Жена самурая - Марина Крамер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришлось коротко пересказать ему, как мы с Никитой обнаружили на полу в коридоре чужую пуговицу.
– Надеюсь, хватило ума не трогать?
– Хватило ума не снимать перчатки и положить потом ее туда, где нашли, – буркнула я, мысленно благодаря Савву за подсказку – ведь это он тогда велел вернуть пуговицу на пол.
– Ну, и то уже хорошо. Подозреваю, что у юноши все-таки есть мозги, – пробормотал дядя Моня, имея в виду, разумеется, Никиту, который делал вид, что не слышит и не обращает внимания, занятый возней с перезаписью видео.
Я почувствовала, как меня отпускает напряжение, но из-за этого подкашиваются ноги. Прислонившись к стене, я пробормотала:
– Что-то нехорошо мне… может, в квартиру зайдем?
– Нет, Саня, – категорически заявил дядя Моня, – не зайдем. Надо сюда оперов вызывать и до их приезда не следить там, не затаптывать.
Это заявление похоронило все мои планы на горячую ванну, махровый халат и отдых под теплым одеялом.
– Ладно, – со вздохом отозвалась я, поднимаясь на ноги, – только пусть все-таки кто-то Ольгу в больницу отвезет.
– Да я… – запротестовала было Паршинцева, но я категорическим тоном перебила:
– Оля, я тебя прошу – в больницу! И будет лучше, если ты там переночуешь, а твоей маме я позвоню. Все, поезжай с Сережей – да, дядя Моня?
Разумеется, ни у дяди Мони, ни у Ольги больше не осталось аргументов для возражений, и Паршинцева, поддерживаемая под руку Сергеем, покинула подъезд. Мы же так и остались на площадке, и Никита расстелил для меня на ступеньках тот самый кусок шкуры, что валялся в багажнике машины, – не поленился, сбегал. Я села к стене и закрыла глаза. Огромное нервное напряжение, в котором я находилась все это время, стало отпускать, и тело постепенно выходило из-под контроля. Хотелось свернуться клубком прямо тут, на ступеньках, и уснуть. Но нужно было ждать милицию, звонить Ольгиной матери, своему отцу…
До утра мне так и не удалось сомкнуть глаз, хотя я просто падала от усталости. Хорошо еще, что Никита, как я ни старалась отправить его домой, не согласился и остался. Именно его заботливые руки вовремя приносили чашку свежего кофе и меняли наполнявшуюся окурками пепельницу, именно они укутывали меня пледом, едва только я начинала зябнуть из-за сквозняка – Карепанов, тоже серый от усталости, решительно распахнул окно, устроив в квартире ледниковый период. Он уже не смотрел на меня с ехидцей, никак не комментировал минимум мебели в квартире, где полно дорогого оружия. Наоборот, пару раз в его вопросах я различила интерес и постаралась ответить как можно точнее.
– Я смотрю, вы тоже разбираетесь? – кивнув на книгу, оставленную мной на тахте, спросил Карепанов.
– Я просто стараюсь разделять то, что интересует моего мужа, вот и все, – я пожала плечами и потянулась за чашкой.
– Умная позиция. Это что же – у самурайских жен так было принято?
– Это, в принципе, должно быть принято у любых жен.
– Забавная у вас философия, – хмыкнул он. – Сами дошли или муж подсказал?
– А вот скажите, Борис Евгеньевич, – задумчиво проговорила я, глядя в кофейную чашку, – разве вам бы не было приятно, если бы ваша жена, допустим, на рыбалку с вами ездила? Или чем вы там увлекаетесь?
Карепанов снова хмыкнул и зачем-то потер шею:
– А черт его знает, если честно… Но вот иной раз говорю – Ленка, айда на выходные за город, палатку там раскинем, костерок, то-се. А она – нет, Боря, я цивилизованно хочу выходные проводить, ты уж сам поезжай. Ну, плюнешь и один валишь. Вроде как и не случилось ничего – а внутри скребет. Наверное, вы правы.
Я промолчала. Возможно, в чем-то я тоже заблуждалась, совсем уж растворяясь в увлечении мужа, но с другой стороны – а для чего тогда людям жить вместе? Если тебе неинтересно то, что твоему любимому, – то о чем разговаривать? О еде, о ремонте? Не знаю… Мне всегда казалось, что семья – это когда все вместе, рядом, когда тяжело одному без другого, когда все пополам. Папа так всегда говорил.
Опера уехали около шести, и Карепанов намекнул, что, возможно, на днях дело Акелы закроют за отсутствием состава преступления.
– А в багажнике «мерина» нашли следы крови, кстати. И юноша наш сознался, что вывез труп этой… как ее… ну, любовницы своей, в общем, именно на своей машине. Но Паршинцева все равно молодец, толковая девка оказалась, – сказал он уже на пороге, – это ведь она мне версию про самурая подкинула, как только первые два трупа осмотрела. Я и не знал, что она тоже увлекается этим всем. Жалко, что она с судебки ушла – была бы хорошим экспертом.
– Может, еще будет, – вяло отозвалась я, мечтая только об одном – чтобы все ушли, а я смогла спокойно лечь спать. Даже информация об уликах в багажнике машины и о признании Михаила меня сейчас никак не бодрила.
Акелу выпустили из СИЗО через сутки. Все это время я безвылазно провела дома, лежа в постели под одеялом. Меня вдруг охватила такая апатия ко всему, что я отключила телефон и даже не побеспокоилась сообщить об этом папе. Мой родитель решил вопрос кардинально – отрядил Никиту, справедливо рассудив, что никому другому я не открою. Никитка ломился в дверь до тех пор, пока я не устала слушать трели звонка и не выбралась из-под одеяла, чтобы открыть.
– Вы что вытворяете опять? – укоризненно спросил телохранитель, входя в квартиру и опуская на пол два объемистых пакета из супермаркета. – Ефим Иосифович рвет и мечет, между прочим.
– Да и пусть… – отмахнулась я, выуживая из пакета пачку сигарет. – Я так вымоталась за эти дни…
– Завтра Акелу отпустят, – как бы между делом сообщил Никита, унося пакеты в кухню, и я сразу пришла в возбужденное состояние.
– Да?! А чего ты молчал?!
– А как вам сказать, когда телефон отключен? – отбрил телохранитель. – Мы с утра уже знали, вот отец и начал вам звонить.
Черт… я узнала такую новость последней! Ну что за привычка…
– Никита, Никита, расскажи! – вцепившись в его рукав и даже забыв, что хотела курить, взмолилась я. – Расскажи, кто звонил, что сказал, во сколько его отпустят?
– Да погодите вы с вопросами! – отбивался Никита, пытаясь одновременно еще и продукты из пакета на стол выгрузить. – Вы ж явно не ели еще ничего, мне Ефим Иосифович так и сказал – езжай, мол, голодная ведь сидит, ни за что в магазин не выйдет, раз одна осталась.
Издав стон, я отстала – прекрасно знала, что Никита сперва исполнит роль кухарки, а уж потом будет рассказывать, и мне никак не удастся его уговорить сменить очередность действий.
Прикурив сигарету, я забралась с пепельницей на тахту и подумала, что сегодня в последний раз позволяю себе подобную вольность, а уже завтра буду, как паинька, курить в кухне, открыв окно. Не скажу, что эта мысль меня расстроила…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});