быть теперь? Да и она явно не просто грустна и задумчива, а озабочена чем-то и расстроена настолько, что избегает ненужных встреч.

Пришел переполненный автобус. Она спокойно пропустила его и посмотрела на молодого человека: мол, и вы не уехали, - и тут нечто вроде улыбки промелькнуло в ее милых, знакомых, теперь таких женских глазах, - она чуть прищурилась.

- Галка! – произнес неожиданно для самого себя Саня Букин.

Удивление и какая-то мука отразились на ее грустном и серьезном лице.

- Вы? – спросила она.

- Букин. Александр Букин, - заговорил он с какими-то новыми для него самого интонациями в голосе. – Вы могли меня и забыть. Не мудрено, сколько лет прошло с тех пор, как мы с вами… в “Художественном”… Вы могли меня забыть, а я помнил! Это странно, не правда ли? Я помнил о вас, и хотя вы изменились совершенно… настолько… к лучшему, что и ожидать нельзя было…

Молодая женщина наконец чуть улыбнулась и отошла от толпы на остановке – к дорожке сквера перед Казанским собором.

- Галка? – переспросила женщина, и глаза ее наполнились слезами.

- Что с вами? У вас несчастье? И на остановке вы стояли такая грустная, прямо жалко.

- Нет, ничего. Так, я вспомнила вас, - улыбнулась она, смахнув слезинки с лица.

- Вы спешите? Может быть, где-нибудь посидим, перекусим, кстати, - предложил Саня Букин. – Столько лет не виделись!

- Да. Ну кто вы, что вы? Помнится, вы мечтали стать кем-то там?

- Эх, Галка! – вздохнул и махнул рукой Саня.

- Что так? – с сочувствием заглянула она в его глаза. – Впрочем, и я мечтала… Вы не курите? Дома я не курю, но сейчас я бы закурила, - прервала она себя на полуслове.

Он достал пачку сигарет, и они, стоя на виду прохожих на Невском, закурили. И снова откуда-то пошел снег.

- Галка, - говорил Саня с оживлением, для него довольно-таки редким, - вот ты закурила, я тебя все больше и больше узнаю… Хотя, надо сказать прямо, тогда ты была все равно что гадкий утенок, а нынче…

- Гадкий утенок! – грустно воскликнула молодая женщина. – Бедная Галка!

- Почему же бедная? Если вы…

Он не находил слов для выражения своего восторга, женщина чуть улыбнулась и заторопилась:

- Я все-таки поеду. Мне пора.

- Я провожу вас.

- Нет, нет!

- Но мы встретимся, Галка?! – вскричал Саня, устремляясь за нею с отчаянием и тоской, удивившей женщину. Она обернулась к нему с изумлением и, как бы успокаивая, коснулась его руки.

- Если хочешь, - сказала она. – Только я найду тебя сама.

Он поспешно написал на листке из записной книжки номер своего телефона и отдал ей.

- Галка! Непременно позвони. Я буду ждать!

- Да, хорошо! – И она протиснулась в автобус. И сразу ее заслонили, затолкали. Саня чуть не взвыл и пожалел, что послушался ее и не отправился ее провожать. Обычно спокойный и несколько меланхолично настроенный, Саня подпрыгнул на месте, махнул рукой, очевидно, в досаде на себя и зашагал куда глаза глядят.

Весь день ему казалось, что в жизни его что-то переменилось к лучшему, что-то очень хорошее произошло… Поздно вечером он добрался до дому, уже буднично настроенный, и Галка отодвинулась куда-то далеко. Конечно, она замужем, дети, наверное, муж из интеллигентов, иначе бы Галка не переменилась к лучшему настолько, что ее просто не узнать, - небо и земля… В семье своей она вполне счастлива, а то, что была грустна или тихо серьезна, - это от усталости, а может быть, от сознания счастья, когда человек не впадает в самодовольство и снобизм.

Саня включил приемник и сел за стол почитать на сон грядущий. Как человек думающий, горячо, хотя и подспудно, переживающий многие события и явления жизни, он засыпал плохо. За столом, над книгой, правда, он мог и вздремнуть, но в постели сон отлетал… И вот буквы замелькали то ярче, то слабее, будто водил он перед глазами лупой, как вдруг зазвонил телефон.

- Алло! Алло! – Женский голос просил и требовал его как можно скорее отозваться.

- Галка! – узнал он.

- Это я, - отвечала она. – Что ты делаешь? Ты один? А голоса?

- Минутку. – Он выключил приемник.

- Я звоню из автомата, - заторопилась она.

- Откуда?

- У метро “Площадь Восстания”.

- А где ты вообще живешь?

- Вообще далеко.

- Я сейчас к тебе подъеду.

- Разве ты так близко?

Он сказал где.

- Сиди, - рассмеялась она. – Я сама подъеду. Не удивляйся. Я все тебе объясню.

Она подъехала на такси. Он встретил ее на улице и привел к себе. При ней, когда они встретились на Невском, кажется, ничего не было. Теперь – сумка и модный матерчатый баул.

- Ты куда это собралась на ночь глядя? – спросил Саня.

- В командировку, - рассмеялась она.

Расспрашивать в его положении было неудобно, а Галка не пускалась в объяснения, присматриваясь к нему.

- Ты живешь один. Как хорошо! Ух, совсем забегалась.

- Кофе? Чай?

- Ах да! Ведь я ничего не ела с того часа, как мы расстались на Невском…

- Так идем на кухню. Сообразим что-нибудь.

- Сообразим? – рассмеялась она.

На ней было нарядное, светло-серое платье, в котором она выглядела и стройнее, и женственнее, чем прежде, однако с той же молодой силой, столь памятной для него.

- По правде, я бы не отказалась выпить немножко вина. Найдется?

Нашлись и вино, и кое-какая еда. Гостья, несомненно таящая в себе какое-то несчастье, повеселела, оказалась настоящей красавицей, молодой и яркой.

- Ох! – говорил Саня, ударяя себя по лбу. – Уж не снится ли это мне?

- Я совсем не пью и вот опьянела, смотри-ка!

Саня уже начал между тем побаиваться, что это отчаянное веселье кончится слезами, истерикой, к чему он был совершенно непривычен. Но она точно забыла все беды, если они и были… Говорила о Фолкнере, о Михаиле Булгакове (“Мастер и Маргарита”), авторах столь же трудных, как и модных, читала даже стихи наизусть… Казалось уже невероятным, что это Галка. Она и не она, скорее всего не она.

- Галка, можно у тебя спросить?

- По секрету?

- Да.

А она вдруг произносила:

Что ж делать?.. Речью неискуснойЗанять ваш ум мне не дано…Все это было бы смешно,Когда бы не было так грустно…

- Послушай, ты Галка?

- А кто же я? Не знаешь? Я, может статься, привидение. Нынче снова поветрие на чудеса.

- Привидения не бывают столь прекрасны, как ты. Ты и не греза моя, это я знаю точно.

- Хочется мне произнести сейчас одну из “Молитв” Лермонтова. Знаешь, какую?

Я, матерь божия, ныне с молитвоюПред твоим образом, ярким сиянием,Не о спасении, не перед битвою,Не с благодарностью иль покаянием,

Не за свою молю душу пустынную,За душу странника в свете безродного;Но я вручить хочу деву невиннуюТеплой заступнице мира холодного…

Она буквально молилась, со слезами на глазах.

Тут он встал из-за стола и, подойдя  к гостье, опустился на колени.

- Дай и мне произнести стих из Лермонтова, - сказал он.