Таинства любви (новеллы и беседы о любви) - Петр Киле

В десятом часу Саня и Олег добрались до Краснопутиловской. Сергей в майке и джинсах на босу ногу хозяйничал на кухне, что-то стирал в ванне, то и дело вытирая руки полотенцем, подходил к телевизору и затягивался, доставая горящие сигареты из самых неожиданных мест… И все это он продолжал проделывать, встретив сына с веселой снисходительностью, смысл которой Саня отлично понял, ведь он не выполнил ни одного поручения, но вины не чувствовал, потому что дело затеял он нешуточное.

За Саней показался Олег, и Сергей вовсе обрадовался:

- Олег! Молодец, что выбрался к нам наконец. Откуда вы?

Саня знал, что его слова ошеломят папу.

- Мы были у мамы, - сказал он с легким вздохом, словно все случилось не по его воле.

- Как! И дядя Олег?!

- Да. Мама нас пригласила на ужин. Ты же знаешь, как мама умеет готовить.

- Ничего подобного, - возразил отец. – Ничего подобного! Я помню, как она варила борщи, - бухает туда, что попало под руку, не глядя, и даже не попробует. А мясо и рыбу мне всегда самому приходилось разделывать и жарить.

- Нет, мама, теперь великая мастерица на все руки. Дядя Олег, ведь это правда?

- О чем речь!

- Впрочем, - отступил Сергей, - за десять лет… Жизнь всему научит.

- А уж я не говорю о том, как мама квартиру свою отделала. Прямо все сияет!

- Что, лучше, чем наша? – Сергей Павлович уделял квартире немало сил и времени, но поскольку ремонтом занимался он сам и почти никогда не доводил его до конца, конечно, никакого сравнения не могло быть.

Саня ушел к себе почитать и готовиться ко сну.

- Ты когда последний раз видел Людмилу Ефимовну? – спросил Олег.

- Люську? Да весной. Не этого, а прошлого года, когда она вышла было замуж и важничала. Хочешь пива?

- Давай. Я тоже тогда ее видел, - рассмеялся Олег. Он был на голову выше своего брата и посматривал на него свысока. Оба стояли у стола. Однако старший брат тоже, как привык с детства, поглядывал на Олега свысока, хотя и снизу вверх. – А сегодня я ее не узнал. Она решительно помолодела лет на десять! А красива была она всегда.

- Красива? Гм, - усомнился бывший муж. – На личико – да. Бюст – хоть куда. А фигурой не вышла, то есть никогда не умела одеваться, все у нее выпирало… Баба и баба. А бабы мне быстро надоедают.

- Нет, она решительно сбавила вес и теперь тонка, подвижна, как в восемнадцать лет, когда ты впервые свел нас.

- Что, она понравилась тебе тогда? – с мечтательным видом спросил Сергей.

- Конечно! Но именно как твоя жена. Вы уже тогда чем-то были похожи друг на друга.

- И ты ей тогда приглянулся. Помню, она чуть не расплакалась с досады, что поспешила выйти за меня, когда у меня есть такой брат. Уверяла, что никогда бы за меня не пошла, если бы познакомилась с тобой чуть раньше. Не в том дело, разумеется, что она в тебя влюбилась или могла бы полюбить, нет. Рядом с тобой я всегда проигрывал в одних глазах и выигрывал – в других. Когда меня предпочитают, мне, конечно, приятно, будем откровенны. Но когда отдают предпочтение тебе, это всегда для меня было хорошим знаком – моментом истины, так сказать…

- Это я знаю. – Олег допил стакан и опустил его на стол. – Я хочу сказать о Людмиле Ефимовне. Знаешь, она в высшей степени талантливая личность. Это есть и в тебе. Но в ней – это сила, блеск, красота, жизнь!

Сергей удивленно вскинул голову.

- Ага! – проговорил он. – Ну и ну! Значит, она принялась за тебя. Ну нет, этот номер у нее не пройдет.

Олег весело рассмеялся.

- Но почему? – возразил он. – У меня всегда было и есть к ней родственное чувство – то, чего, кстати, я почти не испытываю по отношению к тебе и совсем не знал по отношению к твоей второй жене. Странно, до чего эта несчастная женщина оказалась случайной в твоей жизни! А внесла бед и страданий – на всю жизнь.

- Может быть, ты прав, - неохотно согласился Сергей.

- Уже поздно. Мне пора.

- Саня, дядя Олег уходит.

Саня выглянул из своей комнаты и таинственно проговорил:

- Дядя Олег, не забудьте.

- А? Что такое? – насторожился Сергей Павлович.

- Ах, папа, все равно мне надо будет предупредить тебя. На субботу мама позвала нас на обед.

- Как? И меня?

- Нет, о тебе речи не было. Меня и дядю Олега.

- Мне от этого не легче! – Сергей Павлович шумно вздохнул и вспылил: - Черт! Что это она надумала? В субботу я вас к этой дурехе не пущу!

- Почему, папа? Или ты хочешь поехать с нами?

- Еще чего! Она и добивается, чтобы мир вертелся вокруг нее, чтобы мы плясали под ее дудку.

- Она хорошая, папа! – заявил Саня дрожащим от слез голосом. – Она добрая! Она хочет помогать всем. Она бы охотно помогала нам, если бы ты согласился на это. А что ты дуешься на нее, если сам первый бросил ее, да еще с малым ребенком на руках?

- Хватит! Я вижу, она уже успела забрать тебя в свои руки. Она хорошая, она добрая… А я негодяй и подлец…

Олег невольно рассмеялся и распрощался.

Он жил в старом доме, в небольшой коммунальной квартире, с соседями пенсионного возраста, продолжающими, впрочем, работать. В комнате его едва помещались старый диван у двери, шкаф и письменный стол у окна с видом (в отдалении, и то если привстать) на Литейный мост с “Авророй” в устье Большой Невки. Вся стена справа у входа была заставлена книгами – единственная роскошь и отрада одинокого отшельника, ибо, имея такое пристанище, весьма далекое от современных удобств, поневоле станешь им. Приятели не засиживаются, а какая-нибудь приятельница, нечаянно забежав к нему, чувствует себя так, как будто оказалась в его объятиях. Это, конечно, мило, но как можно жить здесь? Так, не обойденный вниманием молодых женщин, Олег Букин жил один, находя свое положение удобным для решительного движения вперед. Он был (по современным меркам) молодым ученым, настоящая карьера которого еще вся впереди.

Он вошел к себе, переоделся, расстелил постель и сел за стол собраться с мыслями. Людмила Ефимовна явилась его внутреннему взору, - в ее глазах, круглых, светло-карих, светилось живое, чистое влечение. Удивительная женщина! И она может одарить тебя счастьем и окружить заботой.

“Да, да! Я могу!” - улыбалась она тихо, словно сдерживая в себе любовь и страсть к созиданию, к жизнетворчеству, тем более сильную, что ее постоянно сбивали с пути истинного то обстоятельства, то мужчины.

“Я верю! – отвечал он ей. – Но беда в том, что ты была и останешься в моих глазах женой моего брата”.

“Соломенной вдовой, - проговорила она, ломая себе руки. – В том-то и драма моей жизни!”

Он выключил свет и растянулся в постели, но все равно разговаривал с Людмилой Ефимовной, закрывая глаза, то есть уже погружаясь в сон.

Братья виделись редко. Слишком самостоятельные и нетерпеливые в суждениях, они не искали опоры друг в друге, а если сходились, то, о чем бы между ними речь ни зашла, например о дрейфе материков, о битниках или “культурной революции” в Китае, все рождало непримиримые разногласия. Случалось, в горячке спора они вступали даже в драку, и один выставлял другого из своего дома. Правда, уже у дверей гнев сменялся то у одного, то у другого, а чаще у обоих смехом, и братья расходились, вполне отдавая должное друг другу, что на расстоянии уже ничем не омрачалось. Казалось, всегда и во всем они воплощали два начала. Если один был деятелен, другой – созерцателен, если один впадал в иронию и интеллектуализм в восприятии жизни, то другой лелеял в себе наив и природу, если один гордился своим знанием жизни, разумея под ним изнанку жизни, другой презрительно отворачивался от страстей человеческих и т.д. При том при всем все эти свойства были проявлениями не столько различий их характеров, в чем-то совпадающих и близких, сколько отражали как бы состояние мира, быстрые перемены в нем…

На следующий день вечером Сергей заехал в гараж, долго провозился с машиной, а наутро в ней выехал на работу. Зачем он это сделал, он вполне осознал к концу рабочего дня, когда поспешно подкатил к институту, в котором работала Людмила Ефимовна.

Он не вышел из машины. Опершись о руль, смотрел перед собой, не замечая яркого света и мельтешенья нарядной публики за ветровым стеклом. Он думал, нет, он чувствовал усталость и равнодушие. С годами все труднее становилось жить – чисто психологически, радостей никаких. А там – старость и смерть. Странно, зачем все это?

Вдруг его глаза различили свет, публику и знакомую, отчаянно знакомую головку с девичьей прической “конский хвост”. В светло-желтом, модной ткани, костюме, в самом деле молодая и красивая, черт ее дери! А он уже наполовину поседел и вообще выглядит старше своих лет. Людмила уходила одна. Она пересекла Невский, забежала в парфюмерный магазин и, выходя, направилась в сторону Гостиного. Теперь он мог, проезжая мимо, заметить ее и окликнуть: