Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

– Мистер Рис, пожалуйста, не могли бы вы меня подвезти? Заплывшие глазки покраснели от гнева. На секунду Энни показалось, что он хочет ее ударить.

Но Рис тут же пожал плечами, кисло ухмыльнулся и жестом показал на машину.

Пока такси направлялось на север, в Малхолланд, а потом к студии, Рис не произнес ни слова. Энни тоже молчала, молясь, чтобы он заговорил или хотя бы начал ее укорять, тогда она могла бы ответить, чтобы начать разговор.

Энни почти физически ощущала, как мучается с похмелья Рис, как не терпится ему начать работу, чтобы время шло быстрее и можно было поскорее отправиться выпить.

Жизнь этого человека была подобна туго натянутому канату, а всякое постороннее вмешательство мгновенно расстраивало неустойчивое равновесие.

– Простите, что побеспокоила вас, – наконец выдавила Энни.

Рис глядел мимо нее на проплывающие за окном холмы, будто девушки не существовало.

– Конечно, вам же понятно, – поспешно продолжала Энни, – что я ищу возможность поговорить с вами.

Рис по-прежнему молчал.

– Я недавно играла Сару в «Параболе» в труппе Тига Макиннеса, – сдержанно сказала Энни. – Какая прекрасная пьеса, мистер Рис! С тех пор я ни о чем другом думать не могу. Ваша Сара – такая многогранная натура и ее двойственность… Мне доставило истинную радость сыграть в «Параболе».

– Это было очень давно.

Наконец Рис заговорил. Это были первые слова, услышанные Энни от него со времени их встречи в доме Гарри Голда. Она на секунду замолчала, потом заставила себя продолжить.

– Но я считаю, ваше мастерство уж тогда было поразительным. Признаюсь, что раньше не была знакома с вашими работами, но теперь прочла все и искренне восхищаюсь.

Рис недобро взглянул на девушку.

– Вы не годитесь для нее, – сказал он. Энни была захвачена врасплох.

– Жаль, что вы так считаете, – ответила она. – Я сделала все от меня зависящее и критикам понравилась. Я в самом деле думала, что у нас с Сарой много общего. – И любовь к семье, и верность.

Рис покачал головой.

– Я имею в виду Лайну.

Губы его скривились в жестокой улыбке. Только сейчас Энни поняла, что он произнес имя Лайны. Все правильно, «Лиэна» – именно так должны были говорить жители маленького южного городка в «Полночном часе».

– Она – блондинка, – пояснил Рис, пристально и зло глядя на Энни. – Грудь гораздо больше. Сексуальнее.

И, пожав плечами, добавил:

– Зато у вас неплохие глаза. Заставьте вашего агента найти что-нибудь на телевидении. Триллер или детектив. Если повезет, может, сумеете получить роль героини в сериале.

Значит, он прочел ее мысли и раздавил, как назойливого комара. Объяснить что-либо не было никакой возможности.

– Простите, – выдавила она. – Водитель, остановитесь, пожалуйста. Я выйду здесь.

Они почти добрались до шоссе, где было полно машин. Придется добираться домой отсюда.

Рис попытался остановить ее. Такси подкатило к обочине. Энни схватилась за ручку дверцы и взглянула на Риса. Он уставился в какую-то точку над головой водителя.

– Простите, что отняла у вас столько времени. Но я и в самом деле считаю вас великим писателем.

Рис посмотрел на нее.

– Спасибо, – сухо ответил он. – Я обязательно буду пользоваться ремнем безопасности.

Он захлопнул дверцу. Машина отъехала. Значит, он с самого начала знал, кто такая Энни!

Проходили дни, и напряжение становилось все невыносимее. Каждый раз, когда Энни смотрелась в зеркало, она видела Лайну и думала о многих прекрасных актрисах, упустивших шанс сыграть роль, которая могла принести им славу, и только по той простой причине, что пьеса была написана, когда актриса была слишком молода или слишком стара, чтоб в ней играть. Не повезло!

Даже те, кто, как Энни, восхищался Элизабет Тейлор в фильме «Кто боится Вирджинию Вульф?», не могли не представлять себе, что могла бы сделать с этой ролью Бетт Дэвис, если бы картину снимали на пятнадцать лет раньше! Но теперь об этом можно было только размышлять с сожалением.

Насколько повезло актрисам, сумевшим поймать золотую птицу счастья и находившимся в расцвете таланта, когда появлялась роль, одна, настоящая, единственная в жизни. Как Джоан Вудворд в «Трех лицах Евы» или Вивьен Ли в «Унесенных ветром»…

Энни почти физически ощущала, как Лайна настойчиво требовала возродить ее к жизни: каждая кровинка в венах, каждая клеточка терзались желанием воплотиться в ней, стать плотью другой женщины – Лайны.

Потерять Лайну означает потерять часть души.

Она не откажется от сражения, не предприняв последней отчаянной попытки, иначе просто сойдет с ума.

Поздно вечером в среду, когда Рис, как знала Энни, ужинал дома, она отправилась в Бенедикт Каньон Драйв, поставила машину в тупике подальше от его дома и неслышно пробралась через густые заросли на веранду. Энни хотела заглянуть в окно перед тем, как набраться мужества и позвонить, но в этот момент услышала, как открылась входная дверь. Это экономка Риса, привлекательная испанка лет сорока пяти, уходила домой. Значит, Рис, скорее всего, остался один.

Энни осторожно пересекла веранду с задней стороны дома и приблизилась к окнам. Запах чапарраля и ночного жасмина смешивался с ароматом эвкалиптов, окружавших дом.

Как ни странно, в гостиной было темно. Но в это мгновение кто-то включил свет; Энни, испугавшись, отпрянула. Вытянув голову, она заметила Риса, сидевшего в складном кресле футах в пяти от нее, и тут же поняла, что раздвижные двери на веранду открыты. Должно быть, Рис не боялся ни москитов, ни комаров, позволяя им свободно летать по комнате. Теперь Энни не могла шевельнуться без того, чтобы не привлечь его внимания. Придется подождать, пока он не выйдет из комнаты.

Большой пивной стакан, наполненный бренди, таким крепким, что Энни даже с того места, где она находилась, чувствовала его запах, стоял на столе, рядом с Рисом. В руках его была скрипка, которую он тщательно настраивал. Положив под подбородок платок, Дэймон начал играть медленную, торжественную пьесу в стиле барокко. Хотя техника его игры была далека от совершенства, Рис, по-видимому, не раз исполнял этот отрывок, потому что смычок двигался по струнам уверенно и вдохновенно.

Виски на столе так и осталось нетронутым. Музыка, казалось, целиком поглотила Риса. Энни неподвижно стояла в тени, завороженная мелодией.

Мебель в просторной гостиной была старой и обшарпанной, но, очевидно, удобной. Перед диваном стоял огромный круглый журнальный стол, заваленный книгами, блокнотами, листами бумаги, пепельницами и странными предметами – там лежали зловеще-изогнутый меч для харакири, средневековая гаррота[6] с кожаными ручками, незнакомое устройство из бамбука, которое Энни посчитала орудием пытки, и уродливая каменная статуэтка бога плодородия с эрегированным членом почти такой же величины, как и само тело.